— И что теперь будет?
— Может быть что угодно: трофическая язва, кандидомикоз, проказа и даже нейродермит! Страшные болезни, которые почти невозможно вылечить.
— Так уж и невозможно… — возразил Куз Митч. — Мышиным салом три раза в день смазывать, через месяц любую проказу как рукой снимет.
— Это ж сколько сала за месяц уйдет? — ужаснулся Томми. — Бедные мыши!
— Так это если болезнь запустить.
— Ясное дело, незапущенную болезнь проще вылечить.
— Как?! — возопил Сэмюэль Трауб.
— Водичкой холодненькой помыться. Холодная вода хорошо некробиотическую информацию смывает, если та не застарелая.
Последних слов Сэмюэль Трауб уже не слушал. Он огромными прыжками несся в сторону ванной комнаты.
Когда через полчаса Митч и Томми постучались в комнату шефа, Трауб, живой, хотя и не вполне здоровый, встретил их. Волосы у него были мокрыми, губы — синими, как у вурдалака. Котельная в замке не работала, горячей воды не было, но, даже будь трубы полны кипятка, сегодня американец пользовался бы исключительно ледяной водой.
Впустив сотрудников, Трауб вернулся в кресло и по шею укутался теплым пледом. Негр и рыжебородый тоже устроились в креслах. Митч поставил у себя в ногах рогожный мешок, в каких обычно развозят по домам уголь.
— С вашего позволения, сэры, я закончу рассказ. Решил я, значит, пошерстить хозяйство Джона Брукса и нашел кое-что. Думаю, сам Брукс к этому отношения не имеет, просто кто-то захотел сжечь эти вещи в печи, но обнаружил, что котельная не работает, и спрятал все до лучших времен в бункере, присыпав угольком. А я нашел.
Митч сунул лапу в мешок и вытащил на свет толстенький томик в сафьяновом переплете.
— Не это ли вы искали?
Сэмюэль Трауб, отбросив плед, вскочил и завладел книгой.
«Хроники прославленного рода Баскетов с древнейших времен до настоящего времени», — прочел он. — А настоящее время заканчивается 1789 годом. Знаменательная дата, между прочим. А вот и легенда о Даме Роз, и закладка как раз на нужной странице.
…Сэр Эдвард, владетель Баскет-Холла, принимая близко к сердцу судьбу страны, поочередно поддерживал Ланкастеров и Йорков, сохраняя неукоснительную верность розе и меняя лишь ее цвет. Супруга сэра Эдварда, леди Элизабет, подолгу скучавшая в одиночестве, также сохраняла верность розам. Ежедневно садовник, ухаживавший за парком, примыкавшим к замку, приносил леди букеты пышных роз. Садовник был молод и недурен собой, и случилось то, что должно было случиться. После одной из бесчисленных битв, вернувшись домой в неурочный час, сэр Эдвард обнаружил свою супругу в объятиях садовника.
Суд был скорым и беспощадным. Неверную жену замуровали в одном из подземелий замка, заложив вход, так что лишь отверстие в потолке соединяло узницу с внешним миром. Сэр Эдвард распорядился не давать распутнице ни хлеба, ни воды, чтобы женщина погибла от голода и жажды, но по приказу лорда каждое утро закованный в цепи садовник приносил к темнице букет свежих роз и сбрасывал их в ублиет.
— Пусть жрет розы и пьет росу! — отвечал сэр Эдвард, когда слуги доносили, что из каменного мешка все еще слышатся стоны.
Наконец несчастная затихла, и сэр Эдвард, убедившись, что с леди Элизабет покончено, приказал утопить садовника в крепостном рву, что и было исполнено.
Прошло немного времени, и среди слуг начались пересуды, будто леди Элизабет видели в залах и переходах замка. Была она бледна и прижимала к груди букет свежих роз. На расспросы леди Элизабет не отвечала, да и мало находилось охотников говорить с ней.
Разъяренный сэр Эдвард покинул замок, где не мог найти покоя, и в скором времени погиб в мелкой стычке со взбунтовавшимися диггерами. Многие из последующих владетелей Баскет-Холла пытались отыскать потаенный ублиет, чтобы похоронить леди Элизабет по христианскому обряду, избавив ее от земных мучений, но кажется, легче срыть весь замок, нежели найти легендарную темницу. И ныне, как и триста лет назад, Дама Роз — именно так прозвали призрак леди Элизабет — бродит ночами по фамильному замку, внушая трепет всякому, кто случайно встретит ее.
— Забавная история, — сказал Митч. — Томми, ты как, сильно трепетал?
— Не очень.
— То-то и оно. Однако я пойду, у меня еще дел невпроворот.
— Погодите, Митч. Вы не сказали, что еще в мешке.
— Ничего интересного. — Митч вытащил и протянул Траубу две одинаковых зеленых папки. — Они пусты. Вот эта папка из архива, тут сохранился обрывок бандерольки, которой она была опечатана, а эта, получается, из библиотеки. Папки я нашел, а что в них было, сказать не могу.
Митч вышел из комнаты. Трауб долго рассматривал папки, потом спросил Томми:
— Что ты обо всем этом думаешь?
— В замке кто-то занимается некромантией. Сразу видно, что это не профессионал, но бед он может наворотить побольше любого профессионала.
— С чего ты так решил?
— Несколько лет назад чистили ров. Зачем? Говорят, от него шли вредные испарения. Но ведь вредные испарения здесь повсюду! Туманы, смог, чистого воздуха в Англии не бывает, так что это отговорка. Причина другая: кто-то искал тело садовника. Поиски, насколько можно судить, успехом не увенчались, костей, закованных в кандалы, не нашли. Но ведь отыскалось множество других останков, и среди них, возможно, были и нужные фрагменты. Профессионал не оставил бы подобный клад без движения, а наш самоучка позволил, чтобы кости были закопаны. Я был сегодня на Гэльской пустоши, место там уникальное, но нет ни малейших признаков колдовства!
— Так может, никакого некроманта нет?
— Как нет? А розы? Вы только что прочитали, какой конец постиг Элизабет Баскет, а сейчас, столетия спустя, кто-то еженощно срезает в парке розы и уносит их… куда?.. и зачем?..
— Я полагаю, мы это выясним уже сегодня. Но я не могу представить Джона Стила в роли некроманта.
— Джон Стил — подручный, который сам не понимает, что и зачем он делает. Вообще, в замке нет никого, кто мог бы претендовать на роль некроманта. Обитатели Баскет-Холла просты, как хеллоуинская тыква. Но ведь кто-то убил Джоану Бекер, кто-то похищает книги и документы, кто-то колдует над розами. Не следует плодить лишних сущностей, наверняка это один человек. Если бы мы заставили говорить Даму Роз, преступник уже был бы в наших руках!
Распахнулась дверь, в проеме показался Куз Митч. На запястье у него был намотан конец цепи. Каторжники называют такие оковы мелкозвоном.
— Давай-давай! — поторопил Митч и осторожно потянул за цепь. В комнату, спотыкаясь, вошла Дама Роз. Другой конец цепи был обмотан у нее вокруг талии. — Вот и пришли, — приговаривал рыжебородый конвоир, — а то рыпалась, идти не хотела.
— Ничего себе ты с ней нежненько! — воскликнул Томми.
— А как же… Это ее родная цепь, она еще при жизни на ней сидела.
— Предатель! — с чувством произнесла Дама Роз — Я ничего вам не скажу.
— Было бы тут что предавать… — рассудительно проговорил Куз Митч. — Тебя же, голубушка, считай, и нету, видимость одна. Ты на меня посмотри, я ведь тоже нежить, а какой молодец — поглядеть приятно. Так что хватит глупить, а то священника позовем.
— Тут священники стадами ходили, да ничего не выходили, — произнесла Дама Роз, презрительно, но совершенно не аристократически оттопырив губу.
— Так то небось были малахольные англиканские пасторы. А мы пригласим православного попа, дикого и злого, с кадилом и святой водой сорокаградусной крепости.
Если бы привидение могло побледнеть, Дама Роз побледнела бы.
— Не надо… — прошептала она, бессильно опустившись на пол.
— Тогда давай разговаривать. Твоя история нас не слишком волнует, мы ее уже прочли. — Митч продемонстрировал найденную книгу.
— Дура! — прошипела покойная леди. — Идиотка! Даже такой простой вещи не смогла сделать!
— Кого вы имеете в виду? — быстро спросил Трауб. — Миссис Баскет, миссис Бакт или, быть может, мисс Бекер?
— Какая она Баскет? Это ничтожество, пустое место, оскорбляющее род! А ваша мисс Бекер и вовсе не та, за кого себя выдает!
— Кто же она?
Но Дама Роз уже взяла себя в призрачные руки.
— Раз сэр Эдвард решил взять ее в горничные, так и будет. Больше я ничего не скажу. Угодно — терзайте!
— Зря ты так, голубушка. — Митч покивал головой. — Ведь если мы сами до всего дойдем, тебе же хуже будет. Думаешь, если ты умерла, так тебе ничего больше не сделают? Сделают, и еще как… народец до таких вещей ушлый. — Митч подошел к привидению, обмотал обрывок цепи Даме вокруг шеи. — Не хочешь сейчас говорить, иди к себе, отдыхай покамест. Понадобишься — позову.
Дама медленно поднялась с пола. Все в ней — платье, прическа, розы, которыми она так безжалостно швырялась, — оставалось свежим и непомятым, но чувства пребывали в смятении, и это можно было заметить невооруженным глазом.
Изящным движением Дама Роз закинула на спину конец цепи и, прежде чем исчезнуть, произнесла:
— Джон Бакт, дворецкий, тоже не тот, кем кажется. Именно дворецкий выдал меня мужу, он, и только он, во всем виноват!
Некоторое время в комнате царило молчание. Затем Сэмюэль Трауб задумчиво произнес: