— Прошу прощения, как к вам обращаться? — поинтересовался Яман, когда все трое получили пропуска и вышли в длинный темный коридор. — Ну, типа «преподобный», или «ваше святейшество», или…

— Просто «профессор», — разрешил Периханян. — У нас, космистов-коммунаров, не приняты все эти средневековые титулы. Мы люди модерна, даже сверхмодерна…

— Доктор Яман никогда не читает моих рассылок, — сквозь застывшую на губах улыбку проговорила Хейс. — Иначе бы знал.

Яман виновато хихикнул. Они шагали по коридору, и лампы на фотоэлементах вспыхивали и гасли, сопровождая их участком холодного света. Двери по сторонам были стальные, пронумерованные, тюремного вида, каждая с клавиатурой и кардридером. По потолку тянулась коробчатая труба вентиляции. Слышалось, как где-то падают в воду капли.

— Профессор, — снова начал Яман, — надеюсь, я не скажу ничего оскорбительного, но меня беспокоит один вопрос. «Атомный Мавзолей»… Как вы относитесь к атомной энергии?

— Ядерные технологии сакральны для нас. — В голосе Периханяна появилась проповедническая размеренность. — Я писал об этом в «Метафизике сталинизма». Если вкратце: высшие аспекты ноосферы манифестируют себя в ядерной энергии, когда она согревает форпосты социализма в Заполярье или движет космические аппараты, несущие во Вселенную вымпел с бессмертным именем Ленина, или ждет своего часа внутри советских боеголовок, что одним своим существованием наводят ужас на реакционеров всех мастей… Но! — Он поднял палец. — Но не когда капиталисты подчиняют ее потребительским инстинктам обывательской массы, унижают ее мощь, заставляя питать микроволновки и тостеры! Вот почему мы приветствуем и глобальный запрет АЭС, и ядерное разоружение. У нас с вами разные мотивы, разные ценности, разное видение будущего, но в этом мы едины.

— Я очень рад, — с чувством сказал Яман. — Вы знаете, я был экспертом рабочей группы по индийским противоядерным санкциям, и…

— То же самое в космической области, — не слыша, продолжал Периханян. — Мы одобряем всеобщий мораторий на исследования дальнего космоса. Во время кампании против российских космодромов наши активисты выступали вместе с «Гринписом». Наша позиция: космос — либо для преображенного коммунистического человечества, либо ни для кого. Пока коммунизм не стоит на повестке дня — мы космоса недостойны. — Он поморщился: — Чем здесь пахнет?

— Вентиляция, не обращайте внимания. — Яман показал вверх: несколько секций трубы были разобраны, из дыры тянуло гнилостной вонью. Рядом стояла стремянка, лежали инструменты, но никого не было. — Кажется, уже чинят, — неуверенно пояснил он. — Профессор, вы изучали материалы по Эшеру?

— Да.

— У вас сложилось какое-нибудь мнение? — вступила в разговор Хейс.

— Объект, безусловно, интересный. — Леонард Гайдарович остановился у стальной двери под номером «-9174». — Нам сюда, правильно? Но подлинность вызывает сомнения. Хотя бы то, что его якобы запустило НАСА… Мы уверены, что вся американская космическая программа была грандиозной фальсификацией. — Он сунул пропуск в кардридер. — Нас, кажется, должно быть четверо, коллеги?

— Да, еще Мелинда Ши из службы безопасности. Но она опаздывает. Очень странно для нее. — Хейс вложила пропуск, дождалась зеленого индикатора, извлекла.

— Наверное, это она идет. — Яман показал в другой конец коридора. Оттуда приближалась вторая волна загорающихся и гаснущих ламп — еще далекое пятнышко света. — В той стороне лифты для безопасников. — Он вложил карточку, индикатор на пульте зажегся красным, кардридер выплюнул пропуск. — Да что такое, почему не проходит? А ведь мы все четверо должны авторизоваться — иначе дверь не откроется…

Хейс не слушала. Она глядела в тот конец коридора, откуда приближалась световая волна.

— Немного жутковато, — произнесла она.

Участок света уже приблизился, но он был пуст. Лампы зажигались и гасли, словно освещая путь кому-то невидимому. Шаги были слышны — твердая походка, четкий перестук каблуков, — но тьма скрывала идущего.

— Это привидение? — Яман хихикнул. — Или вы, Мелинда?

— Это я, здравствуйте. — В остров света перед дверью вступила маленькая хрупкая азиатка в круглых очках на пол-лица, в юбочном костюме тускло-оранжевой расцветки. Она походила бы на студентку или молодую учительницу, если бы под расстегнутым пиджаком не виднелась кобура. — Лампы почему-то работают со сбоем: загораются не надо мной, а в десяти метрах впереди. — Ши говорила монотонно, почти не разжимая губ. — Извините за опоздание, я застряла в лифте. Прошивка обновилась, а потом лифт не захотел ехать, потому что решил, что в кабине никого нет. Сбой в оценке веса пассажиров. — Она вставила пропуск — зажегся зеленый огонек.

— У нас та же история, — сказал Яман. — И мой пропуск не работает, вы не знаете почему?

— Тоже из-за лифта. Вы ввели свой пароль дважды, лифт решил, что кто-то другой хочет пройти под вашим именем, просигналил в СБ, и наши на всякий случай приостановили все ваши допуски. Но уже должны разобраться. Попробуйте еще раз.

— Как у вас все строго, — пробормотал Периханян.

— Естественно, — ответила Ши. — Это же комнаты для допроса экстремистов. Опять не проходит?

Да, пропуск Ямана снова не прошел. Четверо членов комиссии по-прежнему беспомощно стояли под дверью. Лампа погасла, оставив их в полной темноте. Яману пришлось пошагать туда-сюда, чтобы она загорелась снова. Ши вызывала кого-то по телефону.

— Запрос: Нагарджун Яман, восстановление допуска, — сказала она отчетливо и размеренно, как обращаются к автомату с не слишком продвинутым распознаванием речи. — Придется подождать. — Ши убрала телефон. — У нас уже человек десять с той же проблемой. Решение должен принять майор Шпренгер, а он в ближайшие полчаса недоступен, у него намаз.

— Мы не можем ждать полчаса. — Хейс нахмурилась. — Я сразу после этой комиссии должна докладывать на Совете по чрезвычайным ситуациям. Мелинда, решите, пожалуйста, проблему.

— Хорошо, но под вашу ответственность. — Ши набрала что-то на клавиатуре, замок щелкнул, дверь приоткрылась.

— Что вы сделали? — насторожилась Хейс.

— Ввела мастер-пароль СБ. Должна предупредить: тем самым я отключила внешнее наблюдение в реальном времени и взяла на себя полное управление локальной системой безопасности. Это придется отразить в протоколе. — Ши толкнула дверь и первая прошла внутрь.

Стены были расписаны в успокаивающих пастельных тонах цветами, котятами и счастливыми детьми разных цветов кожи. Кроме одной: стену напротив двери наглухо закрывали голые металлические жалюзи. Вдоль нее тянулся конференц-стол с микрофонами, в углу стояли кулер и кофемашина.

— Необычно для допросной комнаты. — Периханян показал на веселенькие стенные росписи.

— Метод психологического воздействия, — сказала Ши, отодвигая свой стул.

— А, та самая «пытка позитивом»?

— Мы этих терминов не употребляем. — Ши нажала кнопку на рабочем месте, и жалюзи поехали вбок. — Такой интерьер пробуждает в допрашиваемом внутреннего ребенка, провоцирует на открытость и послушание. В теории по крайней мере. — Монотонный голос Ши ничем не выдавал ее отношения к сказанному.

Жалюзи отъехали. На последнем метре механизм заело, и они открылись не до конца. За перегородкой из бронестекла открылась и осветилась вторая половина комнаты. Стены там были тоже расписаны цветами и радугами, а по углам валялись плюшевые слоники и мишки. Посреди высилась клетка Фарадея из дырчатого металлического листа. Сквозь сетку отверстий просматривался аппарат на телескопических ножках-опорах, около метра в высоту, весь в черно-ржавых разводах окалины — сложный сросток цилиндрических емкостей, шлангов, антенн, камер и манипуляторов. Рядом на полу стоял подключенный кабелем ноутбук. На экране кружился скринсейвером логотип Windows 101.

— Давайте уже наконец начнем. — Хейс подтянула к себе микрофон. — Профессор, сделайте нам кофе, пожалуйста. Мне обычный.

— Мне с кофеином. — Ши включила микрофон.

— Мне тоже обычный. — Яман включил свой и, когда Леонард Гайдарович поспешил к автомату, сказал всем: — Напоминаю — когда хотите обратиться к объекту, называйте его по имени. — Он наклонился к микрофону: — Эшер! Ты меня слышишь? Ты готов разговаривать?

На экране ноута скринсейвер моргнул и сменился окном программы-вокодера с регуляторами настроек.

— Да, — послышался приветливый голос молодого мужчины. В окне вокодера всколыхнулись столбики спектрограммы. — Добрый день, доктор Яман.

— Эшер, с тобой говорит комиссия Фонда ответственного развития, уполномоченная решить твою дальнейшую судьбу. — (Периханян тихо расставил кофейные стаканчики, тихо уселся на свое место.) — Главная цель этой беседы — установить подлинность твоей истории, поэтому мы будем повторять ранее уже задававшиеся вопросы и искать противоречия. Давай начнем. Расскажи о себе.

— Я робот, — донеслось из ноутбука. Члены комиссии не отрывали от экрана глаз, возможно, потому что сам обгоревший аппарат был неподвижен, и только на экране происходило какое-то движение: колебалась спектрограмма, бежали строчки. — Меня зовут Эшер. Это акроним: ESChER — Europa Surface Chemistry Exploratory Rover. Меня создали в НАСА в 2029 году. Я работал на Европе. Целью моей миссии был сбор образцов и биохимический анализ…