Профессионариум. Антология фантастических профессий

Герой не нашего времени. «…Там, в добром будущем вашем»

Ольга Олесина. День экзамена

Письмо из службы профпереподготовки пришло, когда я почти перестала ждать и свыклась с тем, что любить мне не положено.

Это был самый обычный день. Ожидалась проверка, но это рутина, у нас в семье что ни день проверки. В Министерстве воспитания не доверяют электронному мониторингу и то и дело отправляют контролёров-людей проследить: а вдруг мы сами рисуем на планшетах те картинки, которые подгружаем в систему под видом детского творчества?

Как всегда, в тот день я ночевала дома… то есть на работе, мы здесь называем работу «домом». У меня бывают выходные, но нет отношений или обязательств, которые требовали бы отлучиться на всю ночь. Есть кое-кто, с кем я болтаю по видео, но пока не уверена, хочу ли более близкой связи.

То утро началось как всегда: смешать и развести еду для всех, поставить её в ячейки подогревателя на разное время, подобрать детям одежду на день. Выполняя привычные операции, я включила в наушнике новости: если их не слушать хоть иногда, то и с меня лично, и с семьи снимут баллы в рейтинге по категории «Осведомлённость в современной ситуации». Особенно важно не пропускать всё, что связано с профессией, так что я сразу перемотала до известий министерства.

— Структурные преобразования… — забубнил голос, который озвучивает мою новостную ленту. Надо бы поменять, надоел. — Дать шанс «эмоционально особым»…

О, это что, про меня? Неужели в министерстве заметили, что такие как я ущемлены в правах?

Я из тех, кто воспитан роботами. Да-да, то самое экспериментальное поколение, когда на волне эйфории от изобретения искусственной матки решили, что опекуны-люди вовсе не нужны. Во времена моего детства слова «мама» и «папа» были названиями электронных помощников на экране, вроде старинной «Сири», которую до сих пор устанавливают себе коллекционеры древностей. Знаю, что кое-кто из моего поколения, повзрослев, безуспешно пытался найти тех актёров, чья внешность была использована для создания 3D-моделей наших «родителей». Наши воспитатели были запрограммированы на удовлетворение потребностей в эмоциональной поддержке, но рано или поздно мы все ловили «маму» на том, что она не слушает, или не понимает, или странно реагирует, и, разочаровавшись, привязывались кто к учителю-человеку, кто к проверяющему-человеку. Я не была исключением — по-детски влюбилась в педиатра и с замиранием сердца ждала каждой проверки здоровья.

В Министерстве воспитания довольно быстро хватились и ввели семьи с профессиональными родителями: любящими, техниками и педагогами — в одной из которых сейчас работаю и я, но какое-то количество детей у роботов успело вырасти. Я прошла положенную нам от государства психотерапию (даже попала в квоту на десять сеансов с психотерапевтом-человеком!), но когда после учёбы стала искать вакансию в семье, то удалось устроиться только техничкой. Официального запрета быть любящей для меня нет (введи они его, и их обвинили бы в трудовой дискриминации), так что я каждый год отправляла заявку на сдачу экзамена на любовь. Не получала никакого ответа и бит за битом теряла надежду. Но, похоже, наступил праздник и в нашем отсеке.

— Равные права… Привлечение новой волны специалистов… — бормотало в наушнике. Возможно, это всего лишь красивые слова из пиар-кампании нового министра. Или в этом году слишком мало кандидатов подали заявки в семьи. Или министерских наконец прижала комиссия по труду за то, что они обходят «эмоционально дефектных» при найме. На всякий случай не стоит ни на что рассчитывать. Я выключила ленту.

Закончив распределять одежду, я решила перебрать пристёгивающиеся элементы. Из всех операций не люблю сортировку, но в ящике у Эвочки до сих пор лежат рукава, из которых её руки торчат, будто они телескопически выдвинулись. И конечно же, я не рассчитала время: едва уселась рядом с вещевым контейнером, как по дому стали раздаваться нежные звуки детских будильников. Пора было переодевать малышей и помогать им приводить себя в порядок и справлять нужду. Топ-топ по коридору — это Эва, я всех наших по шажкам различаю.

— Ая? — Моё имя она пока только так выговаривает. Сна ни в одном глазочке — наверное, проснулась ещё до сигнала. Вита ворчит, что Эва сама как будильник, а я бы не отказалась, чтобы такая вот улыбашка спала со мной в одной комнате, а по утрам тормошила и лезла ко мне в кровать обниматься. Но мне не положено.

Я раскрыла объятия, подхватила Эву и понесла в ванную. Наш педагог Алекс не преминул бы заметить, что двухлетний ребёнок должен упражняться в ходьбе. Но я-то техничка: обнимать не входит в мою должностную инструкцию, зато носить на руках никто не запретит. Да и Эва лёгонькая. Некоторые из любящих ассистируют с утренними процедурами, например Лина — она сама возится с Яном, своим младшим, а старший, Кир, у неё самостоятельный, так что мне полегче, но Вита предоставляет всё мне. Что ж, имеет право.

Если бы в семье узнали, что я планирую повышение квалификации, наверняка решили бы, что я устала от чистки детей… все, кроме Лины. Очищающие процедуры и правда утомляют, но я была бы согласна всю жизнь заниматься туалетом, если бы только мне разрешили взять из роддома маленького. Когда любящие впервые получают своих детей, они их из рук еле выпускают — лишь на минутку передают мне, чтобы я поменяла подгузник. Часами сидят над ними и караулят первые летучие улыбки. Считается, что «эмоционально дефектные» не могут этого понять, но я хотела бы, чтобы мне дали малыша: дышать им, петь ему, прижимать его к себе. Только моего. Любимого. Наверное, в старину так носились со своими те женщины, которые рожали. Сейчас-то роды — это экзотическое хобби наподобие БДСМ и волонтёрской работы.

Уведомление о новом входящем пришло мне между «ложечкой за робота-уборщика» (Марик обожает есть под эту старинную прибаутку) и «давай заправим тебя охлаждающей жидкостью» (у Кира сейчас период, когда он воображает себя… нет, не астронавтом, а скафандром). Я смогла открыть письмо, лишь когда все младшие члены нашей семьи были чисты, одеты и накормлены и отправились заниматься под руководством Алекса — кто в игровую со своими любящими, кто к экранам в учебный зал. Я села к контейнеру с одеждой, включила голосовое чтение письма — и при первых словах так вцепилась в детскую штанинку, что её пришлось потом кинуть в гладильный аппарат.

Неужели новый министр не только болтает языком? В любом случае, мне стоит попробовать. Вот возьмут и ужесточат в следующем году правила приёма — и прощай навсегда, надежда любить.

Благодаря тому что я техничка, у меня уже были получены «детские права» категории «С» — доступ к самым маленьким. Результаты медосмотров я тоже недавно обновляла в электронном профиле, так что мне остался лишь экзамен на любовь.

Ссылка не копировалась из письма, чтобы запустить тест смог только адресат. Отвечать требовалось голосом для исключения мошенничества. Во время прохождения нельзя было открывать другие программы и выходить в сеть ни на одном из своих гаджетов — информация об этом передавалась в центр обработки результатов.

На переход по ссылке давалось пять дней, так что можно было напоследок посоветоваться с кем-нибудь, даже не раскрывая причин своего интереса, а маскируя его под обычное любопытство. Но у меня зудело внутри! Раз за разом отправляя свою заявку, я в ожидании ответа выспросила у наших любящих все подробности их трудоустройства. Да и задания ведь меняются каждый год. Если отложить до завтра, то я сегодня не усну! Лучше разделаться с этим одним кликом, так что я решила использовать большой перерыв.

Если повезёт, то скоро у меня не будет ни перерывов, ни выходных. Любящим, в отличие от техников и педагогов, они не положены. При известной сноровке, особенно если ребёнок не первый, можно использовать для себя детский дневной сон и те минуты, когда техники обрабатывают детей. А нашей Вите, хотя дочка у неё первая, перепадают целые часы, когда я по своей воле гуляю с Эвочкой, так что свободного времени у неё набегает больше, чем у меня.

Когда браслет издал сигнал перерыва, я заперлась в своей комнате, повернула регулятор звукоизоляции на максимум и включила тест на большом экране, чтобы как следует рассмотреть видеозадания.

Экзаменуемому предлагались симуляции от первого лица. Вот моя рука держит ручку мальчика, над головой которого светится надпись «ваш любимый ребёнок» (будто это и так непонятно!), и мы шаг за шагом идём на детскую площадку прямиком к самому интересному тренажёру. Эвочка тоже такой любит: ты бежишь, а от вырабатываемой тобой энергии вокруг тебя запускаются голограммы, и чем быстрее перебираешь ногами, тем их больше. Приучают детей к тому, что энергия имеет цену. Но в симуляции место бегуна было уже занято какой-то девочкой. «Мой любимый» мальчик выпустил мою руку и бросился стаскивать малышку с желанной беговой дорожки.

Передо мной всплыли варианты на выбор: «силой удержать любимого ребёнка», «окликнуть любимого ребёнка, но не применять физическое воздействие», «не вмешиваться» и «помочь любимому ребёнку удалить с тренажёра другого ребёнка». Бывает, Эвочка кидается драться, — приходится удерживать до тех пор, пока злые крики не переходят в слёзы, а те — в ответные объятия. Ну а что делать? Вита никогда не вмешивается, но, может, она просто не успевает разнять ссору раньше меня. Но нельзя же рассчитывать, что в моей будущей семье примирением детей будут заниматься другие! Иначе всплывал бы вариант «позвать техника или педагога». Должны ли любящие как-то по-особому реагировать на насилие? «Полное принятие» — это аксиома, однако откуда мне знать, до каких пределов оно должно простираться, — я ведь роботова дочка. Но даже если прикинусь Витой сейчас, вряд ли смогу изображать её всю жизнь… Лучше ответить исходя из того, как делаю сама. И всё равно страшно называть выбранный вариант!