— Всеволод, я вижу мамонта! — кричит Государыня. — Иди к нам! Он здесь! Ах, бивни-то какие огромные!

О, да! Клыки древнего чудовища действительно впечатляют! Изогнутые, заостренные на концах, они выступают из серой толщи скалы так, словно древнее чудище в непреклонном стремлении выбраться под открытое небо проткнуло ими камень, да так и умерло.

— Здесь надо будет хорошенько поработать сначала кирками, а потом и зубилом, — объясняет Герасим. — Можно попытаться извлечь весь скелет, но особую ценность представляют именно бивни.

Я вздыхаю с облегчением. Нет, Охотник не обманщик. Он никак не смог бы нарочно замуровать скелет древнего Чуда-Юда в этой скале. Когда-то, может быть очень давно, оно само умерло здесь.

Государыня поражена. Широко распахнув глаза, она рассматривает торчащие из утеса кости. Герасим путано объясняет ей особенности летнего таяния верхнего слоя вечной мерзлоты. Государыня слушает, а ледяной прибой все ближе подбирается к ее ногам. Холодный океан обманчиво ленив. Прибой, шелестя серой галькой, все ближе подбирается к ее сапогам. Еще миг — и ледяная вода захлестнет обувь Государыни, и тогда… Я приближаюсь и толкаю Государыню боком. Она делает пару неосторожных шагов к подножию обрыва. Ледяное одеяло прибоя следует за ней. Я шлепаю по воде. Принюхиваюсь. Вода действительно очень холодная. И соленая. Чтобы удостовериться в этом, мне — старому псу — пришлось ее несколько раз лизнуть. Я лизал воду украдкой, опасаясь насмешек Хозяина. Тот считает, что я любопытен, как щенок. А я-то просто осмотрителен, потому что сейчас, прохладным июлем 2025 года, здесь, на берегу Ледовитого океана, я отвечаю за безопасность Государыни.

— Для того чтобы извлечь кости, нам потребуется пара дней, — объясняет Герасим. — Надо действовать осторожно. Бивень может оказаться ценным экспонатом.

Герасим начинает бить по каменистому склону наконечником своего «копья». Каменные осколки летят в разные стороны. Один из них — крупный осколок с острыми краями — чиркает по рукаву Государыни. Я рычу уже в полный голос.

— Ксения! — слышу я крик. — Ксения!

Это Государь спешит к нам. Он, поминутно оскальзываясь, сбегает по узкой стежке, и вот Государыня уже в его объятиях. Она смеется, а Ледовитый океан, словно приветствуя их, выбрасывает на берег пенистую волну. Меня окатывает ледяной водой. Сразу становится очень холодно. Я слепну и глохну. Лапы сводит болезненная судорога. Волна, безжалостная и жадная, тянет меня за собой, прочь от берега. Я барахтаюсь, загребая лапами, и уж не чувствую под собой твердой опоры. В этот момент крепкие руки подхватывают меня.

— Я поймал! Поймал его! — кричит Герасим.

Волна откатывает от берега, и я вижу взволнованное лицо Государя.

— Ну что же ты, старина! — говорит он. — Надо осторожней.

Оба, Герасим и Государь, одеты в высокие сапоги, непромокаемые штаны и куртки. Ледяные капли скатываются с их одежды. Зато я вымок основательно. В пасти солоно. В ушах звенит прибой.

Когда-то, не так уж давно, мне доводилось купаться в ледяной воде. Это случилось пару лет назад, а значит, я был чуточку моложе. Тогда Всеволод и Ксения — еще жених и невеста — непрерывно путешествовали. Будущие венценосцы навещали даже самые отдаленные и уединенные уголки своего царства, сопровождаемые многочисленной и не вполне лояльной свитой. Свита Государей — это часть стаи, членом которой являюсь и я, старый пес.

Собачья стая есть семья в безусловном подчинении у вожака. Для вожака главное — его стая. Интересы стаи в целом важнее, чем интересы любого из ее членов. Только при этих условиях стая может долго сохранять целостность и благополучие каждого своего члена. У людей все сложнее. Многих вещей я просто не понимаю. Почему, если видишь перед собой врага, просто не вцепиться ему в глотку и не размыкать челюстей, пока враг не ослабеет? Почему нельзя сообща догрызть поверженного врага, если заведомо ясно, что, едва окрепнув, он снова навредит? Вокруг сплоченной стаи всегда вертятся одиночки-падальщики. Хозяин считает, что таких надо или привлекать в стаю, давая каждому соответствующее место в ней, или вовремя отогнать.

Без стаи псу не жить. Отбейся от стаи, и ты уже мертвец — без поддержки сородичей падальщики, объединившись на время, порвут твою шкуру в клочья. Падальщики-одиночки — самые лютые из врагов.

Но член твоей стаи не может быть одновременно и твоим врагом. Если уж примкнул к стае, подчиняйся ее вожаку или вызови его на честный бой. У людей же в ходу поединки без правил. Я понимал тогда лишь одно: мой Хозяин решил строить новую стаю по образу давно умершей человеческой империи. Мои уши часто слышали слова «империя», «император», «царь». Потом появились оба разом Ксения и Всеволод — молодые и отважные. Хозяин возлагал свои самые большие надежды именно на них. Им Хозяин доверял, и потому я полюбил их. «Я ваш лучший друг, доверьтесь мне» — так говорили им многие. «У вас много врагов, остерегайтесь их» — так часто говорил им Хозяин. Пока он оставался главой стаи, падальщики лишь показывали клыки, но нападать опасались. Лишь кружили неподалеку в надежде на добычу. Они ждали, что стая вот-вот развалится, разбежится на стороны, и тогда каждый из них сможет урвать свой кусок мертвечины. Хозяину удалось сохранить целостность стаи. Его волю приняли и подчинились некоторые из падальщиков, сделали вид, что согласны, а Хозяин сделал вид, будто верит им. Люди называют это гражданским согласием. Хозяин говорил, что гражданское согласие — это трудная работа. Я всегда согласен с Хозяином, но в этом случае в моем согласии есть крошечное пятнышко неповиновения. Если ты занимаешь правильное место в стае, то твоя работа не может быть тяжела. Я — пес. Моя работа — следовать за Хозяином, служить ему и разделять его взгляды на мир. Я умею делать свою работу, и потому мне живется легко.

В тот год, когда гражданское согласие, наконец, было достигнуто, будущие государи Всеволод и Ксения совершали поездку по своей империи, самое пристальное внимание уделяя ее отдаленным уголкам. Купание в ледяной воде произошло на третьей неделе нашей поездки, на одной из переправ через сонную речку в Республике Коми. В тех далеких краях дорог почти нет. В холодное время года местные жители катаются по зимникам, ну а летом — кому как придется: посуху на вездеходах, по воде, на вертолетах.

Вертолеты эскорта будущих венценосцев приземлились на берегу тихой северной речки в самом начале лета. Машины сели на вновь отстроенный военный аэродром. Целью путешествия юных супругов, претендентов на имперскую корону, являлся небольшой, затерянный в лесотундре городок, населенный горняками и военными. Городок, расположенный на неудобных склонах лесистых сопок, и аэродром разделяла северная речка, тихая, широкая и холодная. Речку дважды в час пересекал медлительный паром.

Люди часто кланяются, улыбаются друг другу, пряча под шкурой злые чувства. Собака всегда искренна: и виляя хвостом, и скаля зубы. Собака вцепится в глотку только за дело. Собака последует за другом даже в том случае, если тому нечем ее накормить. Люди устроены сложнее. Они властолюбивы, корыстны, скрытны. Мой Хозяин всегда считался большим мастером разоблачения. Он располагал самым широким ассортиментом инструментов и навыков, необходимых для раскрытия тайных и недобрых замыслов. У меня же в наличии имеется один лишь инструмент — мой собственный, но весьма чуткий нос. Вот и в тот день я почуял неладное, как только автомобили будущих венценосцев и их свиты только вкатились на паром. Шумная толпа — разряженные не по погоде женщины и солидные мужчины — взошли на борт пешком, по новеньким, богато и сообразно случаю украшенным сходням. Сам паром — поручни и моторная будка — были так же богато разукрашены флажками с символикой воссозданных и новых дворянских родов, цветными шарами, иллюминацией. Вдоль ограждения палубы располагались накрытые красными скатертями столы с закусками. Я чуял аромат сыров и мяса. Кто-то особенно внимательный к особе моего Хозяина, а значит, и к моей, поставил на краю одного из столов миску с ванильными сухарями. Всем известно, ванильные сухари — мое любимое лакомство.

Но мне в тот день было не до сухарей. Я почуял опасность, едва ступив следом за Хозяином на паром. Вы не знаете, как пахнет опасность? А я знаю! Опасность отвратительно смердит! Поначалу я никак не мог распознать источника запаха. В глазах рябило от трепетания разноцветных флажков. Ароматы парфюмерии мешались с запахами хорошо выделанной кожи. Вонь перегоревшей соляры, автомобильных покрышек и несвежей речной рыбы смешивалась с запахами хорошей еды. Однако эта головокружительная смесь не могла заглушить запаха заговора, опасности, смерти.

Паром уже отвалил от берега и плавно двигался от одного бакена к другому, держа курс на противоположный берег, где его встречала яркая и многолюдная толпа. Судно двигалось в шлейфе ароматов. Автомобили были припаркованы в середине палубы. Публика теснилась к бортам парома. Здесь были Хозяин и Пастырь, родители Всеволода и Ксении, их родственники и друзья. Среди прочих были и официальные лица. Некоторым из них Хозяин доверял. Иные, формально примкнув к стае, сохранили прежние повадки падальщиков-одиночек. В целом публика казалась беспечной. Из динамиков, размещенных на моторной будке, слышались звуки старинного, бравурного марша. Хозяин сразу увлекся разговором с одним из своих приближенных — человеком коварным и опасным. Может быть, именно из-за того, что человек этот часто и втайне препятствовал осуществлению планов моего Хозяина, тот не отпускал его далеко от себя. А я дал ему прозвище Тайный враг и всегда старался занять позицию между ним и Хозяином. Утробный рык и вздыбленная шерсть всегда действовали на Тайного врага отрезвляюще. Люди редко дарят друг друга искренностью, и моя ненависть к Тайному врагу многим казалась всего лишь чудачеством стареющего пса. Все утро того памятного дня, во время перелета и на пароме, Хозяин и Тайный враг были неразлучны. Тайный враг сторонился меня, а его слуги при моем приближении сильно нервничали. Тогда Хозяин попросил меня удалиться, и я пошел бродить среди толпы. Чьи-то щедрые руки то и дело подносили к моей морде кусочки различных яств. Но я отказывался. Странное, дурное предчувствие скорой беды дыбило шерсть на моем загривке.