Фэнтези-2010

МАГИЧЕСКИЕ НАРОДЫ

СЕРГЕЙ КРУСКОП

ПОДЗЕМКА

Почти правильный диск луны плыл по небу, не затмеваемый ни единой тучкой. Погода уже полмесяца стояла теплая и сухая. Днем солнце палило землю, покрывая затейливой сеткой трещин ил на высохших старицах, делая ранние грибы в бору горькими и несъедобными, а сам бор наполняя запахом плавящейся смолы и растительной пыли. Ночь приносила прохладу, но не влагу, и месяц мог беспрепятственно взирать на не застилаемые туманом луга, покрытые сухо шуршащей травой, на поля с вяло поникшими стеблями. Впрочем, этот урожай, что грозит полечь на корню, если в ближайшие день-два не случится дождя — понадобится ли он еще кому-нибудь?

Зато по такой погоде хорошо горит дерево — просохшее, расставшееся с остатками влаги или же вытопившее на поверхность тягучие капли горючей смолы. И хотя уже много дней ни одна тучка не затмевала собой небосвод, темно-серые клочья дыма нет-нет да пробегали по ликам дневного или ночного светила.

— Да сгинет кровь врагов, да отдаст она прежде силы нам!..

Костры горели во дворе замка: один большой в центре, пять меньших — вокруг него. Огонь весело потрескивал, надкусывая сухие сучья и изредка выплевывая в темноту фонтаны искр. Старый священнослужитель сидел на корточках возле центрального костра и, щурясь, глядел на оранжевое пламя. Он сидел уже более часа совершенно неподвижно, так что фигурам, окружившим огненную пентаграмму, казалось, будто он уснул. Однако никто ни словом, ни резким жестом не прерывал неподвижности старика. Даже пленник, намертво привязанный за руки и за ноги к столбу, казалось, проникся значением момента.

Наконец старый священнослужитель оторвал взгляд от огня и с трудом, медленно распрямился. Повинуясь его жесту, к центру пентаграммы подошел юноша, нервно сжимая в ладонях полукруглую глиняную чашу. Старик достал из складок одеяния стилет и, подняв левую руку, коротко кольнул себя в запястье. На долю мгновения вспыхнув в свете костра багровым, капли крови упали в наполнявшую сосуд смесь. Юноша-прислужник с заметным облегчением отдал чашу старику и поскорее удалился за пределы освещенного кострами круга. Старик же некоторое время помешивал смесь кончиком стилета, бормоча какие-то слова (а может быть — кто знает? — вслух проговаривая свои дальнейшие действия), а затем выплеснул содержимое чаши в центральный костер.

Пламя на мгновение стрельнуло вверх — чуть не до уровня зубчатой стены, а затем сменило цвет на голубоватый; в то же время все остальные костры потемнели, окрасившись в кроваво-алый. Или, быть может, это всем только показалось? Но не может же всем померещиться одно и то же!

Прикованный к столбу пленник встрепенулся, однако про него словно забыли. А ведь он готов был поклясться, что все это действо имеет к нему непосредственное отношение.

Над синеватым пламенем появилась тренога, а на ней бронзовый котел. Туда священнослужитель ничего добавлять не стал, лишь помешал содержимое все тем же стилетом, предварительно дважды проведя клинок сквозь пламя. И только теперь старик заговорил:

— Братья мои! Не мне говорить вам, сколь мало нас и сколь сильны враги наши. Во всем подобные нам внешне, они — звери по натуре своей, не способные творить, но лишь разрушать сотворенное. Нам не на что надеяться, кроме как на милость богов наших и на силу магии, которую боги даровали нам, вложив ее в кровь, что струится по жилам нашим! Пусть же сгинет кровь врагов, пусть прежде даст она силы нам!

— Пусть! — шелестящим эхом откликнулись те, что стояли вокруг пентаграммы.

— Сгинет!

— Кровь!

— Нам…

* * *

— Что с тобой? — Леди Релла оторвала на мгновение взгляд от книги, которую читала, и посмотрела на своего спутника.

— Сон приснился, — король нервно передернул плечами и потер виски.

— Страшный?

— Даже не могу понять… Вроде бы ничего страшного не увидел, но ужас пробрал до костей. А что это мы останавливаемся? Или мне кажется?

Карета сбавила ход, запряженные в нее серые лошади принялись фыркать и взбрыкивать, насколько позволяла упряжь, а двое конных гвардейцев, помахивая пиками и ругаясь как сапожники, поскакали вперед — разбираться. А потом карета встала.

Верховный король Берроны, повелитель Прейи, Солостровии, Турвы и Южных Королевств, властелин Милосердных гор, Малахитового кряжа, Биармиды и Студеного моря — короче, вся эта толпа людей в довольно молодом еще лице Олвера Второго опустила стекло и выглянула наружу. Впереди стояли повозки, подводы и кареты, ржали лошади, ругались возчики и глазели на все это случайные прохожие. Позади уже тоже собралось несколько повозок, только ругани пока не было: возницы видели, чья карета стоит перед ними, и бранились мысленно. В воздухе, усиленный полуденной жарой, медленно струился некий вполне узнаваемый аромат.

Гвардеец, с трудом развернув коня, подъехал к дверце кареты.

— Пробка, ваше величество, — сообщил он.

— Я заметил, — отозвался король. — Дай-ка я даже попробую догадаться, в чем причина… Опрокинулась подвода со свиным навозом. Я угадал?

— Никак нет, ваше величество, — гвардеец попробовал вытянуться в седле по стойке «смирно» и преданно выкатил глаза. — Свиного там только треть, остальной коровий! — доложил он, видя удивление во взгляде монарха.

— Отлично, — Олвер тяжело вздохнул, о чем немедленно пожалел. — Это, разумеется, в корне меняет дело. — Он плотно прикрыл окошко и вернулся на диван кареты. — Это уже в третий раз за последнюю неделю, — пожаловался король в пространство.

— Навоз, дорогой? — поинтересовалась Релла.

— Ну да, в этом есть элемент новизны, — нехотя согласился король. — Прошлый раз это был уголь, а позапрошлый, если ты помнишь, фургон с досками, с которым столкнулась карета графа Забалкайского. Я тут как-то раз беседовал с моим, так сказать, коллегой, королем одного из Южных Королевств, и в частности поинтересовался проблемой транспорта на улицах его родного города. И знаешь, что оказалось? Он был даже не в курсе, что подобная проблема может существовать!

— Это не удивительно, дорогой, — чуть улыбнулась леди Релла. — Все население любого из этих королевств в три-четыре раза меньше, чем население одного только Веята. Кроме того, Веят — действительно богатый город. А кроме заметного потока товаров это означает еще, что в нем много не только праздно шатающегося, но и праздно катающегося народа.

Король задумался на минуту, а затем течение мыслей его повернуло в новое русло. Он постучал в переднюю стенку кареты.

— Фьер! — окликнул он.

— Да, ваше величество? — отозвался капитан королевской стражи, согласно протоколу должный лично сопровождать короля в поездках.

— Как ты думаешь, — король откинулся на спинку дивана и возвел взгляд к потолку, — как ты думаешь, чисто теоретически: не является такая ситуация, как сейчас, весьма удобной для покушения на меня? Или, кстати, в равной степени на любую другую из высокопоставленных особ города?

— Чисто теоретически… — с некоторым сомнением протянул капитан. — Боюсь, может, ваше величество. Но искренне надеюсь, что не является. Осмелюсь предположить, что мы устранили оппозицию более или менее полно…

— Это невозможно, — усмехнулся король. — Если оппозиция дает устранить себя, какая же это оппозиция? Это так, смутьяны. Вообще, насколько я понимаю, если в стране не остается ни одного недовольного хоть чем-нибудь, это значит, что там все умерли. Тем не менее представь, Фьер: в существующей неразберихе организовать так, чтобы две повозки столкнулись на узкой улице прямо перед нужной каретой, ничего не стоит. А дальше — хоть по этой карете заклинанием лупи, хоть из арбалета стреляй или из пищали. И главное — никакой суеты, никакой спешки, можно устроиться на любом карнизе на выбор. Промахнешься, можешь повторить попытку, прежде чем кто-то сообразит, что что-то произошло.

— Вы кого-то подозреваете? — насторожился капитан. — Мои люди дежурят вдоль всего маршрута следования, но если хотите, мы можем допросить с пристрастием этого возчика г… удобрений.

— Нет-нет, дорогой Фьер, это излишне. Я это говорю к тому, что неплохо бы что-то сделать с движением, дабы подобные ситуации возникали пореже.

— Например, — сказала Релла, вновь отрываясь от чтения, — можно было бы перенять опыт Эвксинии. Создать специальную службу, регулирующую движение на улицах и разбирающуюся с такими вот случаями.

Впереди наметилось какое-то оживление. Ругань возниц несколько стихла, а ржание и храп лошадей, наоборот, усилились.

— Полагаю, ты, как обычно, права, — король приобнял фаворитку, — однако это едва ли решит все проблемы.

* * *

Гном спал, и ему снилась штольня.

— Э-эй, вставай! Гутторм, бородатая твоя душа, вставай!

Таких криков в штольне быть не должно. Там никто не спит — это противоречит технике безопасности. Дело не в тысячах тонн камня и земли, нависающих над тобой — эти тысячи тонн над многими гномами нависают на протяжении всей жизни. Но одно дело — жилые ярусы и галереи, чьи своды точно рассчитаны и выверены, и только землетрясение или иная подвижка земной коры могут их обрушить. Штольни же существуют ровно столько, сколько оправдывают свое существование, поставляя руду, самоцветы или поделочный камень. Потому всякий гном с детства знает, что, находясь в штольне, следует быть внимательным к множеству вещей — трещинам в потолке, неожиданно упавшим камням, киркам товарищей по работе, груженным рудой вагонеткам…