«Можно сказать и так, сударыня, — со второй половины экрана загадочно ответил упакованный в черное незнакомец. — Все мы чьи-то убийцы. Кого-то поражает пуля или кинжал, кого-то яд, а другого легко сразить и одной неосторожной фразой, главное, брошенной вовремя. Это как удар в боевом искусстве Дим Мак — «прикосновение смерти».

«И вы хотите убить меня, господин Дим Мак? Одним прикосновением?»

«Ни в коем случае — от вас мне нужна только информация».

«Мне сказали, вы представляете тайную организацию продавцов секретов, это так?»

«Именно так, сударыня».

«Зачем вам информация от меня, если вы сами — продавец?»

Вопрос был резонный. Но Долгополов нашелся.

«Я выступаю в роли посредника. У одного взял — другому продал. Мне необходимо знать, сударыня, о ваших отношениях с этими двенадцатью вашими родственниками, приказавшими долго жить. Во-первых, знали вы о том, что в случае их смерти окажетесь баснословно богатой дамой? Наследницей миллиардов?»

«Не знала», — очень просто ответила она.

«А если я скажу, что не верю вам?»

«А если я пошлю вас к черту, господин Дим Мак?»

И вновь ее реплика остудила пыл великого выдумщика.

«Тогда мне придется рассказать вам об одном из секретов, которые смогут поколебать вашу уверенность в себе».

«Валяйте — послушаю».

«Ипполит Самуэлевич Смирнитский не родной отец Филиппу Ипполитовичу Смирнитскому, а это значит, что по одной из линий ваша легальная наследственность обрывается, и вы теряете добрых пятьдесят процентов из того, что вам обещано по завещанию. Если не больше».

«Как вас зовут, кстати? Имя у вас есть? Или вы так с кличкой и живете?»

Долгополов задумался.

«Аполлон Аполлонович».

«А вы похожи, — кивнула она. — Чувствуется, ваш папа тоже был неплох».

«Острите?»

«Конечно». — Она обворожительно улыбнулась.

«За папу ответите».

«Вы — гнусный тип, Аполлон Аполлонович».

«Какой есть, душенька».

«Старый мерзкий вымогатель».

«А вы — маленькая лживая дрянь. Знали, от кого и сколько получите».

Крымов посмеивался оживленному диалогу, который уже слышал только что, но не видел ангельского лица говорившей дамы. Оно подкупало и завораживало. А ее взгляд! Этакая смесь сахарной пудры и красного перца. Береги глаза!

«И что вам нужно? — требовательно кивнула она. — Деньги?»

«Мне нужно все, кроме денег».

«Говорите точнее, старый маленький негодяй»

«Почему это маленький?»

«Негодяй-то вы, как видно, большой. А маленький, потому что утонули в своем дешевом кресле на фоне приусадебного участка в шесть соток».

«Соток, между прочим, двенадцать», — расправляя плечи, заметил Антон Антонович.

«Ах, простите! Мне таких роскошеств не понять».

«Теперь дадите мне вдвое больше, чем я предполагал вначале. Секретов у меня, как сельдей в бочке. И о вашей тайной связи с фабрикантом Марданниковым я знаю, и с танцором Боборыкиным, и с певцом Кис-Кис, и вашу домашнюю порносессию с ним я видел, вы там еще вся в коже, и про сексуальную оргию у певуна Джингла, вашего общего с Кис-Кис дружка. Так что ваш моральный облик вам на руку не сыграет при дележе наследства, уж поверьте. А еще я знаю, что одну половину покойников из двенадцати вы пытались стравить с другой. И как же тонко это делали!»

Маргарита Николаевна Маковская с начала его тирады несколько раз изменилась в лице — у нее как будто из-под ног почву выбили, и теперь она едва-едва балансировала над пропастью.

«Они и собрались-то в тот день только ради того, чтобы выяснить отношения, — понимая, что одолевает ее, победоносно добавил Антон Антонович. — А вовсе не из-за родственных симпатий. Там все ненавидели друг друга! И все сдохли. Как занятно, да?»

Маковская молчала — у нее не было аргументов. Даже остроты закончились. Этот старик знал то, чего не должен был и не мог знать никто.

«Что вы хотите?» — спросила она.

«И больше ни одной гадости с вашей стороны?»

«Больше нет», — ответила она.

«Я должен знать, от кого вы получили информацию, как стравить эти двенадцать человек. У вас такого досье не могло быть в принципе. От кого вы его получили?»

Но она все еще держалась:

«Почему вы решили, что это сделала я? Получила? Стравила? Может, и убила еще?»

«Я читал вашу переписку с восемью людьми из этой компании. Как она попала мне в руки? — уничтожающе усмехнулся Долгополов. — Не скажу. Но знаю, что яблоко раздора бросили в эту компанию именно вы!»

Маковская молчала — как в рот воды набрала.

«Кто был этот человек? — продолжал настаивать грозный продавец секретов. — Вы не настолько умны. Хотя и не глупы тоже. Вы лишь актриса, но был и режиссер!»

Ни слова с ее стороны. Только светло-карие глаза Маргариты Николаевны стали нечастными.

«Что он пообещал вам, а вы — ему?»

Тот же молчок. Но в прекрасных глазах, кажется, блеснули слезы.

«Я точно знаю, что вы должны были стать тринадцатой за тем столом, на Рублевке, но в последний момент сказались больной и не прилетели в Россию. Я прав?»

«Прощайте», — вдруг сказала она и отключилась.

На экране ноутбука возник чудный зимний пейзаж.

— Вот так и закончилась наша беседа, — развел руками Антон Антонович. — Бегством подозреваемой.

— Она была напугана, — констатировал детектив.

— Представьте, я тоже заметил.

— И еще как! Поверьте моему опыту следователя: она скрывает человека, которого и боится, и в услугах которого нуждается. Сообщника и руководителя этого преступления. А теперь скажите, нам-то какое дело до того, что на тот свет отправилось двенадцать толстосумов?

— А дело есть! Хотел сразу принести книгу, да решил, она будет вас отвлекать, — сказал Долгополов, выпрыгнул из кресла, размялся, покряхтел и направился по тропинке к дому. — Наливайте пока, Крымов, не стесняйтесь!

Очень скоро он возвращался к столу с большим фолиантом в руках.

— «История Венеции», — сказал он. — Издание 1912 года, Санкт-Петербург.

Забрался обратно в кресло, уложил книгу на колени и стал листать.

— Ага, — кивнул Антон Антонович и положил тяжелую книгу на стол. — Вот, смотрите, триптих «Пир двенадцати». Автор шедевра художник-маньерист Джанни Петричелло, шестнадцатый век.

Крымов всмотрелся в хитрый шедевр. Слева на старинном полотне были изображены двенадцать средневековых венецианских аристократов, пировавших за длинным столом. Вокруг бойко шастали слуги с блюдами, крутились собаки, на дальнем плане бренчали лютнисты — ну, все как и положено во дворце за обедом. Справа в гондоле по венецианскому каналу ночью плыл мужчина в черном плаще и шляпе, черной носатой маске — во всем его облике звучала гроза всему окружающему миру. На центральном полотне триптиха все пирующие были уже мертвы — они застыли в разных позах, кто-то упал лицом в свою тарелку, кто-то откинулся на спинку полукресла, а кто-то все еще корчился на полу у стола. Вокруг бегали слуги, в ужасе замерли собаки.

— В 1560 году, тогда уже царствовали Медичи, во дворце графов Морозини собралось двенадцать аристократов, — мрачно произнес Долгополов. — Как вы догадываетесь, представители одного знатного рода. Ели, пили, спорили, даже ругались, а потом скончались в течение нескольких часов по неизвестной причине. Художник просто сгустил краски, решив прикончить их всех за одним столом.

— А кто этот мрачный сеньор в черном, в гондоле?

Антон Антонович усмехнулся:

— «В бесконечной круговерти, потрясая этот мир, в лунном свете в «Маске Смерти» он пришел на скорбный пир, — процитировал бодрый старик классика. — И кого рукой коснется, на кого нацелит взгляд, всем отправиться придется по дороге прямо в ад».

— Оптимистично, — кивнул детектив. — А это, значит, «Маска Смерти»?

— Она самая. Маска Чумы! Я думаю, это он и есть, их палач. Их смерть. Он плывет как раз от патрицианского дворца Морозини, от его ступеней. «Пир двенадцати» закончился прискорбно. Биограф отметил, что у каждого из пирующих было свое блюдо, специально приготовленное исключительно для него.

— Как у наших толстосумов с Рублевки?

— Именно так, Крымов, именно так.

— Обалдеть. Остается спросить, кому это было нужно? Смерть этих двенадцати аристократов?

— Вот кому, — грозно ответил Долгополов и ткнул пальцем в темное пятнышко, которое просмотрел Крымов. — Упустили, господин сыщик?

Андрей потянулся к репродукции.

— Упустил, каюсь, — кивнул он.

Спрятавшись от лунного света в тени дома, у каменного льва стояла женщина, тоже вся в черном. Она смотрела вслед уплывающей Маске Смерти.

— Я провел какое-какое расследование, — продолжал Долгополов. — Морозини соперничали с другим патрицианским родом — Орселло, именно их обвинили в убийствах, но доказать никто ничего не смог. Зато имя наследника всех этих патрициев история для нас сохранила. Наследницы! Августина Франческа Морозини. — Крючковатый палец Антона Антоновича энергично забарабанил по мелованной бумаге. — Голову даю на отсечение, это ее изобразил художник на правом полотне триптиха. Но это еще не все, Андрей Петрович.

— Так, слушаю…