Неожиданно вспоминаю случай из детства. В пятом классе на меня напала дикая собака. Было это шесть лет назад. Я шел один мимо пустыря, как вдруг из кустов вылетела худая облезлая шавка и бросилась на меня, неистово рыча. Я успел подставить портфель, но собака опрокинула меня на землю, подмяла, ее зубы клацали перед самым лицом, забрызгивая вонючей слюной. Я трепыхался под ее телом, совал сумку в ее оскаленную морду, пару раз получил лапами в лицо. Спас случай: проезжающая мимо машина остановилась, и выскочивший мужик прогнал обозленного зверя. Он же и отвез меня домой.
Тогда сосед дико сумничал, посмотрев на мою потрепанную физиономию: «Нельзя показывать собственный страх, звери его чуют». Посмотрел бы я на него. И что мне было тогда делать, заорать собаке в ее дикую морду, что я ее не боюсь? Особенно, когда над тобой нависает бешеная тварь, а в лицо чуть ли не тыкаются желтоватые кривые клыки.
Сейчас немного другая ситуация — я не знаю своего противника в лицо. Неизвестность пугает сильнее. Пусть я уже и не одиннадцатилетний мальчуган. Но знай, Чучух, просто так ты меня не получишь!
Я немного размышляю, а затем берусь за рычаг с противовесом.
Переводной механизм с ручным приводом порядком проржавел и не поддается. Сил, чтобы сдвинуть рычаг с места, не хватает.
— Егор, ну-ка помоги!
— Саня? С тобой все в порядке? Зачем тебе это? Ну-ка посвяти в свой гениальный план. Хочу напомнить, что до заката нам надо успеть добраться, сам знаешь, что тут ночью будет твориться. Не будем в Давыдовке к вечеру, наши шансы выжить станут равны нулю.
— Знаю, нет времени объяснять. Берись, давай!
Пот льет градом, вены вздулись на шее и висках, на лицах оскалы, мы вновь и вновь налегаем на рычаг.
— Бесполезно. Сань, пошли, а? — Егор заглядывает в глаза, он серьезно обеспокоен. — Сань? Доберемся до убежища, отдохнем, как следует несколько деньков. Сходим на речку, на наше место, помнишь? Там почти безопасно. Сань, пойдем дальше? Пожалуйста.
— Погоди, — я непреклонен.
Толку объяснять, он же подумает, что я сумасшедший!
Больше всего я боюсь, что не выдержит рычаг, лопнет. Ведь сколько лет механизм был открыт всем ветрам и дождям, кто знает, насколько он прочен! Я опираюсь на станину с рычагом, переводя дух, и оглядываюсь на стрелочный перевод. Затем смотрю на Егора, схватившегося за погнутую фонарную стойку рядом.
— Вижу, немного сдвинулась стрелка. Еще попробуем! Десять минут и пойдем, хорошо?
В финальный рывок я вкладываю остатки всех своих сил.
— Ползет, зараза, — сипит над ухом Егор. — Надеюсь, я потом получу от тебя объяснения?
И я вдруг вспоминаю все. Как возвращался домой, после того как поступил в институт, спешил обрадовать родителей новостью. Как Чучух пытался помешать моим планам. Да и не только моим, но и планам других людей, ни о чем не подозревающих и мирно следующих маршрутом Москва-Адлер. И как… О, боже! Неужели такое возможно? Рушится невидимый барьер в моей голове, который я сам и воздвиг. Вот только в один момент воспоминания как бы раздваиваются. Это же я следовал тем поездом в злополучную ночь. И новость в газете на первой полосе! Это должно было случиться! Но я повернул стрелку. Звучит, конечно, бредово, но я спас себя самого в прошлом. Значит, Чучух побежден, он больше не опасен? А не схожу ли я с ума? Или дело просто в моей богатой фантазии?
Поезд несется в ночи, Чучух больше не скрипит, не фырчит. Он все еще здесь, лишь спрятался подальше, затаился. В купе душно, и молодой парень встает и открывает створку, чтобы впустить прохладный ночной воздух внутрь. А на стекле в третьем купе второго вагона поезда дальнего следования, утаскиваемого Чучухом в ночь, нацарапано одно слово: «Живи».
ПОЛИГОН ДЛЯ «ПРИЗРАКА»
Встав на край обрыва, я с интересом посмотрел вниз на зелёно-жёлтый туман. Здесь это ядовитое облако называют — аномалия. Она не только надёжно укрывает верхушки деревьев, растущих на дне карьера, но также дарует бессмертие любой биологической субстанции, попавшей в неё. Конечно это всё не задаром. Жить и чувствовать ты будешь, пока не станешь прахом. Даже врагу не пожелаешь такой судьбы.
Вдруг за спиной осыпалась и захрустела каменная крошка. Сознание за секунду нарисовало с десяток картин моей смерти. Прежде чем я услышал сзади искажённый внешним динамиком голос:
— Сто-ая-ять! Па-адла-а…
— Стою!.. — как можно громче крикнул я, чтобы этот кто-то услышал мой голос из-под респиратора замкнутой системы дыхания.
— Руки показал!
Не поворачиваясь, раздвинул пустые руки в стороны.
— Опа-па!.. — невдалеке прозвучал другой динамик. — Какая встреча!
«По ходу пьесы второй мужчина прятался на верхнем ярусе… — немного успокоившись, размышлял я. — Только что это меняет? Всё равно вас не должно было быть здесь! Эти Карьеры Призраков потому и числятся заброшенными, что люди их оставили после появления химической аномалии много-много лет назад! Я сюда сунулся в надежде спокойно миновать соседнюю Чудесную Долину, пропитанную смертельными дозами радиации. Такой крюк дал! Тут вы нарисовались, что не сотрёшь!».
— А чего это мы так быстро бегать стали? Ни тебе здра-а-асьте… ни тебе доз-з-звидания… — поинтересовался второй мужчина. — На хера, дёрнул от нас утром?
«Всё-таки сейчас вечер. Не ошибся. А теперь будем выяснять, что же ты, моё новое тело успело натворить за сегодня?» — подумал про себя, но им я быстро ответил:
— Я!? Я не мог! Бегать быстро не обучен! — и уже собрался было повернуться…
— Заткнул фонтан, быро! — приказал первый мужчина и мне в спину больно ткнули чем-то твёрдым. Скорей всего дулом, вот только чего?.. Хотя какая разница? В такие смутные времена любой может стать «королём мира», даже с самопалом-поджигой.
— И не дыши, смертник, — уже над ухом прозвучал металлический голос.
— Стараюсь…
— Молча-а-ать! — прохрипел динамик, захлёбываясь от перегрузки. В следующий миг под рёбра слева пришёлся удар, чем-то твёрдым. Больно, конечно, но я стерпел. Лишний конфликт мне сейчас ни к чему.
— Мне уже до конца дней хватило твоего пустого трёпа… — добавил мужчина и отдал приказ второму: — Обыщи эту болтливую шавку…
Не спеша сильные руки прощупали куртку и штаны. Потом, нажимая в спину тем же тупым предметом, заставили раздвинуть ноги и проверили остальное. Убедившись, что действительно у меня ничего «такого» с собой нет, голос первого заворчал:
— И что? Он всё сбросил?
— Ага, гол, как сокол! — ответил второй.
— Ну, так бери и прячь в подол… — попытался сострить я.
— Сдохни, сука! — обратились ко мне, сопроводив приказ ударом приклада по рёбрам.
Это стало последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. «Сейчас, так наваляю этой братве!». За пару вдохов восстановил дыхание, и повернулся, готовый дать отпор хамам… Только увидев перед собой двух военных, я замер. Одеты они были в точно такой, как у меня серо-зелёный маскировочный комбинезон. С той лишь разницей, что от моей формы остались лохмотья и замкнутая система дыхания. А их комбинезоны ещё новенькие со встроенной бронёй и заполненными карманами разгрузочных жилетов. Лица спрятаны под новейшими шлемами для ведения боя почти в любой атмосфере. Но меня в тот момент интересовали их нагрудные нашивки с позывными.
«Финист» и «Ребус» — прочитал я вышитые на чёрном бархате жёлтые буквы.
— Мужики! — забыв обо всём, кинулся на ближайшего вояку.
Тот успел лишь выставить автомат перед собой. Я же, не задумываясь, натренированным движением выбил оружие из его рук в сторону. В следующую секунду обнял мужика:
— Как же я рад, что нашёл вас!.. Колюня, Романыч… Где Ярс и Жека?
— Ребус, сними его с меня! — оторопело крикнул старший лейтенант Феклистов.
— А, легко! — задорно ответил у меня за спиной прапорщик Барсуков.
Каким чувством я за доли секунды понял, что надо присесть? Удар прикладом автомата пришёлся Финисту под шлем. Там защита надёжная, выдержит. Однако старший лейтенант судорожно принялся восстанавливать дыхание. Я, оставаясь на корточках, обернулся. Ребус вертел головой, смотря то на меня, то на задыхающегося товарища.
Я резко поднялся, чем спровоцировал его. Он, не думая вновь ударил прикладом, только вместо моего лица попал в пустоту. Мне осталось лишь подхватить одной рукой автомат прапорщика и продолжить его движение. Вывернутые запястья выпустили оружие. Ведомый весом своего тела, Ребус устремился в ближайшие кусты. С шумом он пролетел сквозь ветки и, упав на камни, затих.
Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять — бурое пятно на комбинезоне под мышкой у прапорщика Барсукова это засохшая кровь. Кровь?! Там очень редко бывает чужая кровь. Пуля, нож, стрела? Скорее стрела, вряд ли ближний бой. К тому же в округе почти нет людей с огнестрельным оружием, тем более нарезным.
— Как же это вы так, Фин… не убереглись с прапором то?.. — спросил я Феклистова. — А, старлей?
Вместо ответа в динамике прозвучало мычание и хрипы. Похоже, Ребус сломал ему кадык. Хотя травма не помешала старшему лейтенанту снять с пояса штык-нож.
