Легенды Ереси

Под редакцией Ника Кима

и Линдси Пристли

Это было время легенд.

Герои сражались за власть над Галактикой.

Неисчислимые армии Императора Терры

сражались в Великом Крестовом Походе,

мириады чуждых рас были сокрушены элитными воинами

Императора, а память о них стерта.

Начинался рассвет новой эры, эры правления человека.

Огромные, сверкающие золотом цитадели были символом

бесчисленных побед Императора.

Миллионы миров встречали триумфальные колонны

его смертоносных воинов.

Богоподобные примархи вели Легионы Адептус Астартес,

космических десантников Императора, от победы к победе.

Несокрушимые и величественные,

венец генетических экспериментов Императора,

космические десантники были

сильнейшими воинами человечества,

и каждый в бою стоил сотни простых солдат.

Неостановимые десятитысячные Легионы,

ведомые своими примархами,

завоевывали Галактику для Империума Человека.

Величайшим из примархов был Хорус,

прозванный Великолепным, Воссиявшей Звездой.

Любимый сын Императора, он был Воителем,

величайшим командиром, направлявшим армии своего отца

на завоевание Галактики.

Он был воином, не знающим себе равных,

как в сражениях, так и в переговорах.

И когда пламя войны станет пожирать Империум,

все лучшие воины человечества сойдутся

в последней битве.

Дэн Абнетт

КРОВАВЫЕ ИГРЫ

Quis custodiet ipsos custodes? [Кто будет сторожить стражу? (лат.)]

Вот уже десять месяцев прошло с тех пор, как он отправился в путь. Десять месяцев, за которые он сменил восемнадцать имен, и при этом подложные документы были изготовлены настолько тщательно, что ему удавалось водить за нос даже систему единой биометрической идентификации. Он петлял, заставляя преследователей пойти по трем тупиковым маршрутам. Один из них вел к Словацким вотчинам, другой уходил к Каспии, а оттуда — к северным рубежам, последний — через Тироль к Доломитовым Храмам над Венецианским Котлованом. На самом же деле путник перезимовал в улье Бухарест и в первую неделю, как тронулся лед, пересек Черное море на грузовом спиннере. Оказавшись в Билгороде, он был вынужден залечь на дно, чтобы сбить со следа тех, кто предположительно шел за ним. Потом в течение трех недель укрывался в здании заброшенного завода в Месопотамии и просчитывал свой следующий ход.

Десять месяцев. Кровавая Игра несколько затянулась, но он все равно действовал предельно осторожно, синхронизируя каждый свой шаг с событиями, происходящими в мире, и уделяя особенное внимание оживленным торговым маршрутам, местным дорожным потокам и графикам миграций сезонных рабочих. Он был на сто процентов уверен, что его не только не вычислили при помощи орбитальных систем, но даже и предположить не могли, где он примерно находится. Последняя ищейка потеряла его след еще в Билгороде.

Затем он отправился вглубь страны, минуя Балучистан, — порой пешком, а порой и на попутном транспорте — и вскоре пересек границу Имперских Территорий. С начала похода прошло триста и еще три дня.

За последние десять месяцев окружающий пейзаж разительно изменился. Целый скальный пик исчез с ослепительно-яркого горизонта, и путника при виде этого охватило странное ощущение пустоты, как от недавно выдранного зуба. Высокогорный ветер приносил запахи машинной смазки, раскаленного металла и каменоломен. Воины-строители примарха Дорна возводили оборонительные сооружения, превращая в крепость самый высокий и неприступный горный массив Земли.

Все эти запахи, повисшие в прозрачном воздухе над старой Гималазией, служили предвестниками приближающейся войны.

Пейзаж, представший его глазам, был настолько ослепительно-белым, что путник порадовался тому, что предусмотрительно взял с собой солнцезащитные очки. Холодный воздух был кристально прозрачен, а в голубом небе, подобное термоядерному факелу, пылало солнце. Перина идеально чистого снега укутывала вершины и горные склоны. Жгучая белизна — и ничего больше.

Поразмыслив, путник решил, что лучше всего будет отправиться к югу, в направлении Кэт Мандау и высоких шпилей Центрального Округа, но, подойдя к ним ближе, понял, насколько все изменилось. Стража, и прежде отличавшаяся неподкупностью и неумолимостью, теперь и вовсе вела себя так, словно была набрана исключительно из фанатично преданных своему делу праведников. Приближение войны в два раза увеличило количество охранников в воротах, в четыре — число пушек и автоматических орудий, а биометрических сенсоров стало в сотню раз больше.

Вокруг Дворца суетились многочисленные строительные бригады, собранные из наемных рабочих, подчиняющихся Масонским Гильдиям, — их палатки, оборудование, да и сами люди покрывали поверхность высокогорных снегов зелеными, черными и красными пятнами, словно склоны вдруг поросли причудливым мхом.

«Охрана усилилась, но теперь им приходится следить за миллионами новых лиц».

Следующие шесть дней он провел, наблюдая за лагерями рабочих, после чего решил отказаться от прежних своих планов и направился на север по горным пастбищам и тропам, стараясь постоянно держать в зоне видимости гигантскую строительную площадку. Внизу, со стороны Куньлунь, по заснеженным ущельям текли непрерывные потоки свежей рабочей силы и грузовиков, везущих к Дворцу припасы и строительные материалы из шахт Шидзанга. С высоты они напоминали медлительные реки темной талой воды с плывущими по ним черными айсбергами. Там, где потоки трудовых армий встречались, под сенью высоких стен Дворца возникали временные города, состоящие из бараков и распределительных центров, где принимали мигрантов, забирали на сохранение вьючных животных и сервиторов, раздавали воду, продовольствие и медикаменты. Уже разгруженные материалы: строительный лес, чугун, сталь, руда и щебень — громоздились вокруг этих поселений подобно мусорным кучам. При помощи подъемных кранов и сложных систем блоков грузы постепенно поднимались на стены. Отовсюду неслись звуки сигнальных горнов, прокатываясь эхом по ущельям.

Порой путник останавливался, садился и просто смотрел на Дворец, казавшийся ему самым прекрасным творением во Вселенной. Конечно, наверняка это было не так. Без сомнения, в далеких забытых мирах можно найти древние, созданные еще до человека строения, способные затмить эту красоту, или хотя бы столь же поразительно гигантские и внушающие тот же благоговейный восторг. Важна была не архитектура. Идея, положенная в основу, — вот что делало Дворец прекрасным. Именно внутренняя концепция придавала этому строительству подлинную ценность.

Дворец представлял собой самый огромный и красивый из скальных массивов Терры, превращенный в столицу и резиденцию правителя, а теперь, хоть и запоздало, он становился еще и крепостью.

Исчезнувший гималазийский пик был разобран на стройматериалы. Осознав это, путник улыбнулся. Люди совсем забыли о скромности.

Переодевшись в обноски и нацепив грязные поножи, он в течение трех дней трудился вместе с генетически модифицированными ограми Ней Монгголия. Известные также под прозвищем мигу, они неуклюже шагали вверх и вниз по тропам, волоча на спинах пластины цурлита, огромные корзины с нефритом и египетской яшмой. Они насыпали заграждения и оборонительные валы, орудуя массивными лопатами, сделанными из лопаточных костей гигантских гроксов, и в неослабевающем ритме забивали в камень железные столбы, к которым потом крепилась намотанная кольцами колючая проволока.

По вечерам, возвращаясь в свои бараки, огромные создания вкалывали себе каш — клейкую субстанцию, получаемую из яда нематоды, обитающей в пустыне Гоби. От этого вены мигу вспухали, а глаза закатывались, после чего великаны начинали что-то нечленораздельно бормотать.

Наблюдая за ними, путник подсчитывал дозировку и продолжительность воздействия.

Огры не были против того, чтобы он работал вместе с ними, но в целом относились к нему с большим подозрением. Он делал все возможное, чтобы сойти за одного «из этих прямоспинных белолицых», стремящегося заработать себе регулярное пособие и премию от Масонской Гильдии. И документы у него были в порядке. Но едва он попытался купить у мигу немного каша, как огры стали держаться настороженно, опасаясь, что он — один из геноводов, подсылаемых, чтобы следить за порядком среди рабочих.

И тогда они решили его убить.

Воспользовавшись предлогом, что подобные сделки следует проводить втайне, трое мигу выманили его из лагеря и завели в каменистую ложбину, где громоздились глыбы кремня и кахолонга, заготовленные строителями. Перед ним разостлали тряпицу, на которую выложили нарезанный на порционные кусочки наркотик. А затем один из великанов неожиданно выхватил тычковый нож и попытался вогнать его в печень покупателя.

Тот только вздохнул — ему хотелось обойтись без таких осложнений.

Он перехватил запястье мигу, выкрутил ему руку и заломил ее в локте. Сустав согнулся в обратном направлении, конечность безвольно повисла, а путешественник без труда выдернул нож из ослабших пальцев. Генетически измененный рабочий не выказал ни малейших признаков боли, только удивленно заморгал.

Каждый из этой троицы являл собой титанических размеров жилистое существо с чудовищно и неестественно развитой мускулатурой. Им и в голову не могло прийти, что какой-то европеец, будь он даже очень крупным и крепко сложенным, способен доставить им неприятности.

Еще один размахнулся, нанося мощнейший, но крайне неумелый удар, словно признавая, что они и в самом деле столкнулись с проблемой. Мигу планировал разобраться с ней одним махом, раздробив европейцу челюсть и опрокинув того на землю с переломленным у основания черепа позвоночником.

Но удар не сумел поразить чужака. Вместо этого кулак гиганта наткнулся на неожиданно взмывший ему навстречу тычковый нож. Лезвие вспороло запястье, отделяя кожу и мышцы от кости. На сей раз мигу ощутил боль. Взревев, он попытался подхватить куски плоти, отрезанные от его изувеченной руки. Европеец заставил его умолкнуть, вогнав клинок в массивный лоб. Удар проломил кость так, словно был нанесен не ножом, а шахтерской киркой.

Мигу повалился назад с торчащей между глазами, подобно какой-то удивительной диадеме, рукояткой тычкового ножа.

Третий великан набросился на европейца сзади, сжав того в медвежьих объятиях. Мигу со сломанной рукой попытался нанести противнику удар в лицо, но путешественник уже устал от этой игры. Передернув плечами, он вырвался из захвата, провернулся на пятках и ударил рабочего в солнечное сплетение кулаком. Грудина раздалась в стороны. Когда европеец отдернул руку, его ладонь была словно затянута в алую перчатку. В ней он сжимал то, что осталось от исходящего паром сердца мигу.

Гигант со сломанной рукой — единственный из троих, кто еще оставался в живых, — что-то испуганно забормотал и бросился бежать к выходу из ложбины.

Путешественник не испытывал к раненому противнику неприязни, но и отпустить его не мог. Он наклонился, подобрал окровавленными пальцами небольшой кусочек кремня, взвесил в ладони и запустил вслед убегающему мигу.

Импровизированный снаряд промчался по воздуху, точно пуля, и с отчетливым хрустом вошел в затылок огра. Рабочий грузно повалился на землю и головой вниз скатился по куче щебня.

Сбросив все три трупа в бездонную пропасть, убийца вымыл руки снегом и забрал тряпицу с кашем.

Орды рабочих, поселившиеся у подножия Дворца, как и любое скопление людей во все времена, манили к себе паразитов, крыс и хищников. Мутировавшие под воздействием радиации волки повсюду преследовали бригады строителей и сверкали глазами в ночи, окружая кольцо костров. Тысячи боевых псов патрулировали периметр лагерей и охраняли склоны, ведущие к Дворцу. Ночную тишину регулярно нарушали взрывы лая и воя, рычание и звуки борьбы, когда верным волкодавам в очередной раз приходилось вступать в схватку с обнаглевшими хищниками.

В темноте трудно было отличить собак от их врагов.

В течение всей жизни он был вынужден регулярно проходить врачебные проверки, досконально запоминая их результаты, чтобы с точностью знать пределы своих возможностей.

Он порезал каш на крошечные порции и взвесил каждую из них на превосходных весах, позаимствованных у ювелира.

Работы по укреплению Врат Аннапурны были уже наполовину закончены. Каждый день в их гигантский зев вливались тысячи строителей, а огромные краны начинали поднимать на циклопическую арку керамитовые плиты, металлические балки и блоки армированного рокрита. Охранники просто не могли себе позволить проверять каждого рабочего в отдельности — это только вызвало бы гнев бригадиров и привело к задержкам. Поэтому ворота были накрыты полем биометрического сканирования, образованным с помощью медленно вращающихся антенн на карнизе основной арки.

На рассвете путник укрылся под брезентом, накинутым на грузы, которые один из кранов должен был поднять наверх. Он забился между пластинами листовой стали и столбами из железного дерева.

Затаившись, он достал четыре грамма каша — передозировка по стандартам мигу. Наркотик был настолько сильным, что путник должен был потерять сознание менее чем через минуту после употребления.

Ему пришлось ждать два часа, прежде чем крановщики начали пристегивать цепи подъемника. Затем он ощутил сильный толчок — платформа с грузом оторвалась от земли.

Тогда путник проглотил каш.

В результате наблюдений он выяснил, что кран тратит сорок три секунды на то, чтобы поднять платформу на нужную высоту, и еще шестьдесят шесть — чтобы пронести ее над воротами. В течение двадцати четырех секунд этого срока грузы находятся в зоне биометрического контроля.

Каш сделал свою работу. Путник потерял сознание и умер еще за двенадцать секунд до того, как оказался под воздействием поля. Приборы засекли только обычные строительные материалы.

Он очнулся. К этому моменту платформа прибыла на место и с некоторых ящиков уже сдернули брезент. Грузчики и строители начали перетаскивать стальные листы.

Все тело горело огнем. Мышцы сводило судорогой. Постаравшись сосредоточиться, он заставил себя пройти комплекс психологических упражнений, чтобы избавиться от соматических последствий каша. То, что убило бы простого человека, его поставило только на порог смерти; кратковременное погружение в это мертвенное забытье позволило путнику проскочить мимо биометрических сканеров Дворца.

Все еще чувствуя себя разбитым, пошатываясь, он выбрался из-за ящиков. Перед ним предстали невероятных размеров орудийные башни и боевые платформы, расположенные наверху стен и укрепленные толстыми слоями дюрапласта и адамантия. На строительных лесах и подвесных мостках суетились рабочие, кое-кто из этих людей даже свисал с высоченной арки на альпинистских веревках. Отовсюду доносились грохот молотков и рев перфораторов. Завывали силовые установки и шипели плазменные резаки, разбрасывая снопы голубоватых искр.

Призрачный свет резаков порождал фантомные образы перед его глазами. Во рту стоял привкус крови. Прихватив ящик с заклепками и пневматический молоток, путник слился с толпой рабочих.

Ему удалось пробраться во внешние пределы Дворца. Впрочем, на это у него ушло еще целых три дня. Вначале ему пришлось перестать выдавать себя за каменщика и стать тенью, затем он нацепил личину слуги, начищающего бронзовые украшения, потом стал фонарщиком и бродил по коридорам с электрическим шестом-зажигалкой в руке, после сменил роль на швейцара, нацепив ливрею, «позаимствованную» в местной прачечной. Только благодаря незаметному генератору маскирующего поля ему удавалось скрыть свой рост и могучие плечи.

Он блуждал по переходам, отделанным агатом и диаспором, спускался по лестницам, чьи ступени были вырезаны из цельных кусков оникса, видел свое отражение в отполированных до блеска мраморных полах, а его тень бежала по стенам, облицованным кварцем и сардониксом. Он прятался в полумраке за арками из слоновой кости, выжидая, пока мимо не промаршируют военные патрули, стоял в дверях, пропуская бесконечные караваны сервиторов, несущих к высочайшему столу подносы с мясом и выращенными на гидропонных фермах овощами.

Затем он снова притворялся уборщиком, потом — выбивальщиком ковров, сторожем и даже посыльным, носясь с кейсом, наполненным листами чистой бумаги, и постоянно горбясь, чтобы никто не обратил внимания на его телосложение. Время от времени он делал остановки, чтобы забрать свою экипировку. Дворец занимал большую площадь, чем иные города. Ушла бы целая жизнь на то, чтобы осмотреть все его этажи и залы. Перегнувшись через перила балконов, путник мог видеть искусственную пропасть, уходившую на пятьсот этажей вглубь, сверкающую огнями и кишащую людьми. Некоторые помещения, особенно Гегемон, были столь огромны, что в них возникала даже собственная миниатюрная климатическая система. Под сводчатыми потолками парили небольшие облачка. А дождь, время от времени проливавшийся в Гегемоне, почитался за добрый знак.

Насколько было известно путнику, дождя здесь не было уже около трех лет.

Гвардейцы Кустодес, величественные в своих золоченых доспехах, как всегда, стояли на страже, присматривая за порядком во Внутренних Покоях. Их алые плюмажи казались фонтанами артериальной крови, застывшими на морозе. На броне воинов пылал символ, использовавшийся еще до Единения, — стрела молнии. Они таились в каждом темном углу и проходе, всегда держа наготове Копья Стражей и проявляя устрашающую бдительность.

Они были хладнокровны, молчаливы и строго блюли охраняемые ими секреты, но в их присутствии любая истина всегда выходила наружу.

Ему удалось установить их расположение. Двое Кустодес приглядывали за Южным Контуром, изгибавшимся, подобно серебристому локону, вокруг Гегемона. Еще двое стояли у входа в Нефритовый Зал, и трое патрулировали украшенные коваными и малахитовыми узорами просторы Конгресса. Одинокий страж, почти невидимка, дежурил под густой, изумрудного цвета листвой в Оазисе Куоканга, наблюдая за тем, как воды кристально чистого озера сверкающими каскадами обрушиваются на лопасти турбин. Четверо других следили за происходящим на верхних платформах Таксономических Башен.

Но, как ни странно, ни одного из них не было ни в Северном округе, ни на западном краю озера, ни возле Инвестиария. Это о многом говорило. Кустодес казались лунами на орбите незримой планеты, яркими небесными телами, притянутыми тяготением невидимой звезды. Исходя из того, где и как были выставлены посты, не составляло труда вычислить и жертву.

Скорее всего, та скрывалась в Зале Лэн.

Расположение суровых стражей заставляло предположить, что жертва скрывается где-то в западной полусфере Внутренних Покоев, а точнее — либо в Зале Лэн, либо в Доме Оружия, либо в Большой Обсерватории или же в личных апартаментах, примыкающих к последним двум. Но путник знал излюбленное место отдыха его цели — Зал Лэн. Если только он не занимался своими тайными делами в глубинах дворцовых катакомб, этот человек обычно пребывал именно там, разговаривая с ангелами пространства и времени.

Поговаривали, что в этом месте прочно перемешались прошлое и будущее и что случилось это еще в незапамятные времена, задолго до того, как возникло название Лэн, до того, как родилась цель, до того, как над этими скалами были возведены крепостные стены, и даже до того, как их впервые увидел человек. Зал Лэн, просторный и темный, являл собой не что иное, как аномалию, поврежденную нить в ткани мироздания, шрам на теле Вселенной.