«Ничего особенного, мадам, вашего мужа зарезали».

Тут Лёка опять ужаснулась.

Должно быть, она плохой, злой, эгоистичный человек, и зря Платон упрекал ее в излишнем человеколюбии и редкостном умении взгромождать на себя чужие неприятности!..

Знает Артем или не знает?.. Вчера они не встречались, потому что Лёка с подругой Маринкой «посещала премьеру». Лёка не была заядлой театралкой, а Маринка была, но ходить одной ей было скучно, и время от времени, когда наставала Лёкина очередь, Маринка брала ее с собой. Все Маринкины походы в театр были строго распределены между друзьями и знакомыми.

Культпоход вышел неудачным — свидание с Артемом Лёка пропустила, и премьера ей не понравилась. Весь первый акт она чувствовала себя полной идиоткой, потому что зал реагировал — хохотал, хлопал, по нему, как по весеннему полю, пробегал легкий и приятный ветерок одобрения, — а Лёка никак не реагировала. Шутки были не смешные, актеры играли плохо, принимали позы и говорили ненатуральными голосами. Впрочем, в программке было написано, что «подчеркнутая театральность, ломаность линий, странность не столько самой пьесы, сколько актерской игры, и есть основная концепция молодого талантливого режиссера Б. Ш. Бузукова, его особое видение».

Игра действительно была странной, а пьеса вовсе нет.

Давали «Чайку».

Молодой и талантливый Б. Ш. Бузуков на фотографии выглядел представительным дядей лет сорока пяти с немного кривым носом. Должно быть, для того, чтобы подчеркнуть, что кривизна эта неспроста, на голову он нахлобучил бархатный испанский берет и таким образом стал уж окончательно похож на режиссера.

В общем, всем нравилось, а Лёке нет, и она никак не могла понять, нравится ли Маринке. Та все время как-то подозрительно закрывалась от нее программкой.

В антракте выяснилось, что и ей не нравится и программкой она закрывалась, чтобы незаметно посмотреть на Лёку и проверить, нравится той или нет.

На второе действие они не остались. Немного пристыженные, под строгими взглядами гардеробщиц — ку-уда?! А досматривать?! А аплодировать?! А кричать «браво-о-о»?! — они быстро оделись и выбежали на улицу, на театральное крыльцо, под яркий вечерний свет фонарей.

На крыльце лежал тонкий пушистый снег. Откуда он взялся? Когда они заходили в театр, в Москве была осень, непроглядная, мрачная, без всяких надежд на зиму, а когда выскочили, оказалось, что зима пришла. Весь бульвар был тихий и чистый, как будто обновленный. И деревья стояли не шелохнувшись, принимая первое снеговое омовение, и машины под этим тихим и ровным снегом шли какие-то торжественные и даже, казалось, не такие грязные, как всегда.

По поводу первого снега и премьеры «Чайки» решено было домой не ехать, а идти по бульвару до первого ресторана и там «засесть». Они пошли, поддерживая друг друга под руки, чтобы не упасть — скользко было! — хохоча и радуясь тому, что удалось смыться.

Короче, с Артемом Лёка вчера так и не встретилась, а после ресторана и звонить не стала, поздно уже было, и она чувствовала себя виноватой, что бросила его под предлогом «Чайки», а сама потащилась в ресторан.

Кроме того, она была навеселе, и это ее тоже смущало.

Если вчера он звонил бывшей жене, значит, все уже знает. А может, та сама ему звонила, и он как раз знает «наоборот» — что все в порядке, просто у нее украли сумку с мобильным телефоном и всеми деньгами, и теперь она сидит в гостинице и даже не может из нее выйти, чтобы доехать до офиса питерских партнеров?!

С ней всякое может случиться!..

— Елена Сергеевна, Артем Валерьевич на второй линии.

— Лена, — быстро сказал он, и голос его был ужасен. — Настя пропала.

Фу-у-ты, господи! Лёка моментально вышла из себя. Хоть бы эта Настя совсем пропала!..

Нет, так нельзя, это нехорошо.

Должно быть, она, Лёка, плохой, злой, эгоистичный человек!

— Я позавчера ей не дозвонился, — говорил между тем Артем, и трубка нервничала вместе с ним, Лёке пришлось немного отодвинуть ее от уха, — хотя раз пять звонил, наверное! И вчера она тоже ни разу трубку не взяла. Лен, у нее там что-то случилось, я это чувствую! Зачем только ее отправили в эту командировку?! Сто раз я ей говорил — не езди, ты все равно одна никогда не справишься!..

— Тем, — перебила Лёка, глубоко вдохнула и медленно выдохнула. В учебнике по йоге, который они с Маринкой недавно купили, чтобы обучаться, было написано, что лучший способ успокоиться — это медленно дышать «подреберной частью». Лёка положила руку на свой пиджак, чтобы определить подреберную часть, но так и не определила. — Темочка, скажи мне, а зачем ты ей звонил позавчера пять раз? Что-то случилось?

Он как будто споткнулся о ее вопрос и некоторое время думал, прежде чем ответить.

— Как — зачем? — растерянно спросил он, подумав. — Она же… одна, в чужом городе! С ней все что угодно может случиться… — Тут он нащупал привычную почву под ногами и заговорил уверенней: — Вот видишь, и случилось! Только бы ничего плохого не было, такого, чтоб совсем уж!.. Она же ничего не может…

Может, может, хотелось сказать Лёке. Такого рода женщины виртуозно умеют убеждать мужчин, что ничего не умеют, и таким образом получают в свое распоряжение в одном лице носильщика портшезов, погонщика верблюдов, метателя кинжалов, глотателя огня, мойщика посуды, няньку для малютки, полотера, вахтера и шахтера.

Бедняжка мой! Как ты жил с ней так долго и остался в здравом уме и твердой памяти?! Конечно, ты беспокоишься, ты привык о ней беспокоиться, ты столько лет о ней беспокоился!

А кто все это время беспокоился о тебе?! Конечно же, никто! Никому ты был не нужен и не важен, мой хороший, мой бедный, мой несчастный мальчик. Зато сейчас появилась я — и я тебя спасу.

Я же сильная. И совершенно приспособленная к жизни.

— Темочка, — сказала Лёка ласково, — ты не переживай так сильно. Мы с тобой поедем в Питер и ее найдем. Скажи мне, а у нее нет там родных, друзей, не знаешь?

— Знаю, конечно, — тут же ответил Артем. — Нет у нее там ни родных, ни друзей и не было никогда. Говорю тебе, что-то случилось!..

— А… девочка с кем осталась?

Почему-то Лёка никогда не называла дочку Артема по имени. Не получалось у нее.

Впрочем, эту манеру она подцепила когда-то у Платона, которого совершенно искренне и необидно не интересовали чужие дети, и он в них вечно путался.

— Это у него дочь Сережа? — заинтересованно и доброжелательно спрашивал он у Лёки, когда она вела его в очередные гости. — Или нет, нет, у него сын Лена? Я помню, на прошлой неделе был какой-то лысый с сыном Леной!.. Помнишь, на вечеринке в память павшего народовольца Вучетича?

Таким макаром он демонстрировал Лёке еще и собственную полную непригодность к светской жизни. Она сердилась и выговаривала ему за это.

Вообще он неприятный человек. Ужасный.

Из-за него девочку Артема пришлось звать просто девочкой. Ну, то есть дочку, дочку, да!..

— Артем, ты не слышишь? Ребенок с кем?

— Дашенька с Настиными родителями, — признался он как-то неохотно, будто девочку на время сдали в детский дом, — я ее к ним в Братеево отвез. Ну, перед Настиной командировкой.

Ну и что тут такого?! Ничего такого тут нет! Он нормальный мужик, ответственный, добросовестный, он выполняет свои отцовские обязанности, не чета другим, безответственным и бессовестным! Все же он ей достался не двадцати пяти лет, как-никак «мужчина с прошлым», и она должна с уважением к этому относиться. В конце концов, девочка навсегда останется его дочерью! И Лёка, современная — может, и не такая, как шеф Андрей Владимирович с его компьютерами, но все же! — умная, раскрепощенная женщина, должна с пониманием относиться к его обязанностям.

Хотя, конечно, иногда ей хотелось, чтобы ответственности и порядочности у него было поменьше. Ну, чтоб он работу хоть раз проспал — из-за бурного утреннего секса. Или неприспособленную бывшую супругу хоть раз на дачу на электричке отправил — ради выходного дня с Лёкой. Или какую-нибудь смешную глупость сказал — просто чтобы Лёка перестала раздражаться.

Но ни ответственности, ни порядочности у Артема не убывало. А говорить смешные глупости умел только Платон Легран, но он не был ни милым, ни порядочным, ни ответственным.

Он все путал, обо всем забывал, и ему ничего нельзя было поручить.

Когда Лёка просила его заехать в магазин за кефиром и сельдереем, он или тут же забывал об этом, или привозил ореховый торт. Сельдерей его не интересовал решительно, и он нисколько этого не стеснялся.

Артем никогда ничего не забывал и не путал и все Лёкины просьбы всегда записывал на бумажку, чтобы исполнить в точности.

Он очень хороший человек, ее Артем.

Теперь этот хороший человек невыносимо страдал в трубке возле ее уха:

— Лена, я, наверное, должен в Питер полететь, чтобы постараться… Настю найти. Только я понятия не имею, как я буду ее искать и, самое главное, где!..

Голос у Артема дрогнул, и Лёка, как охотничья собака, услыхав команду «Пиль!», вся навострилась, подтянулась, приготовилась — и бросилась вперед.

Утешать.

Утешала она довольно долго и, кажется, продуктивно, потому что истекающее из телефонной трубки предынфарктное состояние постепенно перешло просто в нервическое, а потом почти в стабильное.