Сборник

Лабиринты времени

Алекс Бор

Противостояние

1

Азбяк не торопился с решением, но Юрий не мог больше ждать. Он понимал, что нрав великого хана переменчив, как ветер в степи. Но московский князь давно знал хана, а год назад он проявил свою высшую милость — выдал за него сестру. Поэтому Юрий не только умел улавливать желания хозяина Великой Орды, но и чувствовал, когда можно промолвить нужное слово, которое склонит Азбяка к верному — по мнению самого Юрия — решению.

Вот и сейчас, войдя в ханский шатер и бросив осторожный взгляд на угрюмого Азбяка, который быстро перебирал четки, Юрий понял, что тот совсем не против, чтобы жизнь князя Михаила оборвалась — но хочет все обставить так, чтобы это не выглядело его решением.

Юрий подавил вздох, и, подойдя к помосту, на котором стоял ханский престол, низко поклонился, прижав правую руку к сердцу.

Затем выпрямился, но продолжил стоять, чуть наклонив голову — великий хан не любил, когда вассалы смотрели на него прямым взглядом.

Хан долго молчал, перебирая четки. И великий князь не мог нарушить это давящее молчание — он должен был ждать, когда заговорит Азбяк.

— Ты мой гурган, — наконец проронил хан, и Юрий понял, что тот сразу решил перейти к главному.

Гурган — почетный титул, так татары именовали тех князей покоренных ими земель, которые становились зятьями татарских ханов.

Юрий был женат на Кончаке, дочери хана Тогрула и сестре Азбяка. Став русской княгиней, та сразу крестилась по православному обряду и взяла имя Агафья — татары очень часто принимали веру покоренных ими земель. Сам великий Бату-хан, когда вел своих нукеров к Последнему морю, принял христианскую веру. А потом, вернувшись из похода в родной Джучин улус, перешел в магометанство и велел строить мечети.

Юрий не очень понимал, как можно поменять христианскую веру на басурманскую, но не ему судить татарских ханов. Тем более что они не притесняли христиан и даже выдали специальный джерлик, по которому православные священники освобождались от всех податей.

…Агафья умерла в Твери в начале января. Хотя князь Михаил, когда взял её в плен после битвы у Бортенева — она случилась ровно год назад, на границе тверских и московских земель, — клятвенно обещал Юрию, что с его женой ничего не случиться, что она будет гостьей тверского князя, пока они не решат споры, которые сделали их лютыми врагами.

Но Агафья умерла, и в Твери шептали, что её отравили.

— Ты мой гурган, — повторил Азбяк. — Но это не значит, что в твоих жилах течет кровь великого Чингиса.

Юрий снова ничего не ответил. Но спина похолодела, а сердце испуганно заколотилось в груди.

После смерти Агафьи Азбяк отобрал у Михаила джерлик на великое княжение Владимирское и отдал его Юрию. А самого Михаила вызвал в Мохши, в личный шатер.

После разговора с ханом Михаила отправили в темницу, где он уже провел половину года, закованный в колодки, но Азбяк всё никак не мог решить, казнить ему тверского князя или помиловать. Возможно, великий хан сомневался, что Михаил виновен в смерти его сестры, и эти сомнения очень не нравились московскому князю. Юрий боялся, что великий хан может поверить Михаилу и простить его, и тогда в колодках окажется сам Юрий. А он не хотел томиться в татарской неволе, ожидая смерти — он уже успел почувствовать себя великим князем, и не желал никому уступать этот титул. Тем более, он очень хорошо знал, что не имел никаких наследственных прав именоваться великим князем, потому как был младшим в роде Рюрика. А Михаил — старшим, и титул великого князя мог носить по праву. Но татары, которые покорили Русь, решили иначе, и князь Юрий был очень благодарен великому хану, и был готов сделать всё, что тот от него потребует.

Но хан пока не требовал самого главного — принести ему голову князя Михаила.

Который, конечно же, не был виноват в смерти Агафьи. И не знал, что она умерла отнюдь не случайно. Юрию как никому другому была ведома истинная причина смерти жены… Кроме него, правду знал еще один человечек. Но он ничего не сможет никому рассказать, так как умер на следующий день. Сломал шею, оступившись на крыльце княжеского терема.

Правда, эту смерть никто не приметил — когда отходит к Богу княгиня, разве кого-то волнует холоп?

Юрий был уверен, что больше никто ничего не знал. Но у великого хана соглядатаи везде, и они наверняка могли что-то вынюхать… И если Азбяк вдруг поймет, что в смерти его сестры виноват он, Юрий, — то суд хана будет очень скорым, и московский князь не просто умрет, а будет умирать очень долго…

Юрий был воином, и не боялся смерти — но сейчас, достигнув высшей власти, он очень хотел жить…

— В твоих жилах не течет кровь великого Чингиса, — продолжил после недолгого молчания Азбяк. — Но ты был женат на женщине, в жилах которой текла его кровь. Ты — гурган!

Азбяк встал, положил ладонь на плечо князя.

Рука была тяжелой, и Юрий понял, что должен опуститься на колени.

Он увидел шелковую туфлю хана.

И понял, что от него нужно…

— Ты можешь встать, — велел хан.

Юрий поднялся, и, склонив голову перед Азбяком, стал ждать.

Князь был уверен, что хан принял решение, которого он так долго ждал.

Он по-прежнему смотрел в пол и видел пыльные туфли, которые только что лобызал. И сильные пальцы хана, которые быстро перебирали четки.

Наконец Азбяк сказал:

— Ты волен сделать то, что считаешь нужным!

2

Факел, дрожавший в руке Юрия, почти не рассеивал вязкий мрак, но позволял разглядеть того, кто лежал перед ним на холодном земляном полу, закованный в колодки.

Одежды Михаила были порваны, щеку рассекал засохший шрам. На руках и ногах — кровоточащие раны. Но в измученном взгляде — боль вперемешку с вызовом.

Юрий отвел взгляд — он снова понял, что Михаил готов умереть, но не покориться.

— Ты пришел убить меня? — спокойно спросил тверской князь.

Юрий молчал. Его взгляд перебегал со спутанных волосы Михаила на грязную бороду, потом остановился на свежей ране на плече, из которой текла кровь.

Юрий отвел в сторону факел — теперь он освещал не пленника, а стены темницы, в которую тот был заточен.

В правом углу стояла икона Спасителя — Михаилу никто не запрещал молиться, к нему мог приходить его духовник, чтобы принимать исповедь.

Юрий перекрестился на икону. И в неверном свете факела князю показалось, что Спаситель смотрит на него с осуждением.

Юрий отвернулся от иконы.

— Ты убил мою жену.

Михаил молчал. Юрий не видел его лица, но ему показалось, что губы пленника скривились в усмешке.

— Ты убил мою жену! — громко повторил Юрий, и положил правую руку на рукоять меча.

Михаил молчал, но это молчание было выразительнее любых слов.

Юрий понял, что пора заканчивать. Но боялся вытянуть меч из ножен — он чувствовал взгляд Спасителя, который внимательно следил за ним. И Юрий вдруг с ужасом понял, что когда придет время предстать перед Господом, ему будет трудно оправдаться перед Ним за эту смерть.

Юрий убрал руку с меча.

— Такова воля великого хана! — громко сказал он.

И было неясно, к кому он обращал эти слова — к пленнику или Спасителю.

Затушив факел, Юрий быстро вышел из темницы.

Столкнулся с Кавгадыем, который стоял у входа. Увидел его узкие глаза и презрительную ухмылку — и, ничего не сказав, быстро пошел дальше.

Он не хотел слышать, как будет умирать тверской князь.