S.W.A.L.K.E.R.: Похитители артефактов
Составитель Никита Аверин
«Конец света — это смешно»
Почему-то считается, что постапокалиптика должна быть мрачной, депрессивной.
Но разве во время кризисов и в окопах не рассказывают анекдоты? Так почему бы в руинах будущего — радиоактивных, опасных, населенных каннибалами и мутантами — не звучать смеху? Пока живы люди, они будут смеяться над собой и над окружающей действительностью, пусть даже действительности этой приходит конец.
Читатель давно не прочь взглянуть на приключения «сталкеров» и «попаданцев» с юмористической точки зрения и посмеяться от души над, казалось бы, такой серьезной и трагичной темой, как «жизнь после конца света». В сборник приглашены известные авторы, пишущие в жанре постапокалипсиса, а также те, которые давно выражали желание высказаться в данном ключе на эти темы.
До сих пор доподлинно неизвестно, как именно этот сборник появился на свет.
Сейчас очень многие говорят, что идея подобного сборника уже посещала их. В ходе общения с собратьями по литературному цеху мы не раз повторяли, что пришла пора посмеяться над такой, казалось бы, мрачной темой, как постапокалипсис. Но дальше планов и мысленных вздохов «Да, было бы неплохо…» дело не шло.
Если рассматривать нашу реальность с точки зрения древнегреческих философов, а также Терри Пратчетта, то этот сборник создал себя самостоятельно. Просто ему надоело, что никто не решается осуществить желаемое и воплотить свои мысли в реальность. И тогда идея сборника так крепко вошла в наше сознание, что появление его на свет стало лишь вопросом времени.
По ночам нам являлась удивительная картина, где за карточным столом расположилась пестрая компания: сталкер, зомби и мутант с инопланетянином. Какие удивительные истории они могут рассказать? Конечно, во время дружеских посиделок за партией в покер нет места серьёзным и нравоучительным рассказам. Это время для весёлых баек и потешных историй.
Вдохновившись образом этой компании, мы приступили к работе по составлению сборника.
Сразу же стало понятно, что звезды, Судьба и все прочие силы, управляющие нашей вселенной, были на нашей стороне! Желающих принять участие в этом безобразии оказалось гораздо больше, нежели книга была способна в себя вместить. Данное обстоятельство ещё раз свидетельствует в пользу того, что некие мистические силы прикладывали все возможные усилия для появления сборника на свет.
Единственное, чего мы боялись, так это однообразия сюжетов. Казалось бы, что можно придумать оригинального в историях про постапокалиптический мир или о приключениях путешественников во времени? К тому же в задачу авторов входило не только придумать необычную, но ещё и смешную историю. Такая задача уже не каждому по силам.
Но опасения наши оказались напрасны. Каждый автор смог создать свой неповторимый мир. Конечно, этот мир неуловимо похож на изведанные уже не раз тропинки Зоны или подземные бункеры. Но, читая, мы понимаем, что это всего лишь художественный прием, с помощью которого автор, подобно уличному фокуснику, создает отвлекающую наше внимание иллюзию. И стоит только нам расслабиться, как тут же из шляпы фокусника выскакивает веселый кролик!
Мы искренне не советуем читателю серьезно относиться к произведениям, включенным в книгу. Это лишь литературная игра, затеянная ради веселья. И пусть вас не пугает то обстоятельство, что юмор здесь заключен в мрачную упаковку мира-после-конца-света. Итак… встречайте Похитителей артефактов!
...Никита Аверин и Андрей Левицкий
Андрей Гребенщиков
Синдром Тубера
Эта странная история вам запомнится надолго.
Эта страшная история вас проткнет стальной иголкой.
Эта темная история, может быть, разбудит лихо.
Намекнул бы вам, о чем она, да боюсь — сочтете психом. [Майк Зиновкин.]
Усталые, идущие с ночной смены люди, не замечали его. Не замечали и те, кто лишь недавно проснулся и теперь с несчастным видом брел на опостылевшую работу. Никто не смотрел в его сторону, рассеянные взгляды проходили сквозь застывшего в недоумении человека.
Его не толкали, не задевали плечами, не касались случайно руками — просто обходили, стараясь держаться подальше. Неосторожные и невнимательные, оказавшись перед живым препятствием, удивленно поднимали глаза и тут же в испуге отшатывались. А затем испуг сменялся жалостью — брезгливой и чуть настороженной, так смотрят на вшивого котенка, приговоренного равнодушным хозяином к бесславному утоплению в помойном ведре…
Лука поморщился — сравнение с котенком двухметровому и крайне широкоплечему сталкеру не понравилось. Зато представив помойное ведро, требуемое для умерщвления такого «зверька», он мстительно рассмеялся: «Вам меня и в огромном мусорном контейнере не утопить, задохлики подземные!»
Человек из толпы, заслышав смех Луки, уставился на него вытаращенными в немом изумлении глазками. Сталкер без труда опознал своего соратника по мародерскому ремеслу. Правда, опознание пришлось производить по спине, так как при виде Луки горе-коллега незамедлительно бросился в противоположную сторону.
— Памперс смени, герой! — бросил вслед ему Лука и хищно осклабился.
От звука его голоса окружающие дрогнули. Не потому, что крик получился особенно громким или тембр вышел устрашающим — их пугало узнавание. С недавних пор сталкер Паша Лукьяненко по прозвищу Лука тяготил всех одним своим присутствием.
Вот отшатнулась недавняя любовь Ольга, свернула в сторону заклятая любовница Клара, заблестела мокрыми очами нынешняя пассия Света. Потом зажала в отчаянии рот и трепетной ланью пронеслась мимо, оставляя за собой шлейф из всхлипов и вздохов.
Лука чертыхнулся, про себя помянув всех женщин неласковым словом, и демонстративно уселся посреди туннеля на пол. Толпа не оценила его безмолвный протест — стихийно разделилась на два потока и «обтекла» препятствие с разных сторон.
Чье-то злобное «волнорез хренов», брошенное из встречного потока, буквально подбросило Лукьяненко вверх.
— Ах ты, сука! — он кинулся в сторону анонимного обидчика, но тот, энергично работая локтями, уже исчез за поворотом.
Выместить злобу хотелось нещадно, однако повода для славной драки больше не представилось — ни единого кривого взгляда, ни слова поперек. Лука как будто перестал для всех существовать, взял и развоплотился. Был отличный сталкер, уважаемый и многими любимый, но внезапно весь вышел.
Из безрадостных дум вывел негромкий окрик:
— Лука, ты чего здесь торчишь, как Митволь на Барвихе?
«Значит покуда не развоплотился», — отметил Лука с облегчением и протянул говорившему руку.
— Привет, Митя!
Однако старый приятель Дима Свиридов с пожатием рук не спешил.
— Звиняй, дружище, но с вашим «отъезжающим» братом лучше лишний раз не контачить, — и отступил на шаг. Затем, чуть поразмыслив, всё же помахал приветственно с безопасного расстояния.
От такой неучтивости знакомца Лука опешил.
— Куда отъезжающие, ты чего несешь?!
Свиридов театрально закатил глаза и жестом священника вознес руки к небу. Точнее, к потолку, это самое недружелюбное небо тщательно скрывающему.
— Туда, Паш, туда. С твоей хворью другого пути не бывает.
— А не рановато ли, Митя, ты меня хоронишь? Вот он я — живой! Дышу, разговариваю, а еще врезать могу от всей души, от тела покуда что не отделившейся.
Приятель вздохнул и укоризненно покачал головой:
— За что ты так цепляешься? Семьи нет — старую не сберег, новую не создал и не создашь никогда. Бабы твои, только про болезнь услышав, нос воротят. Может, работа любимая держит? Это ведь какая головокружительная карьера — помоишник постапокалипсиса. Раньше, как лох последний, на «лексусах» раскатывал, а нынче первый парень в подземелье — побирушка, собиратель металлолома и пустых бутылок, или чего вы там мародерите… Что потерять боишься? Унылый беспросвет, тухлые консервы, отравленную воду и зараженный воздух? Над чем так трясешься? Лично я считаю, что досталось тебе халявное избавление от всей опостылевшей безнадеги. Я бы сам на себя руки давно наложил, да вера не позволяет…
Подивился Лука речам «жизнелюба» Свиридова, но вслух лишь укорил:
— То-то руки пожать не можешь, ссышься своё избавление подцепить?
Дмитрий спорить не стал:
— Ссусь. Завидую тебе, но инстинктов побороть не могу, они велят до последнего мучиться. Вот так и живем, в муках и страхе…
— Балабол ты, Митя. Балабол и пустобрёх, — Лука больше не злился. Какой смысл в злобе, зачем её плодить, когда время на исходе? Успеть бы пару добрых дел напоследок сделать, всё легче ласты будет склеивать, спокойнее.
Митя на обидные эпитеты никак не среагировал. Помолчал немного, думая о чём-то своем, затем сказал:
— Тебя Василич к себе вызывает.
— Который из Василичей?
Вызывать — именно вызывать, а не звать или приглашать, мог только один Василич, и Лука прекрасно это знал. Но всё равно спросил. Глупо, конечно. Однако страх показаться смешным или тупым куда-то подевался после рокового медобследования.
— Начальственный, Павлик, начальственный.
— Чего хочет? В карантин быстрей засунуть или сразу — в расход?
— Понятия не имею, — Свиридов пожал плечами. — Но вакцину от твоей дряни точно не предложит.
— Гад ты, Митяй…
— Не серчай шибко. Не умею сочувствовать, когда зависть гложет… Прощай, Лука!
— Не прощу, — вяло огрызнулся сталкер и неторопливо побрел к начальственному Василичу.
* * *
Секретарша Наташа, прозываемая в народе секретуткой Парашей, при виде Луки испуганно завизжала.
«Ох, не зря тебя Парашей кличут», — привычно подумал горемычный сталкер, неприязненно рассматривая толстуху.
— Дура, чего визжишь, как порося? Мертвеца не видела? — он не стал особенно церемониться со всегда раздражавшей его особой. Настроения для дипломатии и прочих соловьиных трелей не было.
— Ишь, разговорился, — Наташа гневно зыркнула исподлобья, накручивая себя для ответной брани, однако её не по-женски грубый голос тут же сорвался, превратившись в ушераздирающий писклявый фальцет. Продолжать спор в столь вызывающе высокой тональности секретарша не решилась и без лишней словесной борьбы махнула в сторону начальственной двери.
— Женя… — она запнулась, но тут же проявила женскую сноровку. — Женя Васильевич ждет. Проходите… — И снова замялась, готовясь без запинки произнести чуждое небогатому лексикону слово. — Пожа-луй-ста!
«Женя Васильевич, значит?» — ухмыльнулся про себя Лука, мысленно издеваясь над неразборчивым бабофилом Васильичем.
Сталкер изобразил благодарственный книксен и послал шустрой секретутке воздушно-капельный поцелуй, отчего та содрогнулась всем дородным телом, а затем панически прикрыла мясистую носоглотку не менее мясистыми клешнями-ладонями.
— Охренительный респиратор! — со знанием дела похвалил матерый подземный воитель и вальяжно прошествовал мимо тоскливо матерящейся толстухи.
В кабинет высокого начальства Лука зашел без стука. Хотел было пинком придать давно не смазываемой двери необходимое ускорение, но в последний момент передумал — всё же кое-какую власть над его безрадостной судьбой Васильич еще имел.
— Здравствуй, Паша, — седовласый Женя Васильич при его появлении поднялся и жестом указал на скамью для посетителей. Видимо, заблаговременно пресекая всяческие поползновения на негигиеничные с недавней поры рукопожатия. — Молодец, что сразу явился. Негоже по бункеру заразу разносить.
— Здравствуйте, Евгений Васильевич, — Лука придал своей небритой и довольно-таки помятой физиономии максимально серьезный вид. — Я же опытный сталкер! Столько добра нашему подземелью сделал, пользу принес неисчислимую, что ж теперь из-за недомогания легкого вред малой родине чинить? Не таков я, товарищ начальник, вы же знаете. Хочу и дальше служить на благо подземного общества, бороться за его процветание и благоденствие. Пока, как говорится, смерть не разлучит нас!
Васильича героическая речь подчиненного не воодушевила. Напротив, он сильно нахмурился и с недовольным видом заерзал на царственном кресле из натуральной кожи. Долго подбирал правильные слова, затем плюнул на политес и запальчиво, не скрывая раздражения, высказал сталкеру:
— Павлик, не ёрничай. Смерть, будь она неладна, нас уже разлучила! Кончита, мля, фимедия!
— Финита ля комедия, — автоматически поправил Лука.
— Ну, какая, в прямую кишку, комедия?! — Евгений Васильевич голосовых связок больше не жалел и орал во всё луженое горло. — Вот ведь радость неописуемая, драть тебя в левую ноздрю — с ровного места потерять лучшего сталкера!
— Васильич, Васильич, — Лукьяненко энергично замахал руками. — Не кричи! Никуда твой сталкер не терялся, тута он! — Поняв, что поток громогласных слов временно исчерпан, добавил примирительно:
— За «лучшего» спасибо, дождался, наконец…
— Натрындец! — не очень литературно передразнил начальник, но больше в ярость не впадал. Посидел несколько минут, повздыхал над думами тяжкими, а поняв, что молчание затягивается, с неимоверной грустью в старческом голосе произнес:
— Экой же ты урод, Лёшкин сын… Себя сгубил по дури, меня подвел, подземелье всё. Ой, урод…
— Дядь Жень, — сталкер сам не понял, отчего в этот момент на языке оказалось детское, хорошо забытое обращение. — Да, заразился на последней мародерке треклятой херней, не повезло, бывает, издержки профессии. Но зачем хоронить раньше времени — протяну я еще пару-тройку лет! Не сразу от туберку…
— Тише ты, — угрожающе цыкнул Василич. — Нет такого слова! Правильно говорить «синдром Тубера», понял? Не надо звучных, пугающих население диагнозов.
— Охренительная политкорректность!!! — нецензурно поразился Лука.
— Поаккуратнее с восклицательными знаками и сомнительной лексикой, — наставительно выдал начальник. — Два бункера по соседству вымерли от того… ну ты понял! С тех трагических пор в нашем царстве — подземном государстве, никакого тубе… Короче, нет его. Есть благородно и не совсем понятно звучащий синдром Тубера, который не вызывает паники, пораженческих настроений и народных выступлений. Я доступно излагаю?
Лука нехотя кивнул.
— Вот и славно. Однако, как инфекцию ни назови, больных — даже синдромом Тубера, — нужно изолировать от здорового и успешного общества. Во избежание, как говорится. В целях профилактики и полного искоренения.
— Дядя Женя, вы… ты меня из бункера гонишь?
— Оставить тебя не могу — ты источник заразы. Отпустить не имею права по той же причине. В других убежищах тоже люди живут, и они точно так же уязвимы перед Тубером… Вот такие дела, Паша. Дилемма, ёршень-поршень! Обещал батяне твоему присматривать за оболтусом-сыном, а вот оно как повернулось — не доглядел, не уберег дурачка великовозрастного.
Васильич виновато умолк, отвел взгляд от «великовозрастного дурачка». Добавил еле слышно:
— У меня внук здесь подрастает. Родная кровь любое обещание перевесит, так что не взыщи. Ты сам не оставил мне выбора.
— И что теперь? — Лука не верил услышанному, сказанное не укладывалось в голове. — Целебный расстрел? Обеззараживание огнеметом? Исцеляющая асфиксия? Общеукрепляющая…
— Паша, всё, что я могу сделать в память о твоем отце, в память о твоих заслугах перед подземельем — это дать умереть по-человечески. И даже в смерти принести пользу нашему с тобой единственному дому — бункеру.
* * *
Лука материл себя на все лады. А когда уставал от сквернословия, вспоминал гнусную рожу Васильича, и поток брани изливался с утроенной энергией.
— Они даже не дали мне в дорогу автомат! «Нехрен на нежитей добро изводить», мать их растак!
Сталкер крепче ухватился за единственный трофей, полученный от «сердобольного» подземного начальника — большую бутыль отчаянно вонючей бормотухи. Зажимая нос, сделал глоток.
— Причем нежитью эти гады называли не мутантов! — за первым глотком немедленно последовал новый — нужно было срочно заглушить мерзопакостный привкус мерзостного пойла. «Подобное лечим подобным! Прикладная гомеопатия, растудыть её тудыть!»
— Нежитью они назвали меня! Сталкера, каждый день рисковавшего жизнью ради неблагодарных утырков!
Едва слышный шорох, раздавшийся где-то поблизости, заставил Луку прервать эмоциональный монолог. Цепким взглядом окинул пространство вокруг себя. Выжженная радиоактивная пустыня, куда ни посмотри. Раньше такие пейзажи назывались лунными, теперь же стали вполне родными, земными. Зеленая тоска, без малейшего намека на эту саму зелень — ни травинки, ни деревца, только безжизненная, каменистая поверхность чужой и совершенно мертвой планеты.
«Неужели мы когда-то были хозяевами поднебесного мира? „Воздух, солнце, и вода — наши лучшие друзья!“ Обхохочешься…»
Еще один свидетель былого величия замер неподалеку. Стоит пройти гряду холмов и впереди откроется пугающая панорама — вид на город, который до сих пор помнит своих обитателей. Беспечных и глупых людей, променявших его деловую суету на кладбищенский покой подземелий.
Город давно и безнадежно пуст, выпотрошен и выскоблен. Еще не все многоэтажки превратились в пыль, несколько высоток укоризненно тычут в небо, навеки скрытое смогом. Обглоданные, иссушенные на ветру костяки огромных зданий, скелеты из стали и бетона. Лука никогда не был там — отчаянно боялся склепа на миллион непогребенных душ, в который превратился город. Но сегодня идти придется, ведь он — героический сталкер, а заодно — гребаный путешественник с проездным билетом в один конец. Зачем согласился идти туда, куда никто из вменяемых людей не ходит? Туда, откуда никто не возвращается? А один хрен, возвращаться-то некуда — ведь он не только героический сталкер и гребаный путешественник, но еще и почетный изгнанник! Разносчик смертельно опасной болезни, чахоточный в мире без антибиотиков. Такого ведь совсем не жалко услать на разведку гиблой местности, правда, любезный Женя Васильевич?
Лука с отвращением посмотрел на радиопередатчик. Смачно сплюнул, замысловато выругался, в красках представив, на чем, как и с какой скоростью он вертел весь предательский бункер во главе с товарищем начальником. Не помогло… Самое смешное, самое глупое, он будет передавать в эфир то, что увидит в запретном городе, будет делиться ценными разведданными с теми, кто его…
Сталкер тяжело вздохнул. Дурацкое чувство долга… Ради кого и чего? Ради себя, прежде всего. Не хочется умирать без цели, без смысла. Отплатить добром за незаслуженное зло.
— Идиот? — спросил Лука сам себя. И безрадостно констатировал: — Полный.
Пустыня оказалась гораздо более пустынной, чем ожидал сталкер. Пригород, в котором обычно мародерили жители подземелья, давно превратился в довольно оживленное место, где помимо людей хозяйничали разного рода мутагадины, всячески препятствовавшие «деловым» визитам человека в его бывшие владения. Предместья же мегаполиса были лишены малейшего намека на чьё-либо присутствие. Ни венца творения, ни уродливых порождений радиации. Странно, ведь природа, даже искалеченная, не терпит пустоты.
Лука пару раз включал рацию и подробно описывал увиденное. Интуиция подсказывала, что каждый сеанс связи может стать последним, потому не стоило пренебрегать даже мелкими деталями местности, которую так давно покинул человек.
