Аристарх Риддер, Саша Токсик

Игрок-2

Глава 1

Юра протягивает мне руку. Я без особого смущения пожимаю ее и сажусь напротив него за стол. Если его это и удивляет, то виду он не подает.

А удивиться есть чему.

Вряд ли меня таким образом в гости каждый день приглашают. Нормальный человек бы в этом случае рассердился, испугался, возмущаться бы начал. А я как ни в чем не бывало присаживаюсь и жду.

Но Юра относится к тому типу людей, которых смутить в принципе невозможно. Он молча наливает в оба бокала коньяк и салютует своим.

— Ну что, за знакомство!

Коньяк хороший. Не то чтобы я был специалистом того уровня, чтобы на вкус отличать, предположим, крымские сорта от грузинских, а те от армянских. Но уж хороший коньяк от плохого отличить я точно могу.

Так что с удовольствием смакую благородный напиток, ставлю бокал на стол и небрежно закусываю виноградинкой, оторвав ее от большой грозди, лежащей в большом металлическом блюде.

Юра с улыбкой наблюдает за мной. Все это напоминает встречу двух шахматных гроссмейстеров, которые еще до игры прощупывают друг друга. Вот только доски между нами нет.

Есть кое-что более интересное. Жестом фокусника он извлекает из кармана колоду, небрежно тасует ее.

— Сыграем?

У Юры большие ладони с толстыми, грубоватыми пальцами. Он явно привык к тяжелой работе и не похож на пианиста, с которыми обычно сравнивают шулеров.

Сам Юра рассказывал, что он работал и биндюжником, и моряком, и строителем. Причем каждый раз версии его прошлого менялись.

Улыбчивое, открытое лицо, внимательные темные глаза. Удивительного обаяния человек. Притом оно у него исключительно профессиональное. Как говорил герой известного фильма, вежливость — главное оружие вора. В этом отношении обаяние точно так же необходимо всем мошенникам.

— Сыграем? — предлагает Юра, выводя меня из задумчивости.

— Вынужден отказаться, — вежливо улыбаюсь я.

— Отчего же? — приподнимает он брови.

— Денег нет, — простодушно отвечаю.

— Можно без них.

Теперь уже мой черед удивляться.

— Без денег игры не будет. Кто же играет без интереса?

Юра смеется, словно я чрезвычайно удачно пошутил.

— Так можно в долг.

— В долг не играю, — категорически говорю я. — А вот коньяку бы еще выпил. Вкусный коньяк!

Юра складывает колоду стопкой, кладет на стол и поднимает глаза на человека, который меня привез. Тот все это время стоит за моим плечом, не издавая ни звука.

— Видал? — весело спрашивает Юра.

Он радуется так, словно я только что удачно ответил на экзамене или прошел какое-то серьезное собеседование.

— Подходит, — басит молчаливый.

— Вот и я думаю, что подходит. Проспорил ты мне, Грицко. Червонец с тебя.

Юра снова оборачивается ко мне и поясняет:

— Ребята давно тебя приметили. Только думали, что ты на этом деле «сидишь».

Заметив мой непонимающий вид, продолжает:

— Что игроман ты. Иначе зачем человеку твоего положения в карты играть? Поначалу решили, что ты гастролер залетный. А потом проверили — и правда писатель. — Это слово он тянет нараспев. Получается у него «писа-а-ате-е-ель». А после этого еще и хмыкает, удивляясь такому невероятному обстоятельству. — Потом решили, что ты отказаться от игры неспособен. Таких ведь пруд пруди. И адмиралы есть, и директора, и депутаты, и даже прокуроры. Сегодня он при погонах сидит, а завтра в катране последнее просаживает. И ведь не дернется никуда. Свои же с должности снимут и из партии погонят, если всплывет. Да ты же ведь, наверное, знаешь все, чего я рассказываю.

— Знаю, — киваю я. — И то, что я не из таких, тоже верно.

— Вот поэтому, мил человек, есть у меня к тебе предложение.

Юра склоняется над столом, и становится понятно, что именно сейчас начинается тот разговор, ради которого меня сюда привезли. Все, что было до этого, — обыкновенная проверка.

— Присмотрелся я к тебе, — говорит Юра. — Крепко присмотрелся. И то, что я увидел, мне понравилось. Так что сейчас расскажу я тебе один секрет. Если ты думаешь, что я грозить тебе буду, мол, «никому этот секрет не выдавай», то ошибаешься. Кроме нас с тобой, он и даром никому не нужен. Ты можешь согласиться после моих слов, а можешь встать и уйти, и никто тебе слова не скажет. Но только сдается мне, что ты не уйдешь. Не той ты породы. Наш ты. Игрок!

— Ты, — говорю, — не тяни кота за яйца, а то время позднее. А меня в ресторане люди ждут.

Юра чуть заметно морщится. Задел я его все-таки, раздосадовал. Но моментально берет себя в руки.

— Собирается к нам в город человечек один, — говорит он. — Большой человечек, денежный. С такими деньгами, Федор, что тебе и не снилось. Те ребята в Приморской, которых ты обчистил, по сравнению с ним — что детвора в песочнице.

— Ну так и что вам мешает человечка этого в оборот взять? — говорю я. — Только не рассказывай мне, что у тебя своих умельцев не хватает.

— Хватает, — вздыхает Юра. — Вот только знает он их всех наперечет, осторожный. И сам по рождению местный, ялтинский. Бывает он здесь каждый год и приезжает играть. Но играет только с фраерами. Уже несколько лет подряд к себе ни одного «шпилевого» не подпустил.

Догадываюсь, к чему Юра ведет. Я здесь мало того, что человек новый, у меня еще и легенда идеальная. Проверяй меня, не проверяй — окажусь тем, кто есть: член Союза писателей. Здесь в командировке, играю для интереса. Не бывает таких катал. Слишком все гладко.

— Ты, Федор, не сомневайся. — Юра истолковывает мою задумчивость по-своему. — Мы тебя к этому человечку сами подведем. Подадим его, можно сказать, тебе к столу готовеньким. Вышел, обчистил, ушел.

— Так, а мой в чем интерес? — спрашиваю.

— Половина всего, что возьмешь, твое, — говорит он. — И поверь мне, Федор Михайлович, ты таких денег даже представить себе не сможешь. И детям твоим, и даже внукам хватит.

Я смотрю на Юру и понимаю, что он не врет. Причем не врет ни в едином слове. И суммы проигрываются огромные. Не десятки, даже не сотни тысяч.

Где-то у людей по домам, по сараям, по чердакам, в потертых чемоданах, в патефонных коробках, даже в мешках лежат миллионы. И эти миллионы нельзя потратить никаким образом.

Можно гульнуть в ресторане, можно через третьи руки купить себе приличный автомобиль или даже кооперативную квартиру. И все. Можно заказать себе перстень с печаткой и купить жене или девушке норковую шубу, обвесить ее золотыми цепочками. И это потолок.

Как показал подпольный миллионер Корейко, а потом принявший у него эстафетную палочку Остап Ибрагимович Бендер — невозможно быть миллионером в Советском Союзе.

Не радость это, а скорее обуза. Так что я со спокойной совестью допиваю коньяк, встаю из-за стола и вновь протягиваю руку.

— Спасибо, Юра, за приятную беседу. Но я, пожалуй, пойду.

— Я на тебя не давлю, — говорит Юра. — Время есть. Неделя, может больше. Так что у тебя всегда есть возможность передумать.

— Лучше на меня не рассчитывайте, — говорю. — Поищите другой вариант.

Возвращают меня в точности в то же место, откуда и забрали: к крыльцу «Ореанды». На этот раз я еду спокойно на заднем сиденье, правда, по-прежнему в полном молчании. Водитель — молодой белобрысый парень. Даже не оборачивается в мою сторону и никак не реагирует, когда я желаю ему доброй ночи перед тем, как захлопнуть дверь.

Внутри ресторана еще слышны звуки праздничного банкета, но мне туда уже не хочется. Кажется, что какая-то очень важная страница в моей жизни сегодня перевернулась и больше уже никогда не будет открыта.

Не спеша, я иду по набережной, смешавшись с веселой толпой отдыхающих. Жадно ловлю звуки музыки с открытых веранд кафе и ресторанов, которые перебивают друг друга. Вдыхаю свежий морской воздух и слушаю плеск волн.

Повинуясь минутному порыву, подхожу к самому парапету. Туда, где вода плещется прямо подо мной. Достаю из кармана колоду карт. Правильную колоду, без шестерок. И по одной, плоско, точно блинчики, запускаю их в темную воду Черного моря, надеясь больше к ним никогда не прикасаться.

Бросив последнюю, отряхиваю руки и оборачиваюсь.

— Евстигнеев Федор Михайлович? — окликают меня.

Вижу мужчину непримечательной внешности, стоящего возле серой 21-ой «Волги». Автомобиль на набережной — само по себе нонсенс.

Сюда в пешеходную зону просто так не пустят. Да и мужчина на вид, прямо скажем, специфический. Некоторые профессии накладывают на внешность неизгладимый отпечаток. Это я вижу и как писатель, и как игрок.

— Он самый. — Не вижу смысла отпираться. — Чем обязан?

— Позвольте с вами побеседовать, — говорит мужчина.

— О чем?

— О том самом, чем вы только что загрязняли акваторию Черноморского побережья, — усмехается он. — О картах.

* * *

— Витя, там тебя Егоров вызывает.

Голос недавно переведенного из Киева коллеги отвлек следователя ялтинской прокуратуры Виктора Сергеевича Болотина от достаточно тяжких дум. А все дело было в деле — вот уж неловкий каламбур на грани тавтологии, — которое Виктор Сергеевич тащил уже несколько дней. А именно — об убийстве залетных шулеров.