— Миллер, послушайте, — Бейти старался быть убедительным. — Я понимаю, что Кассель занят, что вы все заняты, что синхрон-физика — это, безусловно, передовой рубеж науки. Но общественность Земли слишком долго пребывала в неведении…
— Касселя не очень интересует мнение общественности Земли, — перебил Миллер. — У него слишком много других забот.
— А мнение Мирового Совета? Может, его интересует мнение Совета?
— Не вижу здесь ни одного члена Совета.
Миллер повертел головой, театрально заглянул в шлем.
— Ни одного, — подтвердил Миллер. — А вообще, это, безусловно, странно. Если Земля настолько озабочена происходящим на Рейне, Совет мог бы прислать комиссию. Вы комиссия?
Миллер запустил шлем по полу. Бейти решил быть невиданно терпеливым.
— Вы же знаете, земляне крайне негативно относятся к любым ограничениям, — сказал он. — И уж тем более к ограничениям в перспективных направлениях. Поэтому Совет вмешивается в исследования только в крайнем случае…
Миллер неожиданно достал из кармана пузырёк с маслянистой прозрачной жидкостью, свернул колпачок и быстро жидкость выпил. Пузырёк бросил на пол.
— Совет полагает, что в ходе исследований Институт превысил допустимый порог… отставки.
Запахло спиртом и ментолом. Мятный ликёр, определил Бейти. Докатились.
— Теперь это называется «порог отставки»? — Миллер принялся ногой катать пузырёк по полу. — «Порог отставки» — это чрезвычайно мило…
— Не вижу смысла спорить о терминах. Однако если вы…
— За последний год они разорвали семерых, — сказал Миллер.
Спиртом запахло сильнее.
— Но у нас есть сведения только о двух инцидентах, — растерянно сказал Бейти.
— Два инцидента?! — почти выкрикнул Миллер. — Два инцидента только за последний месяц! Они…
Миллер замолчал. Бейти ждал, что он скажет что-нибудь ещё, но Миллер лишь пыхтел, играя мышцами предплечий.
— То есть нападения продолжаются? — спросил Бейти.
— За последний год они разорвали и съели семерых, — повторил Миллер. — От Круспе осталась одна ступня. От остальных больше, мы успели их отогнать.
Миллер, набычившись, уставился в створ внутреннего шлюза.
— Мы полагали, что руководству Института удалось взять ситуацию под контроль, — сказал Бейти. Миллер презрительно кашлянул. — Почему же Совет… Не реагирует? — осторожно спросил Бейти.
— Потому что послезавтра мы отправляем к Земле массу! — прорычал Миллер. — Полтора грамма!
Миллер раздавил пузырёк и неожиданно успокоился, выдохнул или сделал вид, что успокоился.
— Полтора грамма, — повторил он. — Масса.
Миллер собрал пальцы в щепоть, дунул. Бейти решил постараться не раздражать начальника периметра.
— Я просматривал отчёты Института. Через три года Кассель планирует перебрасывать уже килограммы.
— Верно, — кивнул Миллер. — Через три года это будут килограммы. Через пять — крыса. Лет через семь мы сможем отправить к Земле человека. Прогресс, всё хорошо, всё по плану. Но почтенную публику что-то волнует, так ведь?
Бейти примирительно улыбнулся.
— Публике неприятно осознавать, что это… Что эти… эксцессы… непременный шаг на дороге к звёздам.
— До сих пор человечество эти эксцессы не сильно заботили, — Миллер демонстративно плюнул на пол.
Нет, они здесь решительно распустились, подумал Бейти. Пьют, ругаются, плюют. В отрыве от Земли люди быстро дичают и начинают плевать под ноги, крепко выражаться, пить из пузырьков и распускать руки.
— До сих пор человечество недопонимало… масштаб проблемы. Всё-таки каннибализм…
— Да всё оно понимало! — снова почти выкрикнул Миллер. — Но предпочитало смотреть слегка в сторону. Ведь человечество возвело познание в божественную степень! Познание! Вот смысл! Вот цель! Познание нельзя останавливать! Кого-то разорвали в клочья? Ничего! Зато завтра мы отправим к Земле полтора грамма! Закроем глаза на то, что нелюдь жрёт людей! Зато у нас звёзды под ногами и мы знаем истинную форму Вселенной!
Миллер пнул подвернувшийся стул.
— Но когда клочья начинают разлетаться уж слишком часто, смотреть в сторону не получается, — сказал он. — Так, Бейти? Члены Совета стали плохо спать?!
— Не буду спорить, — согласился Бейти. — Члены Совета действительно серьёзно обеспокоены.
Возле горизонта над тундрой громоздились прекрасные облачные башни, Бейти захотел почувствовать воздух. Чуть прохладный, пахнущий кипреем и зеленью воздух, который он успел вдохнуть на стартовом столе. Бейти понял, что хочет снова вдохнуть этот воздух, подальше отсюда…
— Каннибализм есть неточный термин, — сказал Миллер. — Каннибализм — это внутривидовое. Я предпочитаю слово «людоедство».
Бейти поморщился.
— Снарки убивают и поедают людей, — сказал Миллер. — Это так. Мы не всегда успеваем их отогнать. Это тоже так.
— Почему тогда их не изолировать? Отдельные боксы, оргалит, телекамеры…
— Они не работают в изоляции, — ответил Миллер. — Они признают только личное общение. Им нравится, когда люди рядом. Им нравится смотреть в глаза, нравится запах, им комфортно. Знаете, Бейти, хорьку очень комфортно в крольчатнике!
Миллер снова плюнул.
— Кстати, им очень хочется обратно на Землю, — сказал он. — Рейн для них… компромисс. Фактически единственный, на который они согласились.
— Погодите, что значит… — Бейти поморщился. — Что значит — не работают в изоляции? А как же тогда…
— Они могут свободно перемещаться по комплексу, — сказал Миллер со злорадством. — Институт — не тюрьма.
Бейти с трудом удержался от того, чтобы оглянуться.
— Не переживайте, Бейти, они редко поднимаются выше нулевого уровня, — успокоил Миллер.
Бейти не удержался. В кессоне они находились одни.
— Полагают, что это генетическое, — сказал Миллер. — Они предпочитают держаться ниже. Но на вашем месте я бы без сопровождения не выходил.
— Да, конечно.
Бейти снова огляделся. Перехватил насмешливый взгляд Миллера.
— Но неужели нельзя… что-нибудь придумать? Разумное?
— Мотивировать снарков невозможно, — ответил Миллер. — Ни положительно, ни отрицательно. Они не знают смерти, не боятся боли и голода. У них полностью отсутствует эмпатия, они не знают ни сострадания, ни жалости.
— Но ведь они не звери…
— Звери?! — спросил с горечью Миллер. — Господи, если бы они были зверями!
Миллер покачал головой.
— Я зоопсихолог, — пояснил он. — По профессии. У меня почти тридцать лет опыта. Я работал с тигром, задравшим четырёх стариков. Это было легко. Это было просто… А с этими…
Миллер замолчал, глядя на тучи над горизонтом.
— У них есть всего одно чувство, — сказал он. — Они любопытны. В этом их единственное сходство с человеком. То, что они предпочитают передвигаться вертикально… это только подчёркивает разницу.
Любопытство, про себя усмехнулся Бейти. Любопытство вело человечество пятнадцать тысяч лет, от времени первых костров до дней последних фотонных звездолётов. Любопытство — священное знамя, огненный ветер, наполнявший паруса наших кораблей, добродетель, внушаемая с молочных зубов, дорога сквозь ойкумену. И вот в ойкумену вступили волки. Очень любопытные волки. И…
Бейти заметил, как у Миллера задрожали губы.
— У них… детские голоса, — почти шёпотом сказал Миллер. — Несовершенство речевого аппарата… Это самое невыносимое — их голоса! Если бы вы слышали, как они говорят…
— Возможно, действительно у Совета мало информации, — сказал Бейти. — Но это неудивительно: руководство Института исповедует спорную информационную политику.
— Лично я отправляю донесения с каждым бортом, — возразил Миллер. — Кассель тоже. Так что Совет прекрасно осведомлён о нашей ситуации. Видимо, поэтому прислали вас.
— Не понимаю вашего сарказма, — сказал Бейти. — Разумеется, у меня нет официальных полномочий, однако… Мы допускаем, что Совет не представляет масштаба…
— Катастрофы, — закончил Миллер.
Бейти пожал плечами.
— Катастрофа, — повторил Миллер. — Пожалуй, это слово больше всего соответствует. Понимаю, на Земле вокруг ситуации сложилась некая мифология, не имеющая ничего общего с действительным положением дел…
— А вам не кажется…
Бейти попытался возразить, но Миллер остановил его нетерпеливым жестом.
— Одни считают снарков жертвами варварских экспериментов, несчастными животными, выжившими под скальпелем доктора Моро и уже по факту своего появления заслуживающими милосердия. Другие видят в них чуть ли не геометров нового мира — воплощённое логическое начало, разум, лишённый химер, устремлённый в грядущее. Третьи предпочитают не замечать, для них снарки — это… Уродливый младший брат. Держать в подвале его стыдно, и людям показать нельзя, хотя он и умеет чудесно решать головоломки. А некоторые…
— А кем считаете их вы? — остановил Бейти. — Вы лично?
Миллер пошарил по карманам.
— В мои обязанности входит охрана периметра, — не ответил он. — И минимизация ущерба.
— Минимизация — это понятно… А на вас? Они пробовали напасть на вас?
— Нет.
— Почему? Вы же тесно с ними общаетесь.
— Снарки любопытны, я же вам говорил. А я отличаюсь от других людей; видимо, это их забавляет.