Беспредел
Составитель М. Парфенов
Запретное
«Хуй, пизда, ебать и блядь — нам нельзя употреблять!»
Этот стишок, чтоб вы знали, начал бродить по околоиздательским и вообще литературным кругам несколько лет назад, вскоре после введения цензуры на мат в книгах.
Дело в том, что, в связи с изменениями в законах, юристы издательств подготовили специальную «указивку» для редакторов, от которых та уже попала к нам, писателям. Кто-то, чтобы было проще запомнить, оформил это простеньким двустишием по типу «жи-ши — пиши с буквой „и“». Так оно и ушло в народ.
В исходной «указивке» и правда перечислялись несколько запретных слов, наличие в тексте любого из которых автоматически отправляет произведение в категорию «18+». Таких слов на самом деле пять — еще одно просто, видимо, не влезало в размер стиха. Хотите знать, какое пятое?.. Манда.
Нет, не так.
МАНДА.
МА-А-АНДА-А-А!!!
Почти как «мандат» — допустим, депутатский.
Ну и все, теперь можно спать спокойно. Эта книга действительно получит ярлычок «18+» и стыдливую обертку из целлофана. Антология «Беспредел» не посягнет на невинность шестнадцатилетних дев и вьюношей.
Шестнадцать лет — это у нас в стране «возраст согласия», если что. То есть блядовать в эти годы уже можно, а читать книжки со словом «блядь» — ни-ни. Да и вообще, как известно, все матерные слова (уж эти-то пять — точно!) дети и подростки узнают исключительно из вредных книжек.
И там же, вне всякого сомнения, они черпают «травмирующую» информацию про то, что люди порой убивают себя, об извращенном сексе, о наркотиках, пытках, насилии и жестокости. Обо всем том, от чего мудрые чиновники столь заботливо оберегают подрастающие поколения.
Как все просто оказывается-то, да? Не читай книжки с матом — и никто вокруг не будет материться. Не пиши о серийных убийцах — и они перестанут появляться…
Кажется, мы уже с подобным подходом сталкивались — во времена СССР. Кажется, это не помогло, ведь даже в СССР появлялись такие изверги, как Анатолий Сливко и Андрей Чикатило. Оба, кстати, работали преподавателями у детей и подростков — может быть, стоит запретить профессию педагога?..
Ну да ладно, вернемся к нашим «мандатам», в смысле — к тем проблемам, с которыми мы, книжный люд (редакторы, авторы, читатели), начали сталкиваться после введения всей этой дурацкой цензуры.
Одна из этих проблем — несоответствие содержания книги выписанному ей возрастному цензу. Когда формально произведение подпадает под рейтинг «18+» из-за одного-единственного матерного словца, употребленного кем-либо из персонажей, но во всем остальном ничего столь уж ужасного и запретного не содержит.
У нас в серии «Самая страшная книга» такое случилось ранее с антологией «13 монстров», где лишь в одном рассказе (вернее, повести) из тринадцати присутствовали отдельные словечки из помянутого набора. И только по этой причине книга получила «18+» и была затянута в кондом из целлофана.
То есть дюжина вошедших в антологию рассказов были помечены как «запретные» совершенно напрасно, ведь даже формально там не к чему было придраться. Да и та повесть с нецензурщиной — «Что-то в дожде» Бориса Левандовского — на самом деле представляет собой весьма лирическое произведение о подростках 90-х, которые просто разговаривают так, как все мы разговаривали в те годы друг с другом.
Обидно? Не то чтобы. В конце концов, хуже от этого антология не стала. Но лично мне, как составителю «13 монстров», до сих пор неудобно перед читателями, которые, купив книгу с рейтингом «18+», ничего такого в ней в итоге не обнаружили.
Но вот так получилось, спасибо «мандатам». И тогда я подумал, что если уж выпускать такие книги впредь, то следует озаботиться тем, чтобы своему возрастному цензу эти издания соответствовали на все сто процентов.
«18+» — пускай, но на все сто, да!
Так и родилась идея антологии сплаттерпанка и экстремального хоррора «Беспредел», которую вы сейчас держите в руках… ну либо листаете на мониторах или, может, слушаете в аудиоформате — когда я пишу это предисловие, то еще и сам не знаю, рискнет ли издательство опубликовать «Беспредел», где и в каких форматах антология в итоге будет доступна.
Потому что, в отличие от «13 монстров», эта книга своему рейтингу соответствует целиком и полностью. Она точно не для маленьких детишек. А также не для беременных, неуравновешенных, чрезмерно брезгливых… Не для чрезмерно брезгливых беременных детишек с неуравновешенной психикой. Как, собственно, и все сплаттерпанк-направление — маргинальное, шокирующее, ненавидимое… и великое.
Сплаттерпанк и экстремальные ужасы — это точно не та литература, которую вы дадите почитать своей мамочке. Ну, если не хотите, конечно, чтобы у нее случился сердечный приступ.
Принято считать [ См. хорошую и весьма подробную статью «Сплаттерпанк и экстремальный хоррор» Ю. Александрова — онлайн-журнал DARKER, № 3, июль 2011 года. // Ссылка: https://darkermagazine.ru/page/splatterpank-i-ekstremalnyj-horror], что поджанр возник на Западе в восьмидесятые годы прошлого века стараниями таких авторов, как Дэвид Дж. Шоу, Джон Скипп, Джо Р. Лансдейл и Клайв Баркер. «Книги крови» последнего в свое время изрядно шокировали публику, а Стивена Кинга впечатлили настолько, что тот вообще назвал Баркера «будущим хоррора».
«Матерщинник» Кинг, как его когда-то называли критики, и сам экстремальным ужасам не чужд. Вспомнить хотя бы «Оно», где «есть раковина в ванной, из которой льется кровь, взрывающийся унитаз и целая муниципальная канализационная система, наводненная изуродованными трупами и костями множества местных детей» (The New York Times, рецензия от 24 августа 1986 года [ Обзор критики, которой подвергали Кинга в The New York Times, вы найдете на сайте «Зона ужасов» в материале И. Денисова: https://horrorzone.ru/page/kak-the-new-york-times-rugala-stivena-kinga]). Ну или пресловутая сцена с сексом подростков в финале. Да и сам «наследный принц тьмы» (цитата из той же рецензии) откровенно говорил о самом себе (в документальной книге «Пляска смерти»), что, дескать, он и желал бы погрузить читателей в атмосферу изысканного «высокого» ужаса, но в конечном счете, если с этим возникают трудности, не прочь попросту ткнуть аудиторию носом в лужу крови и спермы — вполне в духе отцов сплаттерпанка, поставивших во главу угла акцент на всем «запретном» вроде детализированного и подчас гипертрофированного описания сцен ультражестокого, мать его, насилия.
Вообще можно сказать, что рецепт приготовления настоящего сплаттерпанка — это старая формула «секс, наркотики, рок-н-ролл», в которой «рок-н-ролл» заменили на «насилие». Отсюда, возможно, и само слово «панк» в наименовании (изначально шутливом) субжанра, по аналогии с панк-роком, а также литературными течениями вроде киберпанка. В таком случае корни экстремального хоррора тянутся чуть ли не из 70-х, а то и вовсе (как считают некоторые) из нуарных детективов пятидесятых-шестидесятых годов XX века.
Правда, если копнуть, то понимаешь, что на самом деле корни эти уходят гораздо, гораздо глубже — по сути, ровно на ту же глубину, в ту же самую бездну, во мраке которой когда-то зародился жанр хоррора вообще как таковой.
В конце концов, даже старые сказки зачастую были полны секса и насилия. В «Красной Шапочке», допустим, охотники вскрывали брюхо волка-трансвестита — серый переоделся в наряд сожранной им бабули, если кто подзабыл!
Полны «сортирного» юмора, порнографии и сцен насилия (избиения палками, колотушками и чем угодно еще) были примитивные постановки так называемой «площадной культуры» — все эти кукольные представления в Средние века и позднее. «Запретные» для современных поборников морали темы без труда можно обнаружить в античной комедии (например, у Аристофана), в «Гаргантюа и Пантагрюэле», «Декамероне» и многих других классических произведениях.
Ну а что касается ужасов, то, оформившись первоначально как литературная форма в «готических» романах эпохи предромантизма, оные почти сразу же получили «мерзкое» ответвление (или отражение?..) в творчестве таких авторов, как Ч. Р. Метьюрин или У. Бекфорд. Ровно так же, как восхищались читатели той эпохи атмосферными «ужасами» Анны Радклиф и Клары Рив, наслаждаются ныне читатели произведениями жанра хоррор [ Читайте об этом подробнее, например, в монографии «Готический роман в России» В. Э. Вацуро.]. Ровно так же, как подчас воротят некоторые нос от сплаттерпанка сегодня, в те времена публику шокировали «Ватек» Бекфорда или «Мельмот Скиталец» Метьюрина, относимые литературоведами к «френетической» ветви готики [ От англ. frenetic — «неистовый, безумный» (прил.) или же «безумец, маньяк» (сущ.).].
Нет, сейчас-то произведения эти все больше зовут «волшебной сказкой» («Ватек») или «великим готическим романом» («Мельмот Скиталец»), но сейчас и все эти истории Радклиф и ее последователей про таинственные портреты на стенах древних замков мало кого напугать способны — разве что наших российских «мандатов» с их вечным стремлением все на свете запретить. Однако для своего времени «Мельмот», «Ватек» — а также «Монах» М. Г. Льюиса, «Эликсир дьявола» Э. Т. А. Гофмана и другая «френетическая» готика — считались весьма и весьма эпатирующими и даже шокирующими произведениями. Оно и понятно — покуда одни авторы (чаще дамы, которых так и хочется называть по современной моде «авторки») живописали душевные терзания юных бедствующих дев, преследуемых импозантными мужчинами-злодеями с гипнотическим взором, другие, «неистовые безумцы» от готики, рассказывали об инцесте или кровавых пытках, которым подвергали безвинных людей в застенках инквизиции.
