Но стоило ему выйти за дверь, как за ним выбежал и господин Куренкох.
«Должно быть, боятся, что я не вернусь», — решил Иной.
— Ничего, если я с вами? От жены нету спасенья!
— Разумеется, — сказал Нолль с улыбкой. — Давайте посидим часок у меня.
На последнем пролете Куренкох с сомнением объявил, что с утра он обычно не пьет. Нолль сразу понял, к чему он клонит.
12
Разговор с господином Куренкохом дал немного. Во всяком случае, из его жалостливых слов нельзя было узнать ничего о «Детях Нижнего города».
— Вы случайно не слышали о Гойере Мойере? — спросил Нолль. — Его еще называют Никем. Может быть, до вас доходили какие-то слухи?
Господин Куренкох, усердно разбиравшийся с купленным Ноллем самогоном, изобразил удивление. Чтобы он вдруг не сбежал, Нолль решил сменить тему. И вскоре он уже выслушивал исповедь Куренкоха о нелегкой жизни в Нижнем городе. По крайней мере, в одном вопросе он был большой специалист.
— Бывает, что словишь дюжину крыс, — вспоминал тот в приступе неожиданной ностальгии, — сваришь их в котелке — вот и обед уже есть на несколько дней! А тут что? За все платить надобно.
Нолль кивал, наполняя его стакан.
— А в день перед полнолунием приходят жрецы, отдаешь им мешок крысиных хвостов, так они тебе — одежду какую, спиртное… Добрые люди — у них, если правильно попросить, всякое достать можно.
— Так у церковников тут, выходит, особые права, раз они вниз спускаются? А как же крысы?
— Да какое! — проговорился господин Куренкох. — Крысы тут ни при чем! Ворота закрыли давным-давно, потому что жизнь пошла беспокойная. На улицах волнения, а бывало, что и постреливали. Тоже, кстати, жрецы замешаны. Хочешь — оружие принесут за хвосты. Ну, я сам не знаю, но слышал.
«Вот оно что, — подумал Нолль. — Любопытно».
— А с чего вдруг нижние стали просить у жрецов оружие?
Господин Куренкох пожал плечами. Взгляд у него уже был стеклянный.
— Это я точно не знаю. Но недовольство росло в последние годы. В этот Нигиль-то первой очередью наших, нижних, и забирают.
Когда все было выпито, господин Куренкох вдруг схватил номер «Молчского вестника», лежавшего на столе, и взмолился:
— Прочтите вот то, про меня! Прошу, господин.
— Вы что, сами еще не читали?
— Я правда умею! — смутился мужчина. — Только иногда на меня что-то находит, и вдруг начинаю читать по складам. Дочту одну строчку — и забываю, что там было в начале. Прошу!
И Нолль дважды прочитал ту цитату, что была приписана Куренкоху: «Бой с врагами нашего города ведется не только на Нигильских полях, но и в каждом доме, на каждой улице! Мы ветераны невидимого фронта».
Тот с восхищением слушал, а потом какое-то время молчал.
— Это я так красиво сказал? — спросил он наконец и улыбнулся от гордости.
Прощаясь, Нолль сунул ему три сотни генн. Господин Куренкох еще помялся, повздыхал — и вдруг решился:
— Благодарю! Только ведь это все на супругу уйдет. Она платье хотела, знаете, такое, как там, наверху. Хоть раз в жизни можно себе позволить…
Тут Нолль его перебил. Он успел устать от этих намеков.
— Берите, вот двести — лично для вас. — Иной добавил еще две банкноты. — Спрячьте только получше… от вашей супруги.
Куренкох просиял. Когда перед ним захлопнулась дверь, он еще долго причитал за порогом, не решаясь уйти:
— Добрый Бог из Монолита, упаси достойного господина от всякой гадости: от переднего края, от молчской беды, от нужды и от хвори! Пусть вши его кусают не больно, а нога его никогда не ступит на дно нищенской ямы…
13
Ранним вечером Нолль, надев дешевое, купленное в переулке пальто, вышел на улицу. Во внутреннем кармане был спрятан заряженный револьвер. Итак. «Приходите на собрания в красный дом в Сыром переулке, что рядом с кладбищем в тени Монолита. Каждый четверг, в восемь часов».
«Красный дом» в тени Монолита, где собирались молчские революционеры, удалось отыскать не сразу. Хотя бы потому, что дом в действительности не был красным. Поплутав вокруг кладбищенской ограды, Нолль вдруг заметил на углу молодого человека. Тот, будто бы выплыв из сумрака, чиркнул спичкой и прикурил трубку. Как видно, он подавал Ноллю знак. Дощатая стена, у которой он стоял, была не крашеной, только поросшей с одного угла красной плесенью. «Довольно хитро», — отметил Нолль.
— Вы кого-нибудь ищете? — поинтересовался молодой человек.
— Нет, — сказал Нолль и, подумав, добавил: — Никого.
Тот быстро кивнул.
— Идемте.
Двухэтажный дом под номером шесть в Сыром переулке снаружи казался заброшенным, лишь в окнах верхнего этажа — со стороны задворка — мерцал огонек. Вслед за молодым человеком Нолль вошел внутрь с заднего входа. Расстегнув пару пуговиц на пальто, сунул руку в карман и нащупал рукоять револьвера. В зале на первом этаже было темно, но в углу, у заколоченных окон, угадывался изломанный силуэт печатного станка. Пахло краской.
Провожатый направился по скрипящим дощатым ступеням наверх — к полосе света, выползающей из приоткрытой двери. Нолль не отставал. Оттуда уже доносился чей-то оживленный, но шепчущий спор.
— Нет уж, простите, я сегодня пришел попрощаться. Гайда и Винне забрали вчера посреди бела дня!
— Ты сам, что ли, видел?
— Нет, встретился в магазине с матерью Гайда. Влепила мне пощечину… Ну, она думает, это я его к вам привел.
— И что там с Гайдом?
— Как что? Их обоих теперь отправят в Нигиль. А вы как думали?
— Брешешь, Герро. Брешешь!
— С чего ему врать? Я вот слышала, в этот раз отправили одного из Среднего города. Так что все может быть.
— Да ладно! Кого? Из наших?
— Вроде нет…
— Тсс! Заткнитесь! Еще кто-то идет!
Провожавший Нолля молодой человек открыл дверь, заглянул внутрь, быстро кивнул и, пропустив Нолля внутрь, опять пошел вниз. Присутствующие — пять молодых людей и две девушки — тут же смолкли и косо уставились на вошедшего Иноя. Половине из них на вид не было и двадцати.
Зал был совсем небольшой. Окна неплотно задернуты занавеской; на стене в глубине помещения, за конторкой, висели плакаты с кричащими лозунгами. Повсюду, на полу и вокруг конторки, были свалены книги, знакомые прокламации и еще какие-то бумаги, написанные от руки. Нолль убрал пальцы с рукояти револьвера.
— А вы… — проронил кудрявый парень, стоявший у дальней стены.
— Я пришел по листовке, — ответил Иной коротко.
Опять переглянулись.
— Если никто нам не нужен, то кто же нам нужен? — тихо спросила девушка в мужском костюме, сидевшая на полу.
— Никто, — отозвался Нолль.
Молодые люди немного расслабились. Только невысокий плечистый парень с бородкой шепнул:
— Может, он из полиции. Или из тех… серых.
Нолль сделал вид, что не слышал. Он еще стоял у двери и с деланым безразличием оглядывал собравшихся. Все были у него на виду.
— Брось, Герро! — сказал кудрявый парень и выдавил нервный смешок. — Нельзя быть таким подозрительным!
Он подошел к Ноллю и всучил ему бумагу, написанную старательным убористым почерком.
— Собрание скоро начнется. Пока почитайте. Это памятка для членов кружка.
Когда Монолит задрожал, все замолчали, выжидательно посматривая на Нолля. Памятка была написана с ошибками. К тому моменту, как Иной пробежал глазами все девять пунктов, касающихся проведения собрания, стальной грохот вдалеке стих.
— Ну как? — вдруг спросил кудрявый парень.
— Что «ну как»? — отозвался Нолль.
Должно быть, выражение его лица говорило само за себя. Девушка в мужском костюме вдруг скривилась от смеха.
— Отстань от него, Гирт! Посмотри, он не хочет тебя обижать.
— Заткнись, Анне! — разозлился кудрявый парень и отошел в дальний угол.
— Ту листовку тоже вы написали? — спросил Нолль, посмотрев ему вслед. Хотя уже знал, что это не так.
— Нет, конечно же нет! — быстро сказала вторая девушка — с длинной косой. — Это все Сив. Сив все устроил.
— Где же, кстати, наш Святоша? — буркнул Гирт. — Что-то его вторую неделю не видно.
— Ты и сам знаешь, что Сиву приходится торчать в церкви, чтобы не вызывать подозрений. В это полнолуние он опять пойдет с братьями в Нижний город и получит новые указания от Никого.
«Вот оно, — подумал Нолль. — Наконец-то какой-то след».
— Так этот Сив… он вроде церковник? — спросил он, когда все замолчали.
— Разумеется нет, — сказала девушка с длинной косой и вдруг вздохнула. — Его полное имя — Сиввин герр-Нодрак.
— Ага, — вставил Гирт, — только теперь уже просто Сив. «Тот, кто завтра проторчит весь день у церкви, собирая дары для бедняков»!
Он криво усмехнулся и посмотрел на девушку с длинной косой, но та лишь пожала плечами.
— Я слышала, он с кем-то стрелялся, ну, на дуэли, — вставила девушка в мужском костюме и вдруг покраснела. — За это отец отлучил его от семьи и сослал в церковь.
— Ага, наверно, папаше Сив надоел, — прыснул парень с козлиной бородкой. — Представьте нашего Сива на балу в Верхнем городе! Вот потеха…
Но никто не засмеялся. Обе девушки расплылись в мечтательной полуулыбке.