— Подожди. — Парень, вынырнувший откуда-то сбоку, как-то не успокоил. Было не очень понятно, чего именно должен подождать Костя. Сзади Константина Маркова все еще держали, но уже не пытались оторвать лямки. Костя еще раз дернулся — снова безнадежно, попытался крикнуть — горло пересохло, наружу вырвался то ли сип, то ли кашель.

— Прекращай, — неизвестный парень пытался продолжить диалог с той интонацией, что понимаешь — мало что зависит от тебя, уже все решили.

С логикой человека, никогда не битого, Костя гадал, что будет дальше. Дальше его вырубили правильным ударом снизу в челюсть. Хороший получился удар.

Тошнило. И совсем не хотелось вставать. Челюсть, скорее всего, сломали. Рот открывался как-то не до конца и наискосок.

Разумеется, лежал он в луже, но вот холодно, мокро, противно — а подняться все это не мотивировало. Вставать не хотелось, лежать было уютно.

Только выбора не было. Рюкзак надо вернуть. Как именно, Костя еще не знал. Шансов было немного. Ну, вдруг двое с хорошим захватом и поставленным ударом захотят подраться между собой. Или просто решат, что вот этот рюкзак им вообще не нужен. Двое не спеша уходили по Моховой. Что это именно они, понять было легко. Его рюкзак на плече того, что повыше. Ну и, кроме них, никого. Пусто в городе. Чтобы смешаться с толпой, пришлось бы эту толпу где-то взять и быстро высадить здесь.

Костя с трудом себе представлял, кому мог бы понадобиться его рюкзак «старожил». Кошелек, что странно, не тронули. Правда, он тоже мало кому мог понадобиться.

Идти было странно. Будто улица только что отошла от перрона и, покачиваясь, набирала скорость. Удар был действительно хорош.

Двое не приближались. Косте очень захотелось, чтобы им стало так же плохо, как ему. И еще хуже. И еще немного. Чтоб сквозь землю провалились. Чтобы провалились сквозь этот чертов питерский асфальт.

Тот, который пониже, вдруг остановился, будто что-то ногой зацепил. Дернул, еще раз. Высокий, что с рюкзаком, решил во всем повторять товарища — тоже остановился. И тоже что-то странное ногами вытворял. Танцуют, что ли?

Костя сократил расстояние. Его заметили. Но как-то вскользь. Бояться его они, конечно, не боялись, но вот так, чтобы и внимания никакого?

Рюкзак легко поменял владельца. Будто давно ждал, когда же Костя уже дернет за лямку. Костя отскочил… нормально было бы бежать подальше, чтобы через пять минут, отдышавшись в своем подъезде, просто забыть и о высоком, и о низком.

Константин Марков не убежал. Он удивился. Низкий был низким только по сравнению с высоким, а так — хорошие метр восемьдесят. Не теперь.

Два парня провалились в обычный асфальт уже почти по колено и продолжали погружаться во внезапно ставший зыбучим тротуар.

Высокий еще раз попытался вытащить ногу и упал навзничь, на свою беду попытался смягчить падение руками — теперь уже в асфальте были и руки, и часть спины… Он закричал.

Слишком быстро. Слишком быстро они тонули. Костя спрятал телефон — пока дозвонишься, пока объяснишь — некого будет спасать. Да и не поверит никто. Оглянулся — ни палок, ни веревок. Куртка? Толку — у одного руки в асфальте, — не зубами же ему цепляться, а второй, кажется, уже вообще не соображает.

Они не кричали. Низкий тихо выл, высокий плакал. Никаких скупых мужских слез. И даже не утереться.

Только что была жизнь — плохая, хорошая — твоя. Просто свернул не в ту сторону, вышел из дому на пять минут позже — и прилетает. Что-то идет не так. Что-то пошло совсем странно у этих двоих, и жизни осталось мало. Чуть-чуть.

Константин Марков не ложился на опасный асфальт, чтобы, распластавшись, уменьшить давление, как в фильмах показывают. Просто дернул низкого за плечи, а тот к моменту рывка уже ушел в асфальт по пояс, только руки держал на весу, боясь прикоснуться к поверхности.

По всем расчетам: ну как по всем — по тем, которые предполагают, что асфальт может быть трясиной. Вот по этим расчетам Константин должен был или сам начать тонуть, или тянуть-тянуть, дожидаясь мышки, кошки и всех остальных свидетелей «Репки». И конечно, привычные трещины, если повезет, перелом, если как обычно. Вместо этого низкий вылетел из асфальта с готовностью самонаводящейся пробки с реактивными двигателями. Кажется, момент приземления низкого на Костю, Кости на рюкзак совпал по времени со всхлипом высокого. Особенным. Ты ждешь следующего, а его нет, и ты не сразу понимаешь — тот был последним.

По отработанной годами схеме Костя вначале убедился, что он все еще цел, исключая челюсть. Кажется — обошлось. Или адреналин все загасил.

К моменту, когда он выбрался из-под спасенного, на месте, где тонули парни, лежал обычный асфальт: не новый, не старый — обычный, с трещинами и выбоинами, и никаких следов того, что он только что был страшным. Никаких следов, что только что в нем был человек.

Маленький кусок гладкой розовой пластмассы. Кажется. Костя с задержкой секунды в три сообразил, что это кончик носа. Не было у него опыта рассматривать носы в отдельности от голов.

Константин сделал самое глупое, что только можно было, — попытался пальцами вскрыть эту серую корку, из которой торчал нос. Он уже почти почувствовал, как ногти касаются асфальта, как пальцы бесполезно скользят. Случилось другое. Казалось, он прикоснулся не к застывшей смоле, а к толстому бархатистому ковру. Влажному, тяжелому, но готовому послушно уступить.

Асфальт тут был многослойный. Гравий, кирпичная крошка, земля — каша из разного.

Всхлип. Нос дернулся и вздохнул. Костя подумал, что вот так, наверное, работают археологи — выкопать и не сломать. Его это как-то мало сейчас волновало, но где-то далеко — в нормальном мире — люди справляются с асфальтом чем-нибудь типа отбойного молотка.

Чуть позже Константин обнаружил колени. С ними работать было проще. Чуть подкопал и дернул на себя. На мгновение с трудом откопанный нос снова ушел под землю, чтобы тут же вынырнуть вместе со всем остальным телом. В прошлой жизни — той, что закончилась приблизительно в тот момент, когда асфальт стал жидким, Костя Марков мог уверенно выдернуть из земли… что-то точно маленькое и легкое, но не здорового мужика — железного кандидата на кличку Шпала.

Косте никто не помогал. Получивший первым свободу низкий предпочел испариться в неизвестном направлении. Высокий, еще до конца не пришедший в себя, пытался отползти в сторону железного заборчика, огораживающего кому-то дорогие кустики. Уцепился за металл и неожиданно проворно на четвереньках рванул. Отбежав метров на пятьдесят, оторвался от заборчика и уже совсем с дикой скоростью, все так же не разгибаясь, вылетел на соседнюю улицу.

Асфальт больше не внушал доверия. Доверия не внушали глаза, руки и мозг. Костя ждал — сейчас проснусь. Сон не заканчивался. Зато оказалось, он мерзнет. И руки очень хотелось отмыть. Еще хотелось очень сильно потрясти головой, чтобы все, что случилось, вылетело и испарилось, будто никогда и не происходило. В теории — надо бы в травмпункт, что-то у него точно — не сломалось, так треснуло, но до дома было уже рукой подать, Костя решил — сначала домой.

Парадное в доме Кости Маркова называлось так не потому, что по-питерски, — и потому никаких подъездов, а потому, что во двор вел «черный» ход, а этот был с улицы — огромные черные двери, мраморная лестница и пусть и затертый, но все еще проглядывающий мозаичный пол на площадках. И даже встроенный лет через шестьдесят после постройки дома лифт не нарушал этого чувства — сейчас вернется отошедший на минутку швейцар и строго спросит: «А вы, собственно, к кому?» Мрамор на ступеньках будто выточила вода, тысячи шагов смяли камень ближе к вычурным перилам.

Лампочка моргнула — не погасла, но свет потускнел, будто дымка наполнила подъезд, кажется, что достаточно светло, но все время хочется протереть глаза… У перил на лестнице сидела она. Острые коленки выше головы. Босиком.

— Я Лиза. Помнишь меня?

— Не мерзнешь, — не удивился Костя и попытался обойти девицу. Если она ему приснится, это точно будет кошмар.

— Что ты с ними сделал? — Лиза говорила, не замечая попытки Кости обойти ее, — смотрела вперед, где Маркова уже не было. — Неужели топил в асфальте? Откуда такие жуткие фантазии?

— Я не топил… — К своему удивлению, говорить у Кости получалось. Челюсть болела, но работала.

— Да ладно! Ты их проклял? Что подумал? Чтоб вы сдохли? Не то… Чтобы утонули, вряд ли… Чтоб вы провалились! Точно! — Барышня заржала. — Хоть не бросил. — Лиза, не поворачиваясь, выбросила руку, как стрелу автокрана, вцепилась в плечо уже обошедшего ее Кости и одним движением вернула его к положению «стой передо мной»: — Вот так. Стоим и слушаем. Никуда не идем. Убежать решил. — Лиза потянулась длиннющей рукой и, зацепившись за перила, встала. — Кстати, можно было не копать. Просто сказал бы или подумал что-нибудь типа «вывалились обратно»!

Барышня стояла с трудом. Опираясь на перила — то ли с ногой какая проблема, то ли от слабости.

— Последний шанс — отдаешь мне книгу — и я тебя оставляю в покое. Да, и со мной твои фокусы не сработают. Можешь даже не напрягаться. Отдаешь?