Заявляю при всей группе, кем мы друг другу приходимся. Теперь Романовой не избежать повышенного внимания от девок, которые положат на меня глаз.

Преподаватель как раз приходит на двенадцатой минуте семинара, извиняясь за опоздание и требуя сесть на места, чем спасает Воробушка от меня. План свалить многих учеников угасает на глазах.

Спокойно прохожу за лучшим другом на заднюю парту. Внимательно слушаю урок. Ничего интересного не происходит, кроме замечания препода в адрес сводной и её подруг. Радует, что в России нет той системы, как в Америке, когда новенький должен выйти при всём классе и рассказать о себе. Учитель просто отметил меня, не одарив каким-либо вниманием.

Я легко смог поступить сюда. И дело не во взятках и связях. Хотя и так можно было, у отца связей тут до сих пор много. Ректор с большим удовольствием принял меня по видеособеседованию, чтобы хвастаться перед коллегами, что в их институт сбежал после недели учёбы студент престижного американского вуза. Да и успеваемость у меня на высоте.

Как только пара заканчивается, сводная выбегает со своими подругами первая. Нас же с Давидом задерживает та самая блондинка, что подошла знакомиться первой и её подруга. Не запоминаю их имён. Это ни к чему. Блондинка, целенаправленно слишком активно сосёт «Чупа-чупс», вряд ли сосредоточившись на распознавании количества вкусов в леденце. Скорее, она считает себя сверх сексуальной, перекатывая леденец от одной щеки к другой. Позади них собирается ещё около десяти девушек, желающих поприветствовать новенького. Резко и грубо отвечаю, что у нас дела, и тороплю Даву выйти в коридор. Сейчас не до них. Может быть, позже.

— Арина действительно дочь любовника твоей мамы? — спрашивает друг, запуская руку в свои волосы и взъерошивая короткие кудри.

— Всё так.

— Может… Не будешь вплетать её в свою игру?

— С чего такая забота? — с подозрением выгибаю бровь.

— Нет, просто…

— Положил глаз на мою сводную? — властно прерываю друга. — Даже не думай. Она моя игрушка. И никто не смеет покушаться на моё. Ты ведь помнишь, что бывает с теми, кто ослушивается этого правила, м?

— Я не совсем то имел в виду, Коршун, — отшучивается Давид. — Не знаю, как в вашей Америке, но у нас в универе девки делятся на четыре категории, — продолжает он с деловым видом. — Четвёрки — обычные серые мыши из провинций, годами сидевшие за учебниками и побеждающие на олимпиадах, чтобы поступить на бюджет. Ютятся в обшарпанной общаге, выживают на стипендию, питаются столовскими слипшимися макаронами или уценкой из «Пятёрочки» и мечтают о высоких чувствах. На таких клюют только пацаны их уровня, или те, кому уж совсем экзотики захотелось.

Знаем и таких. В нашем универе они тоже были. Ничего интересного. Слишком заняты учёбой и мечтами о светлом будущем, чтобы уделить время внешнему виду и личной жизни.

— Тройки — те же мыши из провинций, которые голодными глазами смотрят на «Гуччи» своих одногруппниц и мечтают запрыгнуть на мало-мальски обеспеченный член, — воодушевлённо продолжает вещать Дава.

Тоже не мой уровень. Такие за сумочку могут сделать неплохой минет и не более.

— Двойки — притворяются теми, кем не являются. Или просто не дотягивают. Все родительские деньги спускают на съём квартирки поприличнее и шмоток подороже. Ездят на метро, но врут, что с водителем. Рассказывают небылицы про многомиллионные компании своих папочек. Но тут есть немало приличных вариантов на одну-две ночки. За пропуск на закрытую пати готовы на всё, лишь бы вписаться. А некоторые даже хорошо адаптируются ради бабла и учатся быть, как говорится, на уровне. Но это не наш с тобой вариант, братан.

Киваю, соглашаясь. От жизни нужно брать только лучшее. Остальное пусть забирают лузеры.

— Нашему статусу подойдут только единички. Элита среди тёлок, — лицо лучшего друга озаряется хитрой улыбкой. — Те самые дочки пап с многомиллионным состоянием, водителем и дорогими шмотками. И Арина яркий пример единички. Ещё и такая вся правильная. Давно бы к ней подкатил, если б не один минус — её парень. Пафосный депутатский сынок, отличник, любимчик ректора и многих девок.

— У Романовой есть парень?

— Чему ты удивляешь, братан? Она же красотка.

Недоумеваю от того, что эта притворяющаяся паинькой девчонка уже давно кого-то охомутала. Небось и ножки свои перед ним давно раздвинула. Как я так ошибся. Вела ведь себя как типичная девственница.

— Да вот же он, — кривится от отвращения Назарян, махнув рукой в сторону сводной, которая чуть ли не светится, вешаясь на какого-то прилизанного парнишку. — Считается тут красавчиком. Просто взгляни на него.

— Я не ценитель мужской красоты, — спокойно отвечаю я. — Раз тебе так нравится, дрочи в одиночестве и без подробностей, лады?

Не нравится он мне с первого взгляда. И не потому, что он парень Романовой. Я б с таким не дружил. Слащаво-наигранный, как сладкая вата, от которой потом ломит зубы. Смазливый до чёртиков, губы пухлые как у девчонки и весь такой лощёный и ухоженный. Одна идеально выглаженная рубашка чего стоит. Он высокий, почти как я. Видно, что относится к местной элите, потому что держит себя самоуверенно и величаво. Из того типа парней, у которых волосок к волоску и в будущем даже пробор. Из тех, кто подаёт себя как граф, и на любое нецензурное слово морщится и выдаёт что-то по типу: «Ох, друг, прекрати так грязно ругаться, это же некультурно», во время ужина рассуждая о мировых фондовых рынках. Интересно, как много дурочек представляют себе его светлый лик одинокими ночами? Не знаю и знать не хочу. И Арина ему улыбается нежно. Не имеет на это права, учитывая, что её отец замыслил за счёт моей матери!

Её парень совсем не тот, кто сможет противостоять мне, когда самые отчаянные правила вступят в игру, в конце которой он останется ни с чем и станет никем. Если, конечно, осмелится не отступить и встать на моём пути.

Что-то жгучее и тёмное, не поддающее описанию, заполняет меня с головы до ног. Этот парень покушается на мою собственность. Стоит слишком близко и смотрит на неё так откровенно. Касается кончиками пальцев её щеки! Сталкивается со мной глазами, и в них какое-то странное понимание. А на лице гадливая, заносчивая улыбочка. Хочется плюнуть ему в рожу здесь и сейчас. Чувство злости разгоняет кровь по венам, дурманит разум и не позволяет мыслить ясно. Очистить голову от этой смеси злости и негодования кажется непосильной задачей. Но я справлюсь. Принимаю равнодушный вид и отправляюсь на пару по английскому.

Задерживаюсь в коридоре из-за очередной стайки девчонок, которым здесь и сейчас приспичило со мной познакомиться. Дава бы сказал, что они тройки. Одна рыженькая, пухлогубая, с пышными кудрями. Визуально кажется ангелочком, но ведёт себя противоположно первому впечатлению. Тут же пытается дотронуться и мне приходится отстранить её ручку с яркими фиолетовыми ноготками. Вторая строит из себя скромницу, но больше мне по вкусу. Брюнетка, в которой слабо читаются азиатские корни. Обе щебечут что-то про некую вечеринку. Обещаю подумать и удаляюсь, не оставив своего номера, который они просят.

Поспеваю до начала пары и, заметив рядом со сводной свободное место, тут же сажусь к ней. Как же раздражает! У Романовой даже тетрадки и ручки, как из детского сада. Она несёт какую-то чушь про соседнюю парту и блондинку. Ха! Ревнует? Бесится из-за одного моего предположения. Небольшая перепалка и выдаю свой главный козырь — я знаю про её отца то, чего не знает она. Даю Арине один день на раздумья. Уже понимаю, что она согласится на мои условия, чтобы узнать грязную тайну. Сводная боготворит папашу, не понимая, какая та мерзкая сволочь! Дочь Аркадия лишь первое начальное звено в моей мести.

И если она не согласится делать, что скажу, сильно пожалеет о своём выборе.