Самое доброе решение
Сборник рассказов
Варяг без приглашения
19 декабря 20… года
ГПЧ [ГПЧ — грузопассажирский челнок, класс космических кораблей для краткосрочных перелетов внутри Системы, разработан и запущен в серийное производство в 2032 году в СССР. В настоящее время эксплуатируется порядка 12 кораблей в пяти странах мира.] «Енисей-3». 18 день полёта
— Холодно, Матвей Григорьевич!.. Пальцы плохо слушаются… — Вараксин удручённо посмотрел на меня, продемонстрировав посиневшие кисти рук.
— Ты зачем перчатки снял, дурень? — я постарался придать голосу отцовскую строгость, ведь бортинженер годился мне в сыновья. Которыми я так и не удосужился обзавестись.
— Так неудобно же в перчатках! Всё время мимо нужных кнопок попадаю!..
— А ты по ним — стилосом, стилосом…
— Шутите, товарищ капитан?.. Я тогда до смерти программу не набью…
Я глянул на экран заднего обзора. Там ничего не изменилось, по крайней мере, за последние несколько суток. Трёхсотметровая аспидно-красная сигара «Варяга», покрытая непонятными рытвинами и наростами, а кое-где — то ли шипами, то ли антеннами, шла за нами с неизменной скоростью — двести три с половиной километра в секунду. Расстояние, правда, сокращалось, но медленно — на десяток километров в сутки, не больше. Так что до момента, когда «Варяг» сможет реально достать наш «Енисей» своим плазменным «плевком», оставалось ещё месяца три. Скорее всего, мы с Вараксиным до этого события не доживём — система жизнеобеспечения, после того как Саня запустит новую программу перераспределения энергии от реактора на мазер, выдохнется меньше чем за месяц. Впрочем, если одного из нас отправить в спас-модуле назад по тому же курсу, второй протянет и два месяца, а у первого даже — чисто теоретически — появится шанс десантироваться на Марс. Курс «Енисея» проложен всего-то в полумиллионе километров от него…
— Ты вот что, Саня, — медленно начал я, — как закончишь программу, сразу не запускай. Надо будет кое-что обсудить.
— Х-хорошо, Матвей Г-григорьевич…
Плохо. Парень и впрямь замёрз, может ошибок наделать, а исправить, наверное, их уже не получится. Я открыл личную укладку, покопался и выудил с самого дна металлическую фляжку с эмблемой Военно-Космических Сил СССР (стилизованная комета и пронзающий её стратоплан на фоне пятиконечной звезды) — «фронтовой НЗ», как говорили мои товарищи по эскадрилье «Стерх». Напиток во фляжке с виду походил на марочный коньяк Но только с виду! На самом деле это была специально разработанная смесь биологически активных препаратов, многократно повышающая жизненный тонус организма и его иммунитет. Правда, как и от любого стимулятора, от энертона был «откат» — резкий упадок сил по окончании действия. Однако сейчас ему замены не было.
— На-ка, глотни пару раз. Не больше! — протянул я фляжку Вараксину.
— Что это, Матвей Григорьевич? — он подозрительно понюхал содержимое. — Коньяк?!
— Нет, конечно! Это специальная тонизирующая смесь. Нам её перед вылетами выдавали во время войны.
Саня глотнул, поперхнулся, прослезился и… заулыбался! Первый раз за последнюю неделю. Ага, проняло! Заработал мой энертон.
— Вот теперь — пиши свою программу, не ошибёшься.
Некоторое время я наблюдал, как летают его пальцы по вирт-панели терминала Хакаса, такое имя мы дали искину [Искин (от «искусственный интеллект») — компьютерный комплекс, управляющий всеми системами космического корабля.] нашего корабля. Потом решил, что можно немного расслабиться, отвлечься и привести в порядок личный архив событий. Конечно, существовал официальный бортовой журнал, куда капитан обязан заносить всё, что происходит с ним, с его экипажем и с кораблём. Но в нашем случае вряд ли кто-нибудь когда-нибудь сможет прочесть его, а вот личный архив я намеревался по крайней мере попытаться отправить домой, на Землю — авось и пригодится кому. Ну или память о нас будет…
И надел на голову «корону» миелофона [Миелофон — нейрокомпьютерный комплекс для электромагнитной транскрипции мозговой активности; преобразует и записывает воспоминания в нейросенсорный видеоряд.]…
25 ноября 20… года.
17 часов 42 минуты по ССВ [ССВ — среднесолнечное время. Введено в обращение резолюцией ООН № 3245-бис от 1 марта 2030 года для упрощения отсчёта времени во Внеземелье.]
В причальный док грузового порта Селенограда мы вошли минута в минуту. «Енисей» не подвёл, как всегда. Стыковка прошла почти незаметно. Как только Хакас, искин корабля, сообщил, что переходный шлюз разблокирован, мой бортинженер выпорхнул из своего кресла, словно колибри (это при его-то почти двухметровом росте!), и лишь у люка спохватился:
— Товарищ капитан, разрешите отлучиться по личному делу?
Я сурово посмотрел на него — ну клоун, да и только: рот до ушей, глаза хитрющие — не иначе новая зазноба в космопорте объявилась. Несколько секунд буравил Вараксина взглядом, потом махнул рукой:
— Иди уж, кот мартовский!.. Все равно ведь сбежишь.
— Спасибо, Матвей Григорьевич! — радостно рявкнул «кот» и через секунду исчез в переходной галерее.
— Будешь возвращаться, заверни к атмосферникам, пусть с дозаправкой кислорода поторопятся, — успел я сказать ему вслед. — Встречаемся через шесть часов, как обычно, в кают-компании порта…
— Так точно!.. — донеслось уже по радиосвязи. — И по баночке «Лунного янтаря» принесу!..
Я спустился из рубки на грузовую палубу и внимательно, в который раз, оглядел полупустой отсек нашего «конька-горбунка». Грузопассажирский челнок класса «Енисей», на котором мы с Вараксиным летали вот уже шестой год, был отличным кораблём для каботажных рейсов. Я сильно подозревал, что разработчики «Енисея» вложили в корабль гораздо больше, но по каким-то одним им ведомым причинам не включили эти скрытые возможности в официальное описание. Конечно, ответ напрашивался сам собой. Промышленная разведка Соединённых Штатов Америки и их прихвостней не сложила рук после оглушительного поражения в Холодной войне в конце двадцатого века и продолжала своё чёрное дело, стараясь выведать, купить или украсть новейшие разработки наших ведущих конструкторов космической техники, верных последователей Королёва, Чертока, Тихомирова и многих других.
Как бы то ни было, а Советский Союз смог достаточно быстро оправиться после почти тридцатилетнего противостояния с западными странами и прочно занял место лидера в освоении ближнего космоса. Первая орбитальная станция появилась в 1971 году, а уже через десять лет на орбите возник целый орбитальный комплекс «Мир». К началу двадцать первого века наша космонавтика вышла на межпланетный уровень — первая советская лунная база и первая большая экспедиция по Солнечной системе!..
Я невольно вздохнул: когда наши космонавты высаживались на Марс, я только закончил десятый класс, а когда они вышли на орбиту вокруг Венеры, я учился на третьем курсе Академии воздушно-космических сил в Жуковском!
Я тогда не думал, что всего через пару лет сяду в кресло пилота суборбитального перехватчика и буду биться насмерть за наше мирное небо с американскими и австралийскими лётчиками над ледяными вершинами Гималаев и Памира.
То была последняя попытка империалистического Запада захватить лидерство на планете. К счастью, до ядерных ударов тогда не дошло…
— Внимание! — гулко раздалось в пустом пространстве отсека, и передо мной развернулся вирт-экран терминала связи. — Диспетчерская грузового порта вызывает «Енисей-3»! — на экране возникло миловидное лицо девушки-оператора.
— «Енисей-3» на связи, — привычно ответил я, коснувшись сенсора ответа. — Капитан Козырев. Готов к приёму груза. Контрольное время обратного старта — через двадцать шесть часов…
— Товарищ Козырев! — девушка изо всех сил старалась выглядеть серьёзной, но у неё это плохо получалось. Видно было, что она страшно гордится порученным ей делом. — Ваш обратный старт откладывается на… неопределённое время по техническим причинам. Вам следует немедленно явиться к начальнику Службы грузовых перевозок товарищу Извекову!
— Спасибо, товарищ диспетчер! — почти торжественно сказал я, получил в ответ восторженную улыбку и поймал себя на мысли: «Ну дети же! Зачем же детей-то в космос посылать? Случись что, ведь таких дров наломать могут!..»
«Странно, — думал я, шагая по переходной галерее. — Что за «технические причины», из-за которых старт откладывают на неопределённое время?.. Все-таки не консервы возим, а гелий-3! Стратегическое сырье, самое экономичное топливо для ядерных реакторов…»
Начальник Службы грузовых перевозок, Фёдор Захарович Извеков, был человеком исключительно ответственным, немолодым, но всё ещё не растерявшим романтического запала и уверенности в том, что скоро по Луне люди будут ходить без скафандров — в шортах и майках!
Пока, правда, даже внутри большинства помещений Селенограда приходилось носить термокостюмы. Из экономии температура в лунном «городе» поддерживалась на уровне +16–18 градусов.
— Доброе утро, Фёдор Захарович! Что стряслось? Почему такая большая задержка?
— А, Матвей! — Извеков хмуро посмотрел на меня. — Дрянь дело! Транспортёр с партией гелия-3 провалился в расщелину где-то на полдороги к нам.
— Плохо! В смысле, плохо, что сутки сидеть придётся, — я посмотрел на Извекова с надеждой: — Может, помощь в поисках нужна? Мы с Вараксиным могли бы…
— Не суетись, Матвей! Я ценю твою инициативу, но позволь каждому заниматься своим делом. У нас здесь достаточно пилотов и водителей, причём хорошо знающих местность. А ты пока… слетай-ка лучше на нашу новую обсерваторию!
— Зачем?!
— Слетай, слетай! Сюрприз тебе там будет, — Извеков хитро прищурился. — Пропуск получишь у пограничников. Я позвоню… Кстати, можешь и своего Вараксина прихватить.
