Российская империя 2.0
сост. Д. Володихин, С. Чекмаев
Роман Злотников
Десять лет спустя
Полицейский броневик первой обнаружила Мари-Линн. Сигне в этот момент занималась с девочками рисованием, поэтому времени выглядывать из окон у нее совершенно не было. Ну а Мари-Линн, как обычно, вместо того, чтобы заниматься, лентяйничала и крутила головой. Поэтому и заметила броневик.
— Фрекен Лингстад, — закричала маленькая лентяйка, — фрекен Лингстад, посмотрите, к нам солдаты приехали!
Сигне на мгновение замерла, почувствовав, как в сердце кольнуло страхом, а затем вскочила и подбежала к окну. После нескольких секунд разглядывания она облегченно выдохнула. Броневик оказался полицейским и… слава богу, шведским.
— Это не солдаты, а полиция, — поправила она Мари-Линн, а затем повернулась к остальным и, дежурно улыбнувшись, преувеличенно воодушевленно произнесла:
— Все, на этом закругляемся. Вы все молодцы, девочки! Вы такие невероятно талантливые… сдавайте рисунки, быстрее, быстрее. — По плану, занятие рисованием должно было закончиться только минут через пятнадцать, но Сигне решила закончить занятие и побежать предупредить мистрес Ульсен. Потому что этот броневик появился явно неспроста…
Мистрес Ульсен в кабинете не обнаружилось. Эта толстая корова Фрида, изображающая из себя то ли пресс-секретаря приюта, то ли просто секретаря, но уже директора, на вопрос Сигне окинула ее равнодушным взглядом и пожала плечами.
— Не знаю. Умчалась куда-то, — после чего откинулась на спинку офисного кресла и демонстративно надула шарик жвачки. Сигне возмущенно фыркнула и, резко развернувшись, выскочила за дверь. Пользуется, гадина, тем, что мистрес Ульсен неровно дышит к крупным формам. Вот и чувствует себя безнаказанно. И ведь не скажешь ничего… Нет, Сигне отнюдь не была дремучей ретроградкой или, там, религиозной экстремисткой и с уважением относилась ко всей радуге норм сексуального поведения. Все люди разные, и только идиоту может прийти в голову дискриминировать кого-то из людей на основании устаревших поведенческих моделей или замшелых религиозных норм. Сигне и сама не имела ничего против отношений с лицом своего пола. Тем более, что уже три месяца как без парня… Но связь с руководством ни в коем случае не должна быть индульгенцией. А тут дело обстояло именно так. Фрида была… никакой. Ну совсем. Она даже правильно улыбаться детям не умела. Хотя в их приюте правилами внутреннего распорядка было строго предписано заходить в помещения, в которых в данный момент находятся дети, с «доброй и ласковой улыбкой». Так вот, эта снулая белобрысая корова вместо улыбки изображала на своем жирном лице что-то среднее между гримасой и оскалом, и с такой рожей быстро пробегала мимо, торопясь умастить свою жопу в офисное кресло в приемной директора, в котором и проводила большую часть времени. Причем, основным занятием там у нее было пялиться в телефон… Но попробуй только что-то выскажи. Тут же обвинят в сексисзме, расизме и дискриминации национальных меньшинств. Хотя какие они теперь меньшинства? Современный цивилизованный человек априори бисексуален… даже если громогласно утверждает обратное. Более того, биологи доказали, что все, кто громче всех возмущается насчет однополой любви, на самом деле — латентные гомо. Ну, так было написано в той толстой книжке по психологии знаменитого автора… как же его там звали-то… ай, неважно! Поэтому Сигне молча развернулась и, скривившись, выскочила из приемной.
Мистрес Ульсен обнаружилась на втором этаже, в рекреации. Она стояла у окна и, глядя на улицу, что-то сердито вещала по телефону. Судя по увиденному, директор приюта пребывала в крайне раздраженном состоянии, вследствие чего Сигне даже слегка замедлила шаг. Попадаться мистрес Ульсен под горячую руку не рекомендовалось никому. Чревато, знаете ли… Но в следующее мгновение давать задний ход стало поздно. Директор закончила разговор и, сердито нажав на виртуальную кнопку отбоя, развернулась к девушке.
— Вы что-то хотели, фрекен Лингстад?
Сигне едва сдержала дрожь. Умеет же мистрес Ульсен нагнать жути, при этом ни на йоту не повысив голос и сохраняя на губах все ту же стандартную приютскую улыбку. Которую, однако, в такие моменты никто бы не решился назвать «доброй и ласковой». Эх, и почему у нее грудь едва дотягивает до второго размера, была бы, как у этой коровы Фриды, четверкой…
— Воспитанница Маттсон заметила на перекрестке полицейский броневик, — несколько скованно начала Сигне, — и я подумала, я должна вам немедленно…
— Благодарю вас, фрекен Лингстад… — Сигне показалось, или голос директора на этот раз действительно прозвучал несколько теплее. Если так — хорошо. Рвение Сигне замечено и оценено.
— …и прошу вас успокоиться. Все эти предположения, высказываемые прессой, по поводу возможных действий этих варваров — не более чем глупые измышления. Попытки нагнать страха в целях повышения рейтинга. Обыватель любит, когда его пугают. Ничего из того, о чем так громогласно пишется, — не будет. Уверяю вас. Ситуация полностью под контролем. — Она запнулась, поколебалась пару мгновений, а потом гордо вскинула подбородок и твердо заявила: — Они не посмеют! — После чего повернулась и, горделиво выпрямившись, двинулась по коридору в сторону столовой. Сигне проводила ее взглядом и тихонько вздохнула. Может, оно, конечно, и так… но этот полицейский бронетранспортер отчего-то появился на ближайшем перекрестке…
Однако больше до вечера никаких необычных поводов для волнений не появлялось. Все было тихо, спокойно и по распорядку. Однако перед самым ужином Сигне и еще двух девушек — Бригитту и Анну-Марию вызвала мистрес Ульсен и попросила немного задержаться. До того момента, как дети заснут. Слухи о том, что поблизости от приюта появился полицейский броневик, распространились среди детей и привели их в несколько возбужденное состояние. И директор решила, что расширенное присутствие персонала поможет купировать это возбуждение. Тем более что от девушек ничего особенного не требовалось — поиграть с детьми, почитать сказку, проконтролировать вечерний туалет и самых маленьких… короче, все как обычно и ничего более. Просто в обычном режиме этим занималась только одна дежурная, а теперь их будет три. Ну и сама мистрес Ульсен, похоже, также не собирается сегодня уходить…
Выйдя из кабинета директора, Сигне перекинулась с девушками тревожными взглядами и торопливо подбежала к окну. Броневик был на месте. Более ничего в начинавшихся вечерних сумерках девушке рассмотреть не удалось, однако даже самого факта того, что он не уехал по окончании рабочего дня, оказалось достаточно, чтобы встревожить ее еще сильнее.
Сигне оглянулась. Коридор опустел. Она тихонько вздохнула, бросила испытующий взгляд на дверь приемной директора, после чего развернулась и двинулась в сторону лестницы. Дети сейчас находились в столовой, две оставшиеся девушки, судя по их отсутствию, также отправились туда, так что ей ничто не мешало сделать то, что она собиралась. Тем более в этом не было ничего предосудительного. Ну вроде как…
Холл первого этажа был пуст. Сигне быстро пробежала через холл и, толкнув двустворчатые двери, вошла в коридорчик, в котором располагалось особенное помещение, именуемое «комнатой психологической коррекции». Эта комната очень сильно отличалась от остальных помещений приюта. Во-первых, дверь у нее была на металлическом каркасе и с маленьким окошком, забранным прочным поликарбонатом вместо стекла. Во-вторых, окно в комнате не имело ни подоконника, ни ручки. В-третьих, пол и стены комнаты были обиты толстым слоем поролона, покрытого сверху специальным покрытием, исключающим нанесение травмы. Мебели в комнате тоже не было… Вернее, не совсем так. У длинной стены комнаты, на полу, лежал толстый матрас, а, скорее даже, лежак. Уж больно он был толстый и тяжелый. Например, Сигне его было ни за что не поднять. Но больше ничего из мебели в комнате не было. Зато в потолок были встроены хорошие динамики, по которым шла трансляция легкой, успокаивающей и расслабляющей музыки.
Подойдя к двери с окошком, девушка на мгновение заколебалась, но затем все-таки вытянула шею и осторожно заглянула внутрь комнаты. ОН был там. Сидел на лежаке в своей синенькой пижамке, в которой его доставили прямо из дома, крепко обхватив здоровенного плюшевого медвежонка, и смотрел в окно. Она несколько мгновений смотрела на него, а потом тихонько вздохнула и… вздрогнула. От того, что сзади негромко спросили:
— Как он?
Сигне резко развернулась. Это оказалась Бригитта. Она подошла так тихо, что девушка даже не услышала.
— Все так же. Сидит. Смотрит на стену.
Бригитта осторожно заглянула в окошко и вздохнула. А потом бросила на Сигне испытующий взгляд и, мгновение поколебавшись, бросила:
— Зря это сделали.
— Что зря? — не сразу поняла Сигне.
— Зря его забрали из семьи. Никому от этого не будет лучше. Ни мальчику, ни-и-и… — она на мгновение запнулась, а затем упрямо вскинула голову и твердо закончила: — Ни нам.
— Как ты можешь такое говорить! — вскинулась Сигне. — Ты же знаешь, мальчика забрали не просто так. Эта сумасшедшая русская мамаша его била. Ты же сама видела синяки у мальчика на руках.
