Путник никогда не питал теплых чувств к этому помещению. Зал переполняла прямо-таки осязаемая тьма, которая, казалось, колыхалась под легким дыханием дремлющего бога. Но тем не менее сейчас именно это и могло сыграть на руку убийце.

Он подобрался к Залу с юго-западного направления, пройдя по аузилитовой дорожке, проложенной через рощу платанов и белых берез. Он более не таился в тени и не надевал на себя личину фонарщика или уборщика. Теперь он не включал и маскировочное поле, прежде позволявшее ему скрывать подлинные пропорции могучего тела. Вместо этого он извлек из крошечной серебряной коробочки тонкую, как паутинка, накидку. Она опустилась на его плечи, торс и голову, подобно легкому и прохладному первому снегу. Ткань закрыла его со всех сторон, плотно облегая тело, лишая его формы, цвета и тени.

Бесплотный, словно дуновение ветерка, он прошел по тропинке между деревьями и оказался на лужайке позади Зала Лэн. В воздухе ощущался аромат благовоний, слышались тихие поскрипывания и постанывания стен, сотрясаемых сверхъестественными пульсациями.

Путник приготовил оружие: ней-монггольский тычковый нож, отточенный до безупречной остроты, не доступной ни одному из оружейников этого племени. Клинок был смазан смертоносным ядом, изготовленным из каша.

Была ли отрава достаточно сильна, чтобы прикончить полубога? Скорее всего. В любом случае ее должно было хватить, чтобы завершить Кровавую Игру.

Замков на дверях не было. Он заранее запомнил расположение квантовых датчиков, а лазерные сенсоры просто не могли обнаружить его под накидкой. Он покрепче стиснул в левой ладони тычковый нож.

За внешней аркой клубился полумрак, словно в воздухе повис коричневатый дым. Путник зашагал по черному плиточному полу, в котором ноги бесчисленных посетителей за несколько веков оставили заметную дорожку. В каменный бассейн за внутренними дверями постоянно текла чистейшая талая вода. Над ними красовался барельеф с изображением мытарств первых пилигримов, посетивших Лэн.

Массивные внутренние двери Зала были значительно старше остального дворца, и их полуметровой толщины каркас, вырезанный из горного дуба, уже давно не сходился под прямыми углами. Путник откинул в сторону чугунную задвижку и отворил одну из дверей. Сквозняк обдал его прохладой. Из помещения потянуло запахом холодного камня.

Необъятный Зал был погружен в космическую темноту и полуночную тишь. Впрочем, время от времени во мгле раздавался едва различимый шорох, напоминающий о порывах гималайского ветра или о волнах, накатывающих на берег, но, конечно же, природа этого звука была совсем иной. Под высоким сводом плясали крошечные оранжевые искры, подобные рою светлячков или болотным огонькам.

Он наблюдал за ними, привыкая к темноте. Вскоре его глаза начали различать серебристые очертания предметов: колонн, древних скульптур, а также консервационных колб и реставрационных машин, установленных антикварами в предшествующие эпохи, да так и оставшихся тут. Устройства эти казались некими гигантскими насекомыми, притаившимися во мраке. Их металлические закрылки были покрыты таинственными, странными символами настроек и показаний, которые постепенно погребала под собой пыль.

Он тихо проскользнул между этими машинами. Где-то там, впереди, он ощущал чужое присутствие. Человека, чей разум был сейчас занят размышлениями. Тот не замечал опасности. Даже не чувствовал, что в его покои проник посторонний.

Обойдя колонну и прижавшись к ее холодной поверхности спиной, невидимый охотник устремил взор на свою жертву.

В самом центре просторного, открытого помещения на коленях стоял человек, всецело поглощенный изучением огромной книги в кожаном переплете. Она лежала на каменном полу, подобная дивной птице, распростершей крылья, и в длину была не менее полутора метров. Восхитительно красивые пальцы неспешно переворачивали страницы. Это были руки скульптора, творца…

Сейчас человек сидел, повернувшись спиной к своему преследователю. На жертве был белый балахон с капюшоном. Цвет слишком контрастировал с кровью.

Иной убийца попытался бы подкрасться и незаметно нанести удар, но эта цель представляла серьезную опасность и знала, что противопоставить столь примитивной технике. Приблизившись на расстояние прыжка, охотник понял, что теперь у него нет иного выхода, кроме как броситься и нанести удар. Десять месяцев он провел в ожидании этого единственного шанса.

Он метнулся вперед, занося руку.

Охотник пробежал уже половину пути, и его клинок вот-вот уже должен был вонзиться в широкую спину жертвы, когда навстречу ему прыгнула тень.

Текучая тьма отразила клинок. Тычковый нож скользнул мимо, и удар потерял свою силу. Охотник развернулся.

Он едва мог различить неприятеля. Тот скрывался под точно такой же накидкой, искажающей свет. Они бросились друг на друга — тень на тень. Охотник успел заметить в руках врага длинный прямой клинок спаты.

Охотник отразил удар меча, обрушившегося на него сверху, а затем — снизу, отчаянно работая ножом. Оружие раз за разом сталкивалось с громким лязгом. Летели искры. Он пятился, уступая черную поверхность пола своему призрачному противнику.

Их клинки встретились вновь. Тычковый нож не позволял дотянуться до врага. Преимущество всецело оказалось на стороне мечника. Лязг металла казался чужеродным вздыхающей тишине зала.

Как бы искусно ни владел охотник ножом, но тот вскоре вылетел из его рук. Вылетел и вонзился, дрожа, в ближайшую каменную колонну. Охотник оказался вынужден драться голыми руками. Тыльной стороной ладони он отбил в сторону вражеский клинок и сжал пальцы на запястье противника, затем провел подсечку, пытаясь уронить недруга, но тот высоко подпрыгнул и попытался высвободить руку.

Однако охотник нанес удар слева, угодив невидимому врагу в висок. От удара противник отшатнулся и налетел на одну из древних машин, заставив ту со скрежетом проехать по каменному полу и погнув одну из ее похожих на паучьи лапы опор.

Мечник восстановил равновесие… и обнаружил, что перестал быть мечником. Рукоять спаты исчезла из его ладони.

Охотник взвесил в руке захваченное оружие, а затем раскрутил его, ударив соперника набалдашником в солнечное сплетение.

Отворачиваясь от повалившегося на землю тела и низко пригибаясь в защитной стойке, он заметил, как из теней возникли еще двое охранников, скрывающихся под накидками невидимости.

Одним движением он отразил оба нанесенных ему удара и ответил серией стремительных, сбивающих с толку выпадов и замахов. Во мраке раздался лязг скрещивающихся мечей, вновь посыпались искры, яркие и жгучие, словно клинки были выточены из кремня.

Подловив одного из противников на обманном выпаде, охотник отвесил удар рукоятью и заставил того рухнуть на колени. Второй мечник тут же перешел в стремительную атаку, но убийца легко ушел в сторону, пропустив вражеский клинок под рукой, и изо всех сил врезал неприятелю с левой руки, повалив того на пол.

Не дожидаясь, пока эти двое поднимутся, охотник бросился наутек. Игра закончилась. Единственным приемлемым выходом оставался побег. Он добрался до дверей, распахнул их и, вынырнув из густого сумрака, устремился к лужайке за стенами Зала.

Его уже поджидали. Пятеро Кустодес, в полном боевом облачении, с лицами скрытыми под золотыми изогнутыми, как клюв ястреба, забралами шлемов, стояли, расположившись полукругом, на самом выходе из-под арки. Копья Стражей — внушающий ужас гибрид алебарды и огнестрельного оружия — целили в грудь беглеца.

— Сдавайся! — приказал один из стражей.

Убийца в последний раз занес над головой добытый в схватке меч.

Для этой камеры он был далеко не первым арестантом и явно не последним. Каменные стены, пол и потолок покрывала голубовато-белая глянцевая краска, делая их похожими на поверхность айсберга. Узники, побывавшие здесь в минувшие годы, при помощи ногтей и других более острых предметов украсили стены изображениями людей и орлов, закованных в броню гигантов и молний, картинами давних побед и трагедий. Эти примитивные узоры напомнили новому заключенному о том, как первобытные люди покрывали стены пещер образами охотников и бизонов.

Он добавил и свой рисунок.

Когда минула ночь и следовавший за ней день, дверь камеры со скрипом отворилась. Внутрь вошел Константин. Магистр Кустодес был облачен в простую монашескую рясу из темно-коричневой шерсти, надетую поверх черного облегающего комбинезона. Он прислонился спиной к тюремной стене и сложил на широкой груди могучие руки, оглядывая сидящего на койке пленника.

— Я верил в тебя, Амон, — произнес он. — Верил, что ты сумеешь подобраться ближе, чем кто-либо другой.

«Амон» было только первым из его имен и самым старым из них. Следом за ним следовало «Тавромахиан», и обычно этих двух слов вполне хватало, когда кому-то требовалось обратиться к нему. Да, он был Амоном Тавромахианом, Кустодес Первого круга.

Невзирая на все сопутствовавшие их обязанностям опасности и невзгоды, Кустодес жили значительно дольше, чем простые смертные, и успевали обзавестись очень длинными именами. За «Тавромахианом», означавшим вовсе не фамилию, но род занятий [Тавромахия (греч.) — бой быков.] тех, кто передал ему свои гены, следовало имя «Шигатса» [Шигатса — город в Тибете.] — место его рождения, затем «Лепрон» — название дома, где он был воспитан. «Каирн Хедросса» — место, где его начали обучать владению оружием. Семнадцатое слово — «Пироп» — напоминало о первой для него битве, развернувшейся на одноименной орбитальной станции. Каждая частичка имени рассказывала о сражениях или важных событиях в его жизни. Все они присваивались ему в ходе официальных церемоний волей магистров Первого круга. И теперь «Лэн» могло дополнить длинный перечень, став последней и важнейшей его составляющей, указывавшей на победу Амона в Кровавой Игре.

Свои имена Кустодес выбивали на внутренней поверхности нагрудных пластин золотой брони. У каждого из них оно начиналось на правой стороне защитного воротника, а затем тонкой, скрытой от чужих глаз змейкой убегало под броню. У старейших из ветеранов Кустодес, таких как Константин, имена уже не помещались на нагруднике и переходили на пластины, прикрывающие живот, струясь лентами между украшениями. Имя Константина Вальдора состояло из тысячи девятисот тридцати двух элементов.

Пока Амон отсутствовал, его доспехи и снаряжение хранились в Доме Оружия. И сейчас, шагая рядом с Константином по Южному спуску, чтобы забрать свое имущество, он расспрашивал о других участниках Кровавых Игр:

— Зерин?

— Попался раньше, чем успел проникнуть на Имперскую Территорию. Попался геноснифферу в Иркутске.

— Гаэдо?

— Обнаружен в Пустыне Папуа четыре месяца назад. Ему удалось зафрахтовать пылевую яхту до Себу-сити, но на месте его уже поджидала группа захвата.

Амон кивнул:

— Брокур?

Константин улыбнулся:

— Ему удалось пробраться в Гегемон, прикинувшись делегатом Панпацифика. Впечатляющее достижение, мы уже и не думали, что кто-то сумеет его превзойти.

Амон пожал плечами. Кровавые Игры служили важнейшим залогом безопасности Дворца и входили в обязанности Кустодес. Для них было делом чести, участвуя в этом состязании, проявлять все свои способности. Пуская в ход изобретательность и обширные познания о внутренней структуре Дворца и самой Терры, Кустодес устраивали проверку всей имперской системе безопасности, стараясь отыскать в ней малейшую слабину или лазейку. Они превращались в волков, чтобы испытать сторожевых псов. Какой день ни возьми, хотя бы полдюжины Кустодес отсутствовали на службе, действуя втайне и пытаясь продумать и выполнить новый план проникновения в величественный Дворец.

Стратегия и приемы, использованные Амоном, еще долго будут скрупулезно разбирать на заседаниях и допросах. Каждая частица информации, каждый мельчайший его успех в этой игре должен быть вычленен и тщательно проанализирован. Он пробрался во Дворец. Зашел дальше, чем кто-либо. Подкрался на расстояние удара.

— Надеюсь, мой поступок не будет сочтен оскорблением? — спросил Амон у Константина — Ведь я поднял на него руку.

Константин помотал головой. Он был настоящим гигантом, превосходил ростом даже Амона, и казалось, будто с постамента сошла одна из огромных статуй Инвестиария.

— Он прощает тебя. Кроме того, ты же не причинил ему вреда.

— Мой удар был отражен.

— А если бы и нет, он сам сумел бы остановить тебя.

— Он знал, что я был там.

Константин почесал подбородок:

— Он не стал мне рассказывать, что знал о твоем появлении. Ему хотелось увидеть, как много у нас уйдет времени на то, чтобы обнаружить тебя.

Амон помедлил, перед тем как сказать:

— Прежде он не видел особого смысла в Кровавых Играх. Считал их пустой забавой.

— Это было раньше, — возразил Константин. — Многое изменилось с тех пор, как ты покинул нас, Амон.

Войдя в Дом Оружия, они с Константином облачились в броню. Амон был рад снова ощутить привычную тяжесть доспехов ручной работы, прикоснуться к их застежкам, зажимам и магнитным швам. Вес брони успокаивал.

В арсеналах на нижних уровнях Дома Оружия слуги и сервиторы проводили церемониал облачения отряда надменных Астартес из Легиона Имперских Кулаков, освящая каждую часть доспехов маслами и шепча благословения, — воины готовились к длительному патрулированию южных оборонительных валов.

Этот обычай стал нормой для многих Астартес: церемониал, облачение, благословения. Они были созданы специально для войны и обладали специфическим мышлением. Ритуал помогал им сосредоточиться на задаче, укреплял их дух.

Они совсем не были похожи на Кустодес. Разве что как двоюродные братья или дальние родственники. Кустодес являлись результатом более древнего длительного процесса подготовки воинов, и процесс этот, как поговаривали, пришлось серьезно упростить и доработать, чтобы массово выпускать Астартес. В целом гвардейцы Кустодес не были выше или сильнее Астартес, но обладали иными особенностями. И не было глупцов, которые решились бы предложить пари на исход состязания между Астартес и Кустодес.

Главные различия лежали в складе ума. Хотя Кустодес в пределах своего круга и были связаны родственными узами, но это не шло ни в какое сравнение с тем чувством братства, которое служило надежным цементом для Легионов Астартес. Кустодес были более независимы — наблюдатели и стражи, привычные к тому, чтобы в вечном одиночестве стоять на посту.

Гвардия Кустодес не окружала себя рабами и сервиторами, помощниками и прислугой. Кустодес даже броню надевали самостоятельно и без лишних церемоний.

— Дорн готовит Дворец к войне, — произнес Амон, скорее констатируя факт, нежели задавая вопрос.

Только Кустодес Первого круга мог настолько свободно обсуждать действия примарха.

— Так мы ее и ожидаем.

— Сейчас — да, — сказал Амон. — Было время, когда мы и не подозревали, что она нам угрожает и что начнут ее наши же люди.

Константин промолчал.

— Что случилось? — спросил Амон.

— Не знаю, что и сказать, — ответил магистр Кустодес. — Я хорошо знал Хоруса и не могу поверить, что гордыня и личные амбиции направили его на этот позорный и возмутительный путь. Полагаю…

— Что? — спросил Амон, туго затягивая крепление нагрудника.

— Мне сдается, что Хорус Луперкаль болен, — сказал Константин. — Его постиг душевный недуг. Что-то затуманило его рассудок и сбило с истинного пути все его окружение.

— Ты считаешь, что Хорус Луперкаль сошел с ума? — поинтересовался Амон.

— Возможно. Сошел с ума, или серьезно заболел, или то и другое сразу. С ним случилось что-то такое, чего нельзя объяснить с позиции наших познаний о Вселенной. — Константин посмотрел в сторону высоких окон Дома Оружия и обвел взглядом линию западного крепостного вала, недавно усиленного дополнительными металлическими щитами и оружейными платформами. — Мы должны быть готовы к немыслимому. Война идет к нам, война изнутри. Стороны определились — выбор сделан.

— Звучит как простая констатация факта, — заметил Амон.

— Так и есть, — подтвердил Константин. — Императору угрожают. Мы обязаны его защитить. Мы должны противостоять угрозе. И не наше дело обсуждать происходящее, даже если речь заходит о безумии, охватившем тех, кого мы прежде любили.

Амон кивнул:

— Дворец превращается в крепость. Должен признать, Дорн проделал потрясающую работу.

— Это он всегда умел, как и его Астартес. Укрепления и оборона. В этом с Имперскими Кулаками никто не сравнится.

— Но последние рубежи все равно держим мы, — сказал Амон.

— Это правда.

— В этот раз нам потребуется нечто большее, чем крепкие стены и орудия.

Зажав под мышками свои украшенные плюмажами шлемы, они шли через внутренние покои Дворца от Дома Оружия к башне Гегемона, где находился командный центр Кустодес.

У входа их уже ожидали остальные братья, собравшиеся, чтобы встретить Амона. Склонив головы, они ударили древками Копий Стражей о каменные плиты и разразились громом приветствий и похвал.

Вперед шагнул Гаэдо, чье лицо скрывала тень забрала.

— Амон Тавромахиан, я рад твоему возвращению, — произнес он, пожимая Амону руку.

— Тебе удалось сделать больше, чем любому из нас, — сказал Эманкон.

Вместе они вошли в башню и зашагали через помещения с высокими сводчатыми потолками, чьи стены украшали фрески, настолько старые и потускневшие, что стали практически неразличимы и походили на карандашные наброски, какие делает художник, готовясь к настоящей работе. В проводах, сеть которых пронизала полы под ногами стражей, пульсировали информационные потоки, текущие из необъятных баз данных, хранившихся на нижних уровнях Дворца. Под высокими потолками висели кибердроны, сновавшие из стороны в сторону, подобно косякам рыб в водных глубинах.

Зал Стражи купался в фиолетовом свете огромных гололитических эмиттеров. Всевозможная информация выводилась и плясала в воздухе в куполе призрачного света. Программы сравнения и обработки, запущенные на центральном когитаторе, выпускали в фиолетовый полумрак золотые и красные лучи, связывавшие различные данные в единое целое. Всемирный океан информации и базы Объединенной системы биометрической верификации питали данными ряды кодиферов, собиравших разрозненные сведения, связывавших их, находивших следы. Ячейку сепаратистов в Бактрии выдала простая попытка получить помеченный грифом секретности трактат, находящийся в библиотеке Дельты Нила. Террористы из пропанпацификистов были уничтожены в Архангелусе, после того как их выследили во время покупки оружия в одной из нищих деревушек Нордафрики. Каждый день миллиарды зацепок, ведущих к миллионам тайн, анализировались и изучались Кустодес. Данные тщательно и кропотливо просеивались через переменчивые, текучие слои информационной сферы планеты.

— Доложите основную проблему на данный час, — потребовал Константин.

Дежурные Кустодес ежечасно выбирали десяток самых значительных находок, требовавших пристального внимания.

— Лорд Сихар, — ответил дежурный.

Десять месяцев прошло с тех пор, как он в последний раз держал в руках Копье Стража. Амон направился к тренировочным залам, расположенным на подземных уровнях под башней, и вызвал на поединок дюжину сервиторов, чьи руки заменяли клинки. Копье плясало и рисовало восьмерки в воздухе, тело вспоминало былые навыки и знания. И когда первая тренировка завершилась и все сервиторы были изрублены и поломаны, он потребовал новых соперников для следующего раунда.