— Да, говорят, — кивнула она.

— Мы во многом схожи, — продолжал Бойс. — Я люблю город, людей, песни, веселье и болтовню. Мне нравится домашний уют, вкусная еда, изысканные вина. Мне нравятся певцы, которые каждую осень собираются в замке и выступают перед леди Мэланж. Мне нравится изящная одежда, драгоценности и кроткие, красивые женщины. И все-таки только здесь, в Потерянных землях, я чувствую, что нахожусь дома. Когда слушаю ветер, высматриваю в сумерках крадущиеся тени, вижу сны, полные такого, что и не примерещится трусливому горожанину.

К тому времени сгустились сумерки. Бойс ножом указал на север, где над горами разгорались несмелые еще зарницы.

— Гляди, Серая Элис, как мерцают и пляшут огни. Если долго всматриваться, можно увидеть в них разные силуэты. Во мгле шевелятся мужчины и женщины, а с ними твари, ни на что не похожие, и ветер приносит их голоса. Смори и слушай. В этих огнях разыгрываются представления куда удивительнее и прекраснее тех, что устраивают лицедеи в замке государыни Мэланж. Ты слышишь? Ты видишь?

Скрестив ноги, Серая Элис с непроницаемым взглядом сидела на жесткой земле и молчала. А когда заговорила, то произнесла краткое «да» и более ничего.

Бойс сунул в ножны нож, обошел костер, превратившийся в кучку подернутых пеплом багровых углей, и подсел к ней.

— Я знал, что ты разглядишь, — сказал он. — Ведь мы похожи. Носим городскую плоть, но в нашей крови вечно дует студеный ветер Потерянных земель. Я вижу это в твоих глазах, Серая Элис.

Она не ответила, наблюдая за огнями и чувствуя рядом тепло Бойса. Через некоторое время он обнял ее за плечи. Позже, гораздо позже охотник взял ее за подбородок и, развернув лицом к себе, поцеловал один раз, но крепко, в тонкие губы.

И Серая Элис будто пробудилась ото сна. Повалила его на спину, уверенными, ловкими движениями раздела. Бойс не препятствовал ей. Он лежал на стылой жесткой земле, закинув руки за голову; его губы кривила ленивая самодовольная усмешка, а глаза подернулись мечтательной дымкой, тогда как Серая Элис скакала на нем — сперва медленно, а потом все быстрее и быстрее, приближаясь к развязке. Достигла ее и застыла, запрокинув голову и приоткрыв рот, будто собираясь молиться, — но не издала ни звука. Лишь неистово завывал ледяной ветер, но в его голосе никто не распознал бы нотку наслаждения.

Настал новый день, морозный и пасмурный. В небе клубились тонкие облака, и бежали они быстрее, чем пристало обычным. Проникавший сквозь них свет казался бледным и прозрачным. Кони неторопливо переставляли ноги, Бойс шагал рядом с фургоном.

— Мы уже близко, — сказал охотник. — Очень близко.

— Да.

Бойс улыбнулся ей. С той поры, как они стали любовниками, его улыбка изменилась. Теперь она бывала ласковой и таинственной, но в то же время снисходительной. Улыбка превосходства.

— Сегодня вечером, — произнес он.

— Будет полнолуние, — отозвалась Серая Элис.

Бойс улыбнулся, откинул челку с глаз и промолчал.

Задолго до сумерек они расположились среди руин безымянного города, о котором позабыли даже те, кто бывал в Потерянных землях. Время не пощадило его, на обширной пустоши остались только жалкие остатки каменной кладки; поди догадайся, где тут были жилые дома, а где крепостная стена. Еще торчали один-два дымохода — этакие зазубренные гнилые клыки впивались в горизонт. Ничто живое не нашло бы здесь убежища.

Серая Элис, накормив коней, немного походила по руинам, но не обнаружила ни черепков глиняной посуды, ни ржавых клинков, ни истлевших книг. Даже костей не осталось. Вообще ни одного намека на следы обитавших здесь людей, если они, конечно, были людьми.

Потерянные земли высосали жизнь из этого места, изгнали даже призраков, не оставив и памяти. Солнце касалось горизонта, темнота прибывала, пожирая облака, а округа говорила голосом ветра, страдая от пустоты и отчаяния. Серая Элис долго стояла в одиночестве, наблюдая, как садится солнце, а холодный ветер трепал тонкий потертый плащ за ее плечами и кусал тело, доставая до самого сердца. Наконец она повернулась и направилась к фургону.

Бойс, успевший разжечь костер, сидел у огня, подогревая вино в котелке, куда время от времени подсыпал специи. Он улыбнулся Серой Элис своей новой улыбкой.

— Ветер стал холодным, — сказал он. — Пожалуй, с горячим питьем ужин будет лучше.

Серая Элис оглянулась на заходящее солнце и отошла от Бойса.

— Сейчас не время для еды или удовольствий. Сумерки на исходе, скоро взойдет полная луна.

— Да. — Плеснув горячего вина в чашку, Бойс сделал маленький глоток. — Но нет нужды от кого-то бежать или за кем-то гнаться, — сказал он с беспечной ухмылочкой. — Волк придет сам. Здешние ветры далеко разнесли наши запахи по пустыне. Аромат свежего мяса ускорит его бег.

Серая Элис ничего не ответила. Повернувшись к Бойсу спиной, она поднялась по трем деревянным ступенькам и забралась в чрево фургона. Внутри осторожно разожгла жаровню, бросавшую отсветы на серые стенки и груду мехов, что служила ложем. Когда пламя выровнялось, Серая Элис оттолкнула раздвижную дверцу, за которой в узком отделении повозки на крючках висела одежда. В длинную шеренгу выстроились плащи и накидки, просторные рубахи и причудливого кроя платья; иные вещи облегали с головы до пят, как вторая кожа. Замша, мех, перья. Немного поразмыслив, она выбрала широкий плащ, сделанный из множества длинных серебристых перьев — каждое с черной каемкой. Скинув обычный полотняный плащ, она накинула новый и завязала тесемки на горле. Всякий раз, когда она встряхивала эту одежду, перья вздымались, затхлый воздух в повозке волновался и на миг казался живым, а потом успокаивался. После Серая Элис откинула крышку громадного сундука, обитого кожей и окованного. Достала небольшую шкатулку. Там на сером лоскуте покоились десять перстней, у каждого вместо камня серебряный коготь. Серая Элис надела по перстню на каждый палец, а когда сжала кулак, когти блеснули в свете жаровни грозным призрачным блеском.

Снаружи совсем уже смеркалось. Бойс, как заметила Элис, не стал готовить ужин. Она села по другую сторону костра от следопыта с белыми волосами, который потягивал горячее вино.

— Красивый плащ, — вежливо заметил Бойс.

— Да, — ответила Элис.

— Никакой плащ не спасет тебя, когда он наконец-то появится.

Серая Элис подняла руку и сжала кулак, когти отразили свет костра.

— О! — произнес Бойс. — Серебро.

— Серебро, — подтвердила Элис, опуская руку.

— И все-таки. Многие выходили против него вооруженные серебром. Серебряные мечи, серебряные ножи, стрелы с серебряными наконечниками. Все они теперь — прах, все среброносные воины. А он обожрался их плотью.

Серая Элис пожала плечами.

Бойс оценивающе поглядел на нее, а затем улыбнулся и вновь принялся за вино. Серая Элис плотнее закуталась в плащ под пронизывающим ветром. Через некоторое время она увидела вдали, над северными горами, пляшущие огни. На ум пришли увиденные там картины, вспомнились рассказы Бойса об игре цветных сполохов. Как же все это мрачно, до жути… Впрочем, трудно ожидать иного от Потерянных земель.

Но вот показался и другой свет. Бледный и зловещий, разгоняющий полумрак на востоке. Всходила луна.

Серая Элис спокойно глядела сквозь свет затухающего костра. Бойс начал превращаться в зверя.

Она видела, как скручиваются его кости и растягиваются мускулы, стремительно удлиняются седые волосы, ленивая улыбка сменяется алым уродливым оскалом, растут клыки, язык вываливается из пасти, а чаша с вином выскальзывает из рук, укоротившихся, чтобы стать лапами. Он, кажется, пытался что-то сказать, но слово не сложилось, раздался только низкий басовитый хохот получеловека-полузверя. Запрокинув голову, он выл, разрывая на себе одежду, пока в лохмотьях не остался тот, кто уже не был Бойсом. За костром напротив Серой Элис стоял волк — огромный косматый белый хищник в полтора раза крупнее обычного, с багровой пастью и пылающими алыми глазами. Серая Элис, вставая и отряхивая пыль с плаща, посмотрела ему в глаза, прочитав там разум и хитрость. В его глазах она видела улыбку. Самоуверенную улыбку.

Слишком самоуверенную.

Волк взвыл еще раз. Леденящий душу протяжный звук был подхвачен и унесен ветром. А потом Бойс прыгнул прямо через догорающие угли костра, который сам же и развел.

Серая Элис подхватила полы плаща и вскинула руки. С обращением она управилась еще быстрее, чем следопыт. Оно закончилось, едва успев начаться, но для Серой Элис это длилось вечность. Вначале она испытывала необычное удушье, потом плащ срастался с зудящей кожей, наконец, нахлынула слабость, когда мускулы уподобились жидкости. А после всего — восторг, ведь сила ворвалась в нее и побежала, клокоча, по жилам, опьяняя куда сильнее, чем вино с пряностями, приготовленное Бойсом на костре.

Взмахнув широкими серебристыми крыльями, где каждое перо имело черную окантовку, она подняла клубы пыли и взлетела к лунному свету, за пределы досягаемости волка, воспарив над руинами. Ветер обнял ее, лаская дрожащими ледяными пальцами; она отдалась на его волю. Распростертые крылья заполнились мелодией ужаса Потерянных земель, поднимая ее все выше и выше. Крепкий, загнутый крючком клюв открывался и закрывался, но она не издала ни звука. Опьяненная полетом, Элис мчалась по небу. Своими глазами, чья зоркость превосходила человеческие, она видела далеко-далеко, проникала в тайны каждой тени, находила мертвых и полуживых тварей, которые пробирались, волоча ноги, сквозь бесплодные пустоши. Зарницы горели гораздо ярче, их танец был прекраснее, чем прежде, когда она смотрела простыми глазами слабого человеческого существа. Ее тянуло туда, хотелось мчаться на север, на север, на север, — нырнуть в эти огни, рвать пылающие полосы когтями.

Она выпустила когти, как перед схваткой. Длинные, кривые, бритвенно-острые. И бледный лунный свет скользил по серебряным граням. Затем вернулась память, и Элис полетела по широкому кругу, неохотно поворачиваясь спиной к сполохам северных земель. Крылья раз за разом били воздух. С криком она рванулась вниз, сквозь ночь и ветер устремляясь к добыче.

Вдали показалось белесое существо. Оно мчалось прочь от фургона, прочь от костра, ища спасения в тенях, стараясь скрыться в темноте. Но в Потерянных землях никто не может ощущать себя в безопасности. Он был силен и неутомим, длинные ноги несли его в размеренном беге; сам того не замечая, он оставлял позади милю за милей. Но как бы ни был он скор, она настигала. Разве может обычный волк состязаться с самим ветром?

В мертвой тишине, подобно клинку рассекая воздух, падала она на добычу. Должно быть, он заметил тень, скользившую по земле в призрачном лунном свете, поскольку неистово рванулся вперед, подгоняемый страхом. Тщетно… Она пролетела над ним, полоснув когтями по спине. Словно десять ярких серебряных ножей, они вспороли мех и плоть. Волк не удержался на ногах и покатился по земле.

Забив крыльями, она описала круг для новой атаки, но зверь нашел силы подняться и впился взглядом в темные хищные очертания, озаренные сзади луной. Его глаза, как никогда яркие, вдруг подернулись кромешным ужасом. Запрокинув голову, он завыл, пронзительно и отчаянно моля о пощаде.

Но в ней не осталось ни капли милосердия. Она кидалась вниз снова и снова, когти окрашивались кровью, клюв рвал теплую плоть. Волк сопротивлялся, прыгал ей навстречу, рычал, щелкал зубами. Но не мог победить в этой схватке.

Она с легкостью, как бы нехотя, увернулась от него и нанесла пять глубоких ран, из которых хлынула кровь.

В следующий раз, когда она вернулась, волк слишком ослабел, чтобы бежать или сопротивляться. Но он смотрел, дрожа огромным косматым телом, как она снижается.

И тогда она ударила.

Наконец-то замутненные болью глаза открылись. Он застонал и слабо пошевелился. С неба лился дневной свет; Бойс снова был у костра в лагере. Услышав, что он очнулся, Серая Элис подошла и опустилась рядом на колени. Приподняла ему голову и поднесла к губам чашку с вином, и удерживала, пока он не напился.

Когда Бойс откинулся на спину, она прочла удивление в его глазах. Удивление от того, что он до сих пор жив.

— Ты знала, — хрипло сказал он. — Ты заранее знала… кто я.

— Да, — ответила Серая Элис.

В этот раз она была в обычном облике — худенькая, невысокая женщина без возраста, с огромными серыми глазами, одетая в поношенное. Плащ из перьев она сняла, как и серебряные кольца с когтями.

Бойс попытался сесть, но вздрогнул от боли и снова упал на одеяло, которое она постелила.

— Я думал… что умер…

— Ты почти умер.

— Серебро, — горько произнес он. — Серебро так режет и жжет.

— Да.

— Но ты спасла меня, — сказал он, совсем запутавшись.

— Я обернулась собой, вернула тебе исходный облик, а потом лечила.

Теперешняя улыбка Бойса казалась жалкой тенью былой.

— Ты изменяешься по желанию? — полюбопытствовал он. — Эх, Серая Элис, я даже на убийство пошел бы за этот дар!

Она не ответила.

— Здесь слишком открытое место, — продолжал он. — Нужно было завести тебя в другое. В дом с крышей или лес. Тогда бы ты не справилась со мной так легко.

— У меня есть другие шкуры, — ответила Серая Элис. — Медведь, большой кот. Так что мне все равно.

Бойс застонал и смежил веки. А открыв глаза через некоторое время, сказал с вымученной кривой улыбкой:

— Серая Элис, ты была прекрасна. Я долго следил за твоим полетом, прежде чем осознал опасность и кинулся наутек. Знал, что ты — моя смерть, а все-таки глаз не мог отвести. Такая красивая. Дымка и серебро, огонь в очах. В последний миг, видя, как ты падаешь на меня, я даже обрадовался в глубине души. Лучше быть убитым такой грозной и такой прекрасной, подумал я, чем погибнуть от рук мерзкого сморчка с заостренной серебряной палкой.

— Мне жаль, — сказала Серая Элис.

— О чем тут жалеть? — быстро заговорил Бойс. — Ты же спасла меня. Я быстро поправлюсь, сама увидишь. Даже раны от серебра рано или поздно заживают. А потом мы будем вместе.

— Ты еще слишком слаб. Поспи.

— Да. — Бойс улыбнулся и закрыл глаза.

Проспав несколько часов, он почувствовал себя гораздо лучше, раны почти затянулись. Попытался встать, но не смог — руки и ноги были надежно привязаны к четырем кольям, вбитым в твердую землю.

Серая Элис видела, что он очнулся, услышала испуганный возглас, подошла и, придерживая голову, напоила вином.

— Что ты задумала?! — закричал он.

Она промолчала.

— Почему? — спросил Бойс. — Я не понимаю, Серая Элис. В чем дело? Ты пощадила меня, вылечила, а теперь связала.

— Тебе не понравится мой ответ.

— Луна! — яростно выкрикнул он. — Ты боишься того, что случится сегодня ночью, боишься, что я снова обернусь. — Он улыбнулся, радуясь догадке. — Ты просто глупа. Теперь я не причиню тебе вреда. После того, что было между нами, после того, что я узнал о тебе, мы должны быть вместе, Серая Элис. Мы так похожи! Вместе смотрели на огни, и я видел, как ты летела! Мы должны доверять друг другу! Отпусти меня.

Она нахмурилась, вздохнула и ничего не ответила.

Бойс не сводил с нее непонимающего взгляда.

— В чем дело? — снова спросил он. — Развяжи меня, Элис, позволь доказать, что говорю правду. Не бойся.

— Я и не боюсь тебя, — грустно сказала она.

— Вот и хорошо, — нетерпеливо продолжал он. — Развяжи, обернись вместе со мной. Стань большой кошкой сегодня ночью, мы побежим рядом, будем охотиться вместе. Я покажу тебе добычу, о какой ты и не мечтала. Мы разделим ее пополам и съедим. Ты знаешь, каково это — оборачиваться. Ты знаешь правду об этом. Ты обладала силой, и видела горящие глаза зверя, и вдыхала запах свежей крови, и радовалась убийству. Ты познала… свободу… опьянение ею… Ты познала…

— Да, я познала, — согласилась Серая Элис.

— Так освободи же меня! Давай заключим союз! Мы предназначены друг для друга. Будем жить вдвоем, любить, охотиться…

Серая Элис отрицательно покачала головой.

— Не понимаю, — удивился Бойс. Он напрягся, тщась разорвать путы, выругался и снова обмяк. — Я что, в самом деле такой отвратительный? Кажусь тебе уродом?

— Нет.

— Тогда почему? — горько произнес он. — Меня любило много женщин. Богатые, знатные дамы, самые яркие красавицы нашей страны вожделели меня, даже когда узнавали, кто я.

— Но ты никогда не любил их, Бойс.

— Ошибаешься, — возразил он. — Я любил их по-своему. И не предавал их доверие, если ты об этом. Свою добычу я нахожу здесь, в Потерянных землях, а не среди тех, кто был добр ко мне. — Бойс чувствовал тяжелый взгляд Серой Элис и говорил, говорил. — Мог ли я любить их сильнее?! — воскликнул он неистово. — Они знали лишь одну мою половину. Ту, которая жила в городе, обожала вино, песни и надушенные простыни. Вторая часть рыскала здесь, в Потерянных землях, и узнавала такое, чего никогда не постичь несчастным мягкотелым существам. Тем, кто донимал меня расспросами, я не отказывал. Просто объяснял: чтобы быть навеки со мной, необходимо оборачиваться и охотиться рядом. Как сделала ты. Отпусти меня, Серая Элис. Взлети в небеса и посмотри на мой бег. Раздели мою охоту.

— Мне очень жаль, Бойс. — Серая Элис поднялась на ноги и вздохнула. — Я сохранила бы тебе жизнь, если бы могла. Но случится то, что должно случиться. Вчера вечером ты бы умер без всякой пользы. У мертвых нет силы. Ночь и день, свет и тьма. Они слабы. Вся сила берется из прослойки между ними, из сумерек, из теней, из тонкой грани, что отделяет жизнь и смерть. Из серого, Бойс, из серого.

Он неистово бился в своих путах, и рыдал, и сыпал проклятьями, и скрежетал зубами. Серая Элис уединилась в фургоне. Несколько часов просидела она в темноте, слушая крики Бойса — брань и мольбу, угрозы и признания в любви. Когда взошла луна, Серая Элис не спешила покидать убежище. Ей не хотелось видеть, как он оборачивается, видеть его последний раз в человеческом облике.

Наконец крики перешли в завывания — звериные, безумные, наполненные болью. Тогда Серая Элис вернулась. Полная луна разливала по округе бледный нездоровый свет. Крепко привязанный к кольям волк корчился и выл, пытался вырваться и буравил женщину голодными алыми глазами.

Серая Элис спокойно подошла к нему. В руке она сжимала длинный серебряный нож, по лезвию которого змеились изящные рунические заклинания.

Когда он наконец перестал сопротивляться, работа пошла веселее, но тем не менее ночь выдалась долгой и кровавой. Серая Элис убила волка за миг до рассвета, — еще немного, и оборотень снова обрел бы человеческий голос, чтобы кричать от муки. Затем развесила шкуру, достала из фургона заступ и вырыла очень глубокую могилу в слежавшейся холодной земле. Сверху она завалила труп обломками каменной кладки, защитив его от тварей, что блуждали по Потерянным землям, — вурдалаков и стервятников, да и других охотников до мертвечины. На это ушел почти весь день, очень уж твердой была земля, но она упрямо рыла, хоть и догадывалась, что это бесполезная трата времени и сил.

Закончив уже в сумерках, Серая Элис забралась в фургон, достала плащ из серебряных с черной каймой перьев. Обернувшись птицей, она летела и летела упорно и неутомимо, и купалась в дивных огнях, и венчалась с тьмой. Всю ночь она витала под насмешливой полной луной и только перед рассветом закричала. Порыв студеного ветра подхватил этот крик отчаяния и боли и унес прочь, навеки изменив свою песню.