— Это тебе не игрушки для дураков.

В один воистину прекрасный день Ганнину Тидриху удалось достичь весьма нелегкого результата — прочесть без ошибок и запинок целый ряд запутанных заклинаний. Халабант с радостной улыбкой внезапно сжала его в объятиях и взмыла вместе с ним к потолку лаборатории. Там они закружились лицом к лицу, грудь к груди; ее глаза лучились счастьем и торжеством.

— Великолепно! — воскликнула она. — Ты отлично справился! Я горжусь, что ты мой ученик!

Вот, подумал Тидрих, настал тот миг, когда исполняются все желания! Он сжал ладонями ее грудь и впился в губы страстным поцелуем. Халабант тут же отменила заклинание левитации, припечатав Ганнина к полу. Острая боль пронзила подвернувшуюся ногу.

Она плавно опустилась рядом.

— Ты как был, так и остался дураком, — фыркнула наставница и вышла из комнаты.

Теперь Ганнин Тидрих твердо решил свести счеты с жизнью. Он понимал, что со стороны его поступок покажется достаточно нелепым, но не позволил голосу разума взять верх над чувствами. Само существование стало для него невыносимым бременем, и другого способа освободиться от власти этой непостижимой женщины он не видел.

Много дней он потратил, обдумывая различные пути ухода из жизни. Выпить какое-нибудь зелье из кладовки, или вонзить себе в грудь кухонный нож, или просто выпрыгнуть из окна ученической комнаты? Все они казались ему неприемлемыми на эстетическом уровне и обладали рядом других недостатков. Главным образом беспокоила ненадежность каждого из них, а выжить после попытки самоубийства — это было бы хуже смерти.

В конце концов он решил утопиться в мутной, бурной реке на северной окраине Триггойна. Он часто бродил по ее берегам во время дневных прогулок. Река выглядела достаточно широкой и глубокой, а теперь, после весеннего паводка, очень даже полноводной. Знакомство с картой показало, что тело будет унесено на северо-запад, в мрачные безлюдные земли у далекого моря. Ганнин Тидрих не умел плавать — на его родине это было без надобности, ведь никто не справится с течением сбегавшего со склонов Замковой горы могучего и широкого Сти. Поэтому справедливо полагал, что смерть будет быстрой и безболезненной.

Однако на всякий случай он стащил веревку из кладовки, чтобы спутать себе ноги. Закинул моток на плечо и пошел по тропинке вдоль берега реки, высматривая удобное местечко. Стоял теплый, ясный день, на деревьях трепетали нежные зеленые листья. Трудно подобрать лучшее время для прощания с жизнью, чем разгар весны.

Выйдя на пустынный обрыв, Ганнин обвязал веревку вокруг лодыжек и не медля, без сожалений и душещипательных размышлений прыгнул головой вниз.

Вода даже в такой погожий день оказалась холоднее, чем он ожидал. Самоубийца с размаха ушел в глубину, рот и ноздри наполнились ледяной влагой. Он почувствовал близость смерти, но тут естественная плавучесть тела взяла верх, и Ганнин Тидрих пробкой вылетел на поверхность, кашляя и хватая воздух ртом. Спустя мгновение он услыхал всплеск неподалеку и понял, что кто-то кинулся в реку следом за ним. Наверное, непрошеный спасатель.

— Безумец! Болван! Ты соображаешь, что делаешь?

Конечно же, он узнал голос. По всей видимости, Халабант проследила за его неторопливой прогулкой вдоль реки и решительно воспротивилась попытке утопиться. При этой мысли молодой человек неожиданно исполнился гневом и вожделением.

Подплыв и схватив Тидриха за плечо, волшебница развернула его лицом к себе. В ее глазах он прочитал своего рода безумие. Придвинувшись вплотную, голосом едким, как серная кислота, она прошипела:

— Иахо ариаха… ахо ариаха… бакаксихех! Иа Наиан! Татлат! Хиш!

Ганнин Тидрих ощутил внезапный толчок и понял, что плывет. Он в самом деле плыл по течению, рывками передвигая сильное тело. Нет, это решительно невозможно! Мало того что он связал себе ноги, так он совершенно не умеет держаться на воде. И все же он двигался — если судить по деревьям, окаймлявшим тропку, по которой он сюда пришел.

Рядом плыла речная выдра, гладкошерстный зверь — изящный, сильный, ловкий. Всего лишь мгновение понадобилось Тидриху, чтобы сообразить: это В. Халабант. А он тоже стал выдрой. Спрыгнув в воду, волшебница успела наложить заклинание на них двоих, превратив в великолепных пловцов. Его ноги превратились в маленькие перепончатые лапы. Веревка, предназначенная упростить его гибель, соскользнула. И он держался на воде без малейших усилий!

«Не рассуждай, — сказал себе Ганнин Тидрих. — Плыви! Плыви!»

Они скользили рядом миля за милей, разрезая грудью сверкающие струи. Никогда раньше он не испытывал такого счастья. Человек давно пошел бы ко дну, но выдра — прирожденный неутомимый пловец. Вместе с Халабант он готов был плыть вечно, хоть до самого моря. Устремив вперед узкую голову, вытянув обтекаемое тело, он рассекал воду, как некий оживший инструмент. Выдра, в которую обернулась Халабант, не отставала, держалась плечом к плечу.

Время бежало. Ганнин Тидрих утратил понимание того, кто он, где он и что делает. Он даже перестал замечать спутницу. Весь мир для него стал движением, непрестанным движением вперед. Он осознавал себя настоящей речной выдрой, речной выдрой и более никем, и радостно мчался вперед.

Но вдруг острый звериный слух уловил звуки, которые никогда не озаботили бы обычную выдру. Но они привлекли внимание того остатка человеческого «я», что сохранился в его разуме. Испуганный вскрик, свистящий вздох захлебывающегося существа из тех, к которым он некогда себя причислял. Обернувшись, он увидел, что Халабант вернула прежнюю форму и задергалась в воде, выказывая признаки крайнего истощения. Она беспорядочно размахивала руками, запрокинув голову и закатив глаза. Кажется, женщина пыталась выгрести к берегу, но ей не хватало сил.

Ганнин Тидрих запоздало сообразил, что в свободном заплыве вниз по течению завел ее слишком далеко — выдрой он был гораздо сильнее. Наставница смертельно устала, она вот-вот захлебнется. Может ли утонуть выдра? Да, если она превратится в человека. Ганнин понял, что обязан вытащить ее на берег во что бы то ни стало. Он подплыл к тонущей женщине, ткнул звериным носом в бок, борясь с течением маленькими лапками. Ее глаза приобрели осмысленное выражение, она улыбнулась и произнесла два коротких слова — обратное заклинание. В тот же миг Тидрих вернулся в человеческое тело. На обоих не было ни клочка одежды. Нащупав ногой дно, молодой человек понял, что берег достаточно близко. Тогда он обхватил Халабант поперек груди и потащил ее на сушу.

Выбравшись на косогор, они лежали на земле, тяжело дыша и наслаждаясь теплым весенним солнцем.

Их вынесло далеко за город, что можно было определить по безлюдной, но не пустынной местности с пашнями и садами. Земля была покрыта мягким мхом. Ганнин Тидрих отдышался почти сразу, Халабант потребовалось гораздо больше времени. На ее лице читались напряженность и недовольство. Плотно сжав губы, волшебница, похоже, что-то сдерживала в себе. Мгновение спустя Ганнин Тидрих догадался, что именно. Слезы! Резко всхлипнув, Халабант разрыдалась. Мужчина потянулся к ней, обнял, пытаясь утешить, но она стряхнула его руку.

— Быть такой слабой… — бормотала она. — Я едва не погибла. Почти захлебнулась. И все это у тебя на глазах… у тебя… у тебя…

Следовательно, разозлилась она главным образом потому, что показала себя слабее. «Смех, да и только», — подумал он. Она, конечно, волшебница, наставник, а он всего лишь новичок, но мужчина, как правило, физически сильнее, чем женщина. Похоже, это правило распространяется не только на людей, но и на выдр. И если она выказала свою слабость во время безумного заплыва, то в этом нет ничего зазорного, ничего такого, что способно погубить его любовь.

Шепча слова утешения, он осмелел настолько, что обнял ее за плечи, а потом вдруг все изменилось. Халабант прижалась обнаженным телом к нему, обхватывая руками; ее губы впились в его рот с пугающей жадностью. Она отдалась Ганнину Тидриху телом и душой, без остатка.

Позже, когда они наконец решили вернуться в город, снова пришлось использовать волшебство. Ведь голому человеку затруднительно прошагать десяток миль. Халабант побоялась превращать себя и ученика в выдр, но в запасе у нее имелось еще одно заклинание переноса — и они мгновенно перенеслись в Западный Триггойн, туда, где осталась одежда. И даже веревка мокла у берега. Молча они оделись, молча вернулись в дом, шагая поодаль друг от друга.

Он понятия не имел, что будет дальше. Вроде бы стена отчуждения, разделявшая их с самого начала, сломана. То, что произошло на берегу реки, не отменишь и не забудешь. Но как Халабант решит изменить их странные взаимоотношения, молодой человек не знал. И не собирался торопить события, пока не получит от нее хотя бы поощрительный намек.

Но по всему выходило, что волшебница намерена притворяться, будто бы ничего не случилось. Ни его глупейшей попытки самоубийства, ни ее прыжка в воду, ни превращения в выдр, ни самозабвенного соития, которым завершилось изнурительное плавание. Они вернулись к обычным отношениям. Она — наставник, а он — ученик и слуга. Спали они в разных комнатах. Когда на другой день во время урока Ганнин неправильно прочитал заклинание — даже после долгого обучения его иногда подстерегали неудачи, — Халабант отругала его, по обыкновению едко и жестко, пообещав еще раз превратить в песчаного таракана.

Что же оставалось у него? Вкус ее губ, страстные стоны, ощущение крепких грудей в ладонях…

Тем не менее через несколько дней он заметил, что она украдкой поглядывает на него, улыбается по-настоящему теплой улыбкой, а когда Ганнин рискнул ответить, то не наткнулся на суровую отчужденность. Но он боялся делать следующий шаг. Поощрение его чувств казалось чересчур сомнительным.

И вот через неделю, во время утреннего занятия, Халабант решительно заявила:

— Запиши и запомни следующие слова: «Псакерба энфоноун оргогоргониотриан форбай». Узнаешь их?

— Нет, — развел руками Ганнин Тидрих.

— Это инициирующее заклинание для волшебства, которое известно как «безграничная тайна», — сказала она.

В животе у Тидриха похолодело. Наконец-то! Значит, Халабант решила доверить ему заклинание, доступное лишь учителям, заклинание, открывающее широчайшие возможности для постигающего магическое искусство! Получается, она больше не считает его дураком, способным навредить волшебством себе и окружающим.

Добрый знак, подумал он. Что-то все-таки изменилось.

Пусть она даже ведет себя так, будто на берегу реки ничего не произошло. На самом-то деле произошло, тот случай изменил и ее тоже. И как бы сильно она ни боролась с собой, Ганнин Тидрих знает: он продолжит поиски и рано или поздно, пусть даже через сто лет, найдет секретное заклинание, которое откроет ее сердце во второй раз.

...

перевод В. Русанова

Венди Н. Вагнер

ТАЙНА КРОЛИЧЬЕГО ЗОВА

...

Первый роман Венди Н. Вагнер «Her Dark Depths» увидел свет в маленьком издательстве «Виртуэл тэйлз». Ее фантастические рассказы выходили в антологии «2012 A. D.» и электронном журнале «Crossed Genres». Кроме увлечения беллетристикой, она готовит интервью для сайта horror-web.com. Живет в Портленде, штат Орегон, с мужем-художником и замечательной дочкой, а в их доме нет ни единого зомби. Ее веб-сайт: mnniewoohoo.com.

Услышав какое-либо упоминание о гномах, мы сразу представляем себе семь жизнерадостных и дружелюбных друзей Белоснежки. Или благородных властителей пещерных чертогов, какими Джон Р. Р. Толкин вывел их во «Властелине колец». Но древние скандинавские саги рисуют нам более темный образ представителя подземной расы, крепко-накрепко связанный с камнем, жадностью и злом. Наш следующий сюжет изображает существо, наиболее близкое к этим хтоническим карликам, но и не похожее в то же время на них.

Рюгель — последний из своего рода, единственный гном, затерявшийся в бурном море надземного бытия. Он вор и обманщик, убийца и не слишком умелый волшебник. Бесцельные блуждания привели его в края, где он родился и рос, где он должен обрести себя и найти смысл жизни.

Венди Вагнер утверждает, что на самом деле это рассказ о человеке, который потратил целую жизнь, спасаясь от невероятной горечи потерь, о человеке, который боится жить только для себя. «Но, к счастью, — заявляет автор, — он поддается преобразующей силе любви и становится на путь обретения самой отчаянной отваги и твердости».

Вот такая магия.

Пока Рюгель бежал, ветер сменил направление и принес сильный сладковатый запах — запах, всколыхнувший глубины памяти. Он сбился с шага и, переводя дух, шмыгнул в придорожные кусты. Хотелось поскорее отыскать укрытие, но сгустившийся от аромата воздух не давал идти.

— Погоди! Покажи, как у тебя получилось! — закричал преследователь.

Голос отвлек от запаха и заставил разум сосредоточиться на неотложном деле — спасении жизни. Нет, не надо было ему сюда возвращаться.

Погоня приблизилась, и Рюгель увидел на тропе девочку. Из-под коротковатой юбки торчали колени, сплошь в царапинах и травяной зелени. Разыскивая Рюгеля, она неторопливо пошла по кругу, и он как можно глубже втиснулся в куст смородины. Он был гномом, или карликом, как именовали существ его размера, и владел даром невидимости. Может, ребенок не найдет его?

— Ну пожалуйста! — крикнула девочка, останавливаясь перед кустом и безошибочно отыскивая сердитое лицо Рюгеля в сплетении ветвей. — Я же видела, как ты подманивал кролика.

Гном обругал себя. Он не должен был подзывать заклинанием зверька, а уже если сделал это, то надо было убить. В результате мало того что остался голодным, так еще и попался на глаза громиле. «Но ведь это не взрослый громила, — подумал он с надеждой. — А ребенка легко напугать».

— Убирайся! — зарычал он.

Она стояла, не отводя карих глаз.

— А не то убью! — повторил он попытку.

От слов Рюгеля ее губы дрогнули, но не слишком сильно. Девочка видела, как он погладил кролика, и не ждала от него жестокости. Гному случалось убивать и животных, и людей, но только взрослых мужчин, способных за себя постоять, а вот детей — никогда. Хотя откуда ей знать об этом? Она видела всего лишь низкорослого человечка, который гладил спинку бурому кролику.

Рюгель выбрался из смородинового куста.

— Чтобы приманивать зверей, детка, — сказал он, — ты должна обладать гномьей магией. А у тебя ее нет.

— Разве я не могу научиться?

— Не можешь! — рявкнул он.

Двести лет, отданных бегам и пряткам в глухих закоулках мира, сделали его голос жестким и корявым, под стать лицу. От такого крика она должна была расплакаться.

И она расплакалась. Ну, по крайней мере, начала. Даже слезы на глаза навернулись, но малютка справилась. Стояла и молча смотрела на Рюгеля, только плечи подрагивали. Он едва выдержал ее взгляд, исполненный безгласного горя.

Наполовину отвернувшись, он проворчал:

— Чего это ты нюни распустила?

— Я одна-одинешенька, — прошептала девочка. — Питер заболел, а у мамы ушло молоко. Поэтому она с малышом отправилась к тетке Релде. Папа весь день трудится в поле, а ночью охотится, чтобы заплатить знахарке за услуги. А я осталась совсем одна… — Слезы сорвались с ресниц, а сотрясающая плечи дрожь усилилась. Едва слышный всхлип вырвался из горла.

Эти звуки больно ранили слух Рюгеля. Непонятно, что у нее за горе, но он не любил, когда плачут дети. Но что такое одиночество, он знал даже слишком хорошо.

— Кто такой Питер? — Гном отошел от смородины.

— Мой брат. — Она утерла слезы рукавом. — На той неделе наступил на гвоздь и теперь даже шевелить ногой не может. Тогда ведьма Ева уложила его в люльку у себя дома и связала ноги волшебной веревкой, а тело натерла корнем мандрагоры…

«Мандрагора! Вот что это за запах», — вздрогнул Рюгель.

Нет, он не должен был сюда возвращаться.

Девочка очень быстро взяла себя в руки.

— Когда я вырасту, буду ведьмой, — радостно сообщила она.

Вглядевшись в ее лицо, он согласился. У девочки в глубине глаз прятались искорки человеческой магии. Не исключено, что прямо сейчас она могла бы вызвать кролика из зарослей. Только Рюгель не собирался ей об этом говорить.

Его молчание не обескуражило ее.

— А папа сказал, что нашу деревню прокляли.

— Да ну?

Предчувствуя долгий рассказ, Рюгель уселся, дав отдых ногам. Они в последнее время побаливали. Хорошо бы новые сапоги стачать, только сапожник из него никудышный. Может, украсть в следующей деревне?

Девочка присела, чтобы их лица находились друг напротив друга.

— Половодье смыло озимую рожь, а это большая беда. — Она понизила голос. — Я слышала, как папа говорил Еве, будто в лесах завелась нечисть и украла у нас удачу. Может, какая-нибудь гадкая тварь вроде хобгоблина.

Рюгеля, с его сморщенным коричневым лицом, называли и похуже. И воровал он часто. Некогда его народ освоил искусство извлечения металла из темных недр, научился превращать колчедан в золото, но это была великая земная магия, и он, последний из гномов, не отваживался к ней прибегать. Обходился безвредными мелкими заклинаниями: околдовать зверя, стянуть что-нибудь у людей, стать невидимым. Только не здесь. Даже самое незначительное волшебство слишком опасно в этом провонявшем мандрагорой лесу.

Девочка с довольным возгласом уселась прямо где стояла, вытянула ноги.

— Меня зовут Рэйчел, — заявила она.

Гном неразборчиво буркнул. Она смотрела круглыми, как у кролика, глазами. Ждет, чтобы я представился в свою очередь, догадался Рюгель. Впервые со времен молодости захотелось назвать кому-нибудь — да хоть бы этой девочке — свое имя. Очень давно не слышал, как его произносят вслух.

— Мне пора идти! — Гном сорвался с места.

— Мы еще увидимся? — взволнованно спросила она, оступаясь в неуклюжей попытке догнать его.

— Может быть, да, а может быть, и нет, — бросил Рюгель через плечо и, призвав на помощь всю известную ему магию леса, юркнул в заросли орляка.

Какая-то часть его сознания подсказывала спрятаться и понаблюдать, как девочка будет его искать. Но врожденная осторожность и приобретенные привычки велели бежать прочь. Осторожность, привычки и ветер, по-кладбищенски смердевший мандрагорой.

Рюгель не собирался вновь увидеться с девочкой и убеждал себя в этом снова и снова, пробираясь звериными тропками и дергая за все попавшиеся на пути силки. Мелкая месть, конечно, и риск совершенно ничтожный. Деревня уже далеко, а то, попадись гном тамошним охотникам, ему бы не поздоровилось.

Взявшись за очередную веревочку пальцами, он ощутил тающее тепло. Этот силок недавно сработал, и кролик еще дергался. Гном мог прибегнуть к волшебству, чтобы испепелить шнур. Это было несложно — земля здесь так и бурлила силой, так и взывала к нему, так и раздувала тлеющие угли магического дара.

Изо всех сил Рюгель противился искушению впитать как можно больше силы и уничтожить все ловушки в лесу до единой. Уж чересчур близко людское поселение. Если вскарабкаться на ближайший валун, то и крыши увидишь. Деревня уступала в размерах поселку гномов, над которым люди ее отстроили. Но Рюгель не рисковал выглядывать. А если вдобавок поколдовать, то живым он точно не уйдет.