— Хочу дать тебе с собой оберег.

— Ведьме? Оберег? — наморщила я лоб и засмеялась: — В каком же это уложении ведьмам обереги положены?

— Ну так и ты еще недо… — начал было леший, но только рукой махнул. Достал из-за пазухи тряпицу, развернул аккуратно, а там половинка хлебушка черного.

Я сглотнула набежавшую слюну. Подумала и кивнула. От такого оберега ни одна ведьма еще не отказывалась. И я не буду первой.

— Подожди, сейчас превратимся, а потом отдашь!

— Я эту краюху у Овинника нашего выпросил, ты уж будь хорошей ведьмой, поклонись ему потом со всем уважением.

— Тоже мне, нашел хорошую, — обиделась я, снимая через голову сарафан, оставаясь в одной рубахе. — И Овинник ваш этот… — оборвала себя на полуслове, не хотела лешего обижать.

Бурьян покряхтел: знал он, что овинники — охальники, наглецы и потаскуны. И куда только маги смотрят, распустили их совсем! Вот мы, ведьмы, хоть и злые, вредные, а такого непотребства, что эта нечисть себе позволяет, все одно не терпим! Это ж где видано, чтоб девки по собственному желанию им под мохнатую лапу голые ягодицы подставляли! А они, дескать, решали, какая из них замуж пойдет. Я фыркнула. Хотя вот за одно это надувательство, которое в некоторых деревнях до сих пор практикуют, я овинников даже немножко уважаю: так долго народ дурить — это талант! Но лучше б они спокойно сидели в своих сараях и зерно сторожили, как положено.

— Ладно, пойдем, — вздохнула я, кружку с зельем со стола взяла и открыла дверь на улицу, замерев на пороге.

— Ого, — выразил нашу общую мысль леший, глядя на воздушное белое облако, притулившееся к ступенькам крыльца.

— Ты зачем платье свадебное нацепила, дурища? — спросила я, спускаясь к русалке, и пальцами прищелкнула, голос ей возвращая.

— Так… традиция, — просипела русалка, откашливаясь. — Мы в люди идем, а русалкам нельзя без платья, пояса вот специально нет! Чтобы, значит, как по закону положено, расхристанная! Венок только… — она махнула рукой в сторону леса.

— Чего венок? — спросил леший.

— Потеряла по пути… — расстроилась русалка.

— Ни в какие люди мы не идем, — оборвала я ее. — Мы в кикиморы идем, а они свадебные платья не очень уважают. Снимай!

— Госпожа ведьма, может, все-таки в платье, а? — попросила русалка. — Оно и спрячет, ежели что, и защитит от волка дикого, от ворона глазастого…

— Не беси меня! — начала я выходить из себя. Как захочешь с русалками дела иметь, так сразу и вспомнишь, за что мы, ведьмы, их терпеть не можем. — Ворона она испугалась! Тебя в этом платье только слепой в лесу не увидит.

Русалка что-то бубнила себе под нос, стаскивая с себя ворох белой материи. И где только они такое неказистое нашли? Ни фасона, ни посадки. Будет время, напишу в город, закажу им что-то поновее…

— Сама-то ведьма, чего ей бояться, — донеслось до меня из этой кучи у крыльца. — А ежели меня волк какой прихватит?..

Я закатила глаза, снова прищелкивая пальцами. Достала, как есть достала!

Леший только вздыхал за спиной. Признаться, я уже сама расхотела на болото идти. С такой-то помощницей.

— Все, — топнула я, чтоб себя взбодрить, и подошла к снова немой, а оттого грустной русалке без платья. — Пей! Два глотка хватит.

Поднесла к ее губам кружку, наклонила и проследила, чтоб точно выпила. Потом рубахой края чаши обтерла и сама отпила: горьковато получилось, надо было еще барбариса туда… И только потом вспомнила, что хотела сначала дождаться, как на русалку зелье подействует. Ох ты ж!

Испугаться я не успела, на моих глазах русалка начала стремительно в размерах уменьшаться, хвост ее раздваивался, превращаясь в две толстые коряги, руки истончались, становясь древесными прутами, лицо начало вытягиваться, а нос расти.

— Вроде норма-а-а-а… — начала я, и сама упала на землю. Успела только порадоваться, что аконит тот самый был! А встала уже кикиморой. Покачалась на ногах неустойчивых, повернулась к лешему и просипела:

— Ну как?

Он оглядел нас, обошел со всех сторон и кивнул:

— Похожи! Даже я обмана не чую, и пахнет от вас нежитью болотной.

— Во-от! — подняла я крючковатый палец. — А ты боялся!

— Я и сейчас боюсь, — ответил леший.

Помощница моя так и сидела на земле, недоуменно руки свои разглядывая. И, кажется, собиралась плакать.

— Так! — я снова щелкнула пальцами. — Ты хоть скажи, как тебя зовут, болезная?

— Арвила я, — прошептала русалка. — Ой, какая я стра-а-ашная!

И все-таки заревела, руками-сучьями лицо закрыла.

— Не такая и страшная, — я попробовала походить из стороны в сторону, получалось пока не очень, но мы, ведьмы, очень упертые и старательные, поэтому с каждым шагом становилось все лучше и лучше. — Да не переживай, ты и до этого не очень была.

Русалка взвыла.

— Арвила, ты водяного вашего выручить хочешь? — решила я надавить на русалочью совесть, которой отродясь у них не водится.

— Хочу, — простонала она. — Только он меня увидит и разлю-ю-юбит!

— Этот может, — подтвердил леший. — Наш водяной до красивых девок уж больно охоч.

Русалка заплакала по новой, правда, уже тише. А я села на ступеньку, к лешему поворачиваясь:

— Так, может, ну его, водяного этого? Я напишу в Ковен, попрошу нового, маленького… Сами его тут воспитаете.

Русалка вскинулась, глазами маленькими сверкая:

— Нет! Мы нашего спасать пойдем!

Я только плечами пожала — мое дело предложить.

— Тогда пошли.

— Погодь, — сказал мне Бурьян и в дом зашел, а потом вынес кошель поясной, застегнул на мне ремень и краюху хлеба обережного туда припрятал. — Теперь идите. Если что, я на границе ждать вас буду. Чем смогу, помогу!

Глава 4

Русалка подобралась, будто и вправду в бой собралась, и пошла впереди меня, ногами-сучьями за все подряд цепляясь. Ходить на этаких палках было совершенно невозможно, но мы старались. До границы болот добрались, даже полуночи еще не было. Зато луна вышла — любо-дорого посмотреть, и захочешь спрятаться — не выйдет. Я уже только рукой махнула: не возвращаться же из-за этого.

— Подожди, — шикнула на Арвилу, которая бодро перелезала через корягу. — Тут подумать надо, как границу пересечь. Вдруг не получится? Главное шума не наделать.

— А? — повернулась ко мне русалка, да, видимо, следить за ногами перестала, они у нее друг с другом перепутались, и полетела она сразу в болото. Какие ей там границы? Оп, и сразу на месте.

— Дурища, как есть дурища! — закатила я глаза. — Ну хоть одно хорошо, теперь и я могу, не боясь…

И только я вступила на территорию болот, как в бок мне уткнулось что-то жесткое, а пространство вокруг подернулось дымкой, и выступила из тумана четверка стражниц с копьями наперевес. У меня аж глаз задергался. Где это видано, чтобы кикиморы додумались охрану выставить? У них же в мозгу три извилины!

— Вы откуда? — грозно спросила одна из них, шлем поправляя. Он на деревянной голове держаться не хотел, все время на глаза съезжал. — С Гореловой топи или с Северной пустоши?

— С Гореловой топи, — выпалила русалка, не задумываясь, а я глаза прикрыла, до десяти считая. Убивать ее потом буду. Долго. Мучительно…

— А-а-а… — ответила старшая из отряда. — А мы ждали из Северной пустоши. Это вам кто про общий сбор сказал?

— Гонец наш? — добавила другая.

— Ага, — ответила уже я. Удобно с кикиморами на их вопросы отвечать. Все-таки зря я сомневалась, в мозгах у них ничегошеньки не поменялось.

— Ну хорошо, что наш гонец! Наконец-то! Уже скучно стало, каждую полную луну одно и то же, а так хоть поболтать можно, новости узнать. — Опустила копье та, что в меня острием тыкала. — Нам ведь запрещено на территорию посторонних пускать и самим выходить нельзя. Тут, конечно, границу магия охраняет, но все одно чужие могут проникнуть. Но вы ведь не чужие, вы свои!

— Ага. Свои, — я задумалась.

Кикиморам магия была недоступна. У них силенки кое-какие есть, не без этого, но чтоб магия… Да такая, что и границы охраняет, и их никуда не выпускает? Все-таки хорошее я зелье сварила, раз мы смогли пройти. Талант — он всегда талант! Я довольно кивнула сама себе: за оценку по зельеведению на защите диплома можно не переживать. Осталось узнать, что у них тут каждый месяц такого происходит, что они на болоте своем окопались.

— Дальше сами пойдете или вас проводить? — спросила одна из стражниц.

— Можно и проводить, — согласилась я, поднимая с земли свою русалку. Та только хотела что-то сказать, но от моего злобного взгляда мигом рот закрыла. И правильно.

— Ну, пойдемте тогда? — кикиморы разулыбались щербатыми ртами с острыми зубами-гнилушками, поправляя свои шлемы.

— Слушайте, — не выдержала я, — вы бы мха в шлемы напихали, спадать не будет!

— Ой, и правда! — обрадовалась они. — А то мы мучаемся-мучаемся… Да и где это видано, чтобы кикиморы в стражниках ходили, а?

— Не знаю, — пожала я плечами. — Я такого не встречала еще.

— Да… — погрустнели наши провожатые. — Дела нынче такие.

Какие у них нынче дела — рассказывать не стали, повернулись и потопали вглубь болот, даже не дожидаясь подруги своей, которая осталась мох обдирать и в шлем его засовывать. Видимо, ее больше всех припекло.