И вот случилась встреча, на специальной такой вечеринке-форумовке, где атмосфера непринуждённая, ни к чему не обязывающая, и после третьего пива все кажутся душками. Как там было в каком-то фильме? О, точно — одноразовые друзья.

Костя мне тогда не понравился. В моём представлении он был выше, тоньше и не так широколиц. А здесь — отросшие соломенные волосы, круглые голубые глаза и нарочитая манера их пучить — просто вылитый Страшила из Изумрудного города. Но! Внешность не главное для духовных людей. Я же помню, какой у него богатый внутренний мир, а на стоптанные сандалии на носки можно смело забить. Ещё немного уговоров себя самой, и вот мы уже едем к нему, по дороге купив ещё пива. Плохо помню подробности (молчаливое копошение в темноте), хорошо помню послевкусие: мне не понравилось.

Это не стало препятствием для нашего последующего сетевого общения, разве, что Костя стал чуть более развязен и панибратски закадычен, с лёгкостью перейдя во френдзону. Какое-то время я вслушивалась в себя, не стучит ли там где-нибудь внутри обида: надо полагать, что я его тоже в восторг не привела, раз о продолжении не заходило речи. Но на удивление, весь негатив этой истории смылся с меня весенним дождём, перейдя в разряд этаких жизненных открытий — дружеский секс, да такое бывает! Переспать по пьяни — ну, и такое случается в нашей нелёгкой жизни. Мы ещё некоторое время тёрлись бок о бок на этой площадке, пока она естественным образом не сошла на нет.

А потом грянул очередной мировой финансовый кризис. Компания, в которой на тот момент я вполне успешно работала, вдруг в одночасье прекратила существование. Мы, рядовые исполнители, так и не поняли до конца произошедшего, растерянно выдвигая версии одна нелепей другой. Я даже не очень волновалась по-первости, мне казалось, что это единичный случай, в других местах всё не так плохо, и миграция будет неприятной, но вряд ли затяжной.

Я ошибалась. Вакансии по моей специальности вдруг испарились, словно по волшебству. Пренебрегая ранее кадровыми агенствами, теперь я оббивала их пороги третий месяц, уже в отчаянии, уже на грани. Женщина умеренных лет, разведена — это отягчающие обстоятельства при прочих равных.

— На начальника отдела даже не рассчитывай, — терпеливо объясняла мне цыганистого вида эйчарка, — толпы мужчин оказались без работы, женщин если и смотрят — то помоложе.

— Я понимаю, я хотя бы на просто сотрудника. Я очень работоспособная!

— Вакансии техничек ещё есть.

Физический труд был мне ненавистен с детства. Росла я хилой немощью, чуть выправившейся в пубертате, не приспособленной к нагрузкам выше поднятия мяча, но заимевшей шарм субтильной хрупкости, чуть став взрослее.

Я вышла из агенства с накатившим чувством беспомощности и одиночества. Дома кроме холодной постели, меня ждал голодный сын. Он был пока ещё вполне упитан, а главное — верил в меня. Кроме него, у меня никого в жизни не было. Родители умерли, братьев-сестёр не имелось, прочие родственники были далеко и почти что не правда. Друзья со своими проблемами, хотя, конечно, приди я с протянутой рукой, не отказали б.

Техничка или протянутая рука. И то, и другое унизительно, в первом случае тяжелее физически, во втором — морально. Надо выбрать что-то одно, и начать копить силы. Но не было сил, чтобы даже начать…

Тут я и встретила Костю. С ещё более красным цветом лица, чем на последних фото (я по-привычке просматривала страницы былых соратников по сетевой борьбе), с ещё более кустистыми бровями и набухшими веками.

— О, мать! А ты всё хорошеешь!

Раньше он выражался изящнее.

— Вот прям рад, рад, что встретил! У меня тут как раз зреет план! Поехали, подвезу, куда там тебе, заодно расскажу!

Мы сели в его старенькую Калдину, и пока двигались в пробке, длиной с Млечный путь, я узнала, что Костя теперь — бизнесмен. Он два месяца как зарегистрировал свою фирму с гордым названием «Актамыш».

— Это лошадь такая была, известная, всех рвала на скачках. Как вы лодку назовёте — так она и понесёт! — Костя был не в меру возбуждён.

Я принюхалась: пивом не пахло, но явно чуялся спиртовый дух.

— Бросил я свою богадельню, значится, протирать штаны продажником на телефоне — так много не заработаешь, да и порядки у них! Чуть что не так — регламент, штраф, даже покурить не выйти, не говоря уже, чтоб в сеть зайти не по делу. Начальник трафик отслеживал самолично, гад.

Костя крутанул рулём. Господи, хоть бы его не понесло…

— А теперь вот что у нас дальше будет, — он подмигнул, как будто дело уже решённое, — я теперь напрямую на производителя вышел. Сто процентов маржи, это сразу в прибыль! Мне вот только с бумагами надо, чтобы кто-нибудь занимался, первичный учёт, то-сё, налоговая. Ты же у нас как раз по этой части! Я тебе сразу аванс дам, вот, мне вчера перевели, я ведь как раз первую сделку и отмечаю!

Он вынул из кармана пачку купюр. На меня это возымело магическое действие. Деньги. Наконец-то, в поле моего зрения появились деньги. Прощайте, блины на воде, суп из куриных шей и многократно заштопанные колготки. Здравствуй, новая куртка для сына и, может быть, даже летний лагерь в Быстрине.

— Офис я пока снял на Гагарина, там дешевле всего. Хорошо, что тебе объяснять ничего и не надо. Ты у нас со всех сторон грамотная, и с клиентами пообщаться, и оформить всё, как полагается. Ну, да, добираться тебе не ближний свет, часа полтора с пересадками. Но это временно, весной переедем поближе к центру. Можешь опаздывать — я разрешаю! Зато сразу сама себя трудоустроишь официально.

Я боялась расцепить пальцы, сжимавшие в кармане пальто мятые купюры. Ощущая подушечками мельчайшие выступы на гербовой бумаге, я испытывала что-то близкое к оргазму. Где-то глубоко в подсознании мерцал здравым смыслом тревожный огонёк, сигнал о том, что это авантюра, но у меня закончились идеи, как можно заработать себе на жизнь и призрак швабры склонял к самоубийству. Я сдалась. Можно сказать — морально легла под первого встречного, что показал мне конфетку. Я ничтожество. И это дно.

Временное, временное дно — затрепыхался шустрой синицей мой природный оптимизм. Подогреваемые сиденья и мерный такт дворников на лобовом стекле вводили в транс, состояние безмятежности и сиюминутности. Надо просто пережить зиму. Надо дотянуть до весны. Весной всё будет хорошо, будет тепло, будет энергия. Я обойду весь свой район, я постучусь в дверь каждому работодателю, я буду бороться и искать. Но сейчас мне надо просто немножко поесть досыта.

Вот так я и стала заместителем директора компании «Актамыш». Все маленькие фирмы грешат тем, что должности в них раздаются легко и бездумно. Но из песни не выкинешь слова, а из трудовой книжки — соответствующей записи. Поэтому так много было директоров и начальников всех мастей в годы размножения малого бизнеса.

Ближе к зарплате ситуация накалилась. Поскольку переговоры начальник мой вёл строго без свидетелей, то его манеру вести дела я могла представить только по отрывочным репликам:

— Ну, ты подумай, какой урод! Я ему прямым текстом, а он делает вид, что не понимает. Всё намёками какими-то, шутками и прибаутками. Я на него убил две недели!

Или:

— И пропал, представляешь, скотина такая! На мыло не отвечает, номер сменил. Я вчера караулил у офиса до темна — так и не появился, надо теперь узнавать — может, съехал куда. А вчера Сашка звонил, и с ехидцей такой, что, мол, Костенька, быстро ты занимать начал, я ему — да мне смешно от таких вопросов, а он, блин, ну, смейся, раз смешно. Друг называется!

Хуже всего было то, что в Косте проявился в полный рост классический самодур (надо понимать, точная копия его начальника времён наёмной работы).

— Я проверил твой трафик — опять в чате сидишь. Про штрафы говорил — помнишь? Из ближайшей зарплаты, учти.

Опоздания, пропущенные звонки, мелкие недочёты — каждый день начинался теперь нахлобучкой. Были затёрты-забыты когда-то приятельские отношения, установилась жёсткая властная вертикаль. И это я сама позволила её установить, жертва, слабачка, тряпка.

Во мне нарастало отвращение к себе.

Конечно, веди я себя по-другому, по-нормальному, ничего бы такого и не было.

— Костя, пожалуйста, не вымещай на мне свою обиду за то, что у нас не получилось, как задумано. Что ты разгильдяй, решивший, что оно как-то само всё должно крутиться, а я выжатый лимон, чьих сил хватает только на автобусную трясучку до работы и обратно. Я понимаю, что тебе страшно, страшно признаться, что ты облажался, и надо поскорей всё это закрывать, пока кредиторы тебя не повесили за причиндалы на крыльце этого сарая. Мне тоже страшно. Я догадываюсь, что если не случится чуда, тебе придётся мне выдать зарплату из своих. Которых у тебя, судя по дешёвым сигаретам и ржавому кузову Калдины, уже нет. Давай мы сейчас посмотрим правде в глаза, пожмём друг другу руки и разойдёмся, сохранив человеческое достоинство. Вместе не получается — так не будем тратить время на этот мёртвый проект.

Вот так можно бы было сказать, спокойно, открыто, сразу утром, как только он войдет с мороза, кинув шапку на батарею, и потирая красные ладони (перчатки потеряны месяц назад). И он бы насупился, помолчал, разглядывая жабу, а потом бы кивнул, посмотрел мне в глаза с облегчением — все слова уже сказаны — и решительно встал из-за стола.