— Я думала, это солнышко. — Даша присела рядом с Петровским, пытаясь представить, что видел убитый. — Вы правы, Василий Валерьевич, это цветочек. — И тут ей стало совсем плохо.

Петровский подхватил оседающего на пол младшего следователя, не отрывая взгляда от пальцев.

* * *

В окно стучал кто-то большой и сильный. Стекло уже должно было вылететь, но каким-то чудом держалось. Костя открыл глаза и вспомнил. Все ровно до момента, когда его все-таки впустили. В Общагу. И сейчас он был явно не там. Стекло снова отозвалось неприятным «дзень» — на грани с совсем уж неприятным «хрусть».

В стекла бросают камни, иногда в них бьются ветки деревьев. Костя на цыпочках подошел к окну. Никакой камень не смог бы долететь сюда. Ни одно дерево не дотянется. То, на что он смотрел сверху вниз, было облаком, кажется кучевым. В Общаге было семь этажей, он сейчас был точно даже не на восьмом.

Выгнутые кирпичные стены, вместо крыши — купол, пять окон — по кругу. Все это очень высоко — он в башне. И в Петербурге такой башни нет.

— Налюбовался?

Сон продолжался. К башне прибавилась тележка с тостами, омлетом, соком, судя по цвету — апельсиновым, и с крошечной чашкой кофе. С совсем не крошечным запахом.

— Ешь. Одевайся. Тебя ждут. — Вероятно, неподвижность Константина внушила вахтерше необходимость выплюнуть еще несколько слов: — Не одет — не смущает. Меня зовут Кира. Потом объясню.

Последнее слово еще звучало, а Кира уже вышла. Сегодня она показалась Константину куда менее вахтершей — скорее офис-менеджером, и стройнее, и младше, и юбка чуть выше колен вполне себе подчеркивала, а не просто была.

Тосты с маслом и джемом оказались очень даже, омлет — вероятно, именно таким и должен быть омлет с беконом. По крайней мере в рейтинге Константина этот экземпляр пока занял первое место. Стало хорошо. Оказывается, от еды тоже может быть хорошо. Еда. С ней было что-то не так, и Костя только сейчас сообразил, что именно, — по всем раскладам, еда должна была ему даваться исключительно через боль. То есть — никак. Челюсть работала как новенькая. Открывалась, закрывалась. Ух ты!

Одежда с ночи, кажется, превратилась в себя же, но улучшенной версии — теплая, чистая и будто даже стала новей.

Рюкзак привычно лег на плечо, и Костя с опаской коснулся дверей. Если он все еще в том же кошмаре — лучше вообще не выходить, но… Дверь открылась, и Кира ждала его, вероятно, все то время, пока он ел и одевался.

— Вы нас покидаете? Уже? Куда?

— Не знаю.

То, что, скорее всего, по-прежнему некуда, крутилось в голове, но никак не укладывалось в жесткое понимание. Вероятно, это единственный дом, в котором ему не то чтобы рады, но хотя бы пускают. Другой бы промолчал, только не Костя:

— Кира, просто чтобы потом не было недоразумений, — денег у меня нет.

— Дальше.

— Завтрак был вкусным и… сколько этажей в этой башне? — Косте показалось, что-то мелькнуло за окном. — Утром что-то стучало в стекла.

— Завтрак как завтрак, но спасибо. Пойдемте.

Константина так и не отпустило чувство, что дышит он чем-то, с легкостью меняющим сознание. У Киры поменялся цвет волос. С русого на почти седой с неким оттенком лилового. Хотя, по сравнению со вчерашним, — это просто ерунда какая-то.

— С собой возьмите только книгу и стило, остальное оставьте в вашем номере — никуда не денется. — Кажется, у нее и нос немного поменял форму…

Косте очень захотелось перестать замечать и запоминать. Все-таки сон. Рефлекторно повторил:

— Оставить в моем номере. В моем. Вы же услышали, что денег нет?

— Вы идете?

За порогом Константин ожидал винтовую лестницу, лифт с кнопками от пола до крыши, в крайнем случае, длинную-длинную веревку. Его ждали варан и холл. Тщательно обустроенный кошмар. Скорее всего, он вчера попал в аварию и все еще в коме. Тогда все логично. Башня над облаками — первый этаж.

— Нам в кабинет.

Разумеется. Что будет видно из окон кабинета — дно океана? Варан мигнул. Наверное, здоровался.

В последнее время Костя несколько робел перед дверьми. На этот раз он даже не удивился, что та послушно открывается. Пугала табличка. Три слова: «Константин Марков. Комендант».

Хотя… — его просто приняли за другого. Это было даже лучше версии с комой, хотя объясняло все не так хорошо.

— Вас ждут.

Человек, ожидавший Константина, был не по размеру кабинета. И кабинет был не то чтобы крохотным. Просто это место было создано не для встреч. Не кабинет — скорее рубка, мостик, что-то от корабля или самолета: странный выгнутый стол, кнопки, рычажки, вмонтированные прямо в стол. Одно гостевое место. Не кресло — какая-то ниша между двумя шкафами. Оба заполнены абсолютно одинаковыми… — вероятно, настало время и Константину перестать называть этот артефакт блокнотом — книгами в черных шершавых обложках. Монолитным рядом на каждой полке.

Мужчина попытался встать, но решил лишний раз не протискивать свое тело вверх-вниз:

— Василий Петровский, старший следователь, Генеральная прокуратура.

Костя забрался на свое место. Кира заняла место позади справа. Кабинет Константину понравился — следователь мешал, но не особо. Коменданту не страшны никакие следователи. У него тут и без них — всякого разного интересного много. Три экрана демонстрировали подходы к Общаге. У черного «форда» курила миниатюрная девушка.

— Константин Марков… у вас что-то случилось?

— А у вас?

Худшее, что мог бы сейчас сделать Константин, это подробно рассказать, что и как именно у него случилось. Интересно, сколько минут пройдет, прежде чем к прокурорскому «форду» присоединится «газелька» из психушки.

— Понятно. — Петровский вытащил из-под ног портфель. Из портфеля конверт, из конверта фотографии. Все — долго и с трудом. Слишком мало места. — Не узнаете?

— Первый раз вижу.

Константин действительно никогда не видел этого мужчину. Но мог представить. Тип. Из тех, что с возрастом становятся значительнее и, кажется, только лучше. Такие говорят веско, злятся резко, но недолго, смеются заразительно, их любят женщины всех возрастов… Черт, он сам хотел когда-нибудь стать таким. Костя еще раз посмотрел на фотографии — надо было быть совсем не в себе, чтобы не заметить этого.

— Он мертв?

— Да, и умирал он долго и мучительно. Странно, что вы его не знаете.

— Почему бы это?

— Обычно, — Петровский попытался откинуться на спинку, но шкафы не дали ему занять более комфортное положение, — обычно люди знают тех, кто ездит на их автомобилях. Шестисотый «мерс», цвет — кофе с молоком — не припоминаете?

— Неа.

А еще Костя никак не мог припомнить небольшой домик в Италии и счет в швейцарском банке. Все-таки не кома. Его просто все с кем-то путают.

— Я бы запомнил, если бы у меня была такая машина. Хорошая… Я вот номер своей служебной помню. — Петровский решил помолчать, обычно помогало. Не сегодня. Константин был готов молчать сколько угодно. В тепле он вообще был способен на многое.

Петровский продолжил:

— Понимаете, этот человек приехал на вашем автомобиле, о котором вы забыли, в место, где его поджидали. Все, что у меня есть, — это документы на машину и показатели датчика GPS. Ничего интересного — вы, вероятно, автомобилем почти не пользуетесь. Судя по всему, преимущественно машина стоит в гараже. Кстати, где у вас тут гараж, я не заметил. Тут, вообще, у вас странное место…

— Заезд сзади, — Кира вовремя вступила в беседу.

— Понятно, а что у вас, вообще, тут такое? Вы в курсе, тут ящерица бегает?

— Это варан, — Кира и Костя ответили хором. — У нас тут приют, — на этот раз говорила только Кира.

— Хорошее дело. Точно не для бедных. Какой-нибудь фонд?

Петровский точно понимал — здесь странно, здесь что-то не то и не так. И парень этот, который не тянул ни на коменданта, ни даже на чьего-то сынка. Пацан как пацан. А вот секретарь…

— Вероятно, машину угнали. У нас тут место пустынное, говорят, тут иногда волков видят… — Кира наклонилась к следователю и отчетливо клацнула зубами: — Собаки все пропали.

Клацанье следователя не впечатлило.

— У вас тут прямо заповедник. Волки, ящерицы… Люди еще не пропадали? Только собаки и «мерседесы»? А записей с камер нет?

— Камеры есть, записей нет. Вам пора. — Улыбка Киры была идеальной: вам рады, но не здесь. — Константин? — Кира явно ждала одобрения.

— Вам пора, — послушно повторил Костя.

Василий Петровский привык уходить вот точно не тогда, когда это понадобилось кому-то. Иногда, раньше, — оставляя начальство с невысказанной, но хорошо читаемой мыслью; часто, позже — выслушав все. На этот раз все было иначе. Тело работало само. Встало и пошло. Петровский попытался вцепиться в шкаф — рука даже не поднялась. Уже и ящерица не удивляла, и волки не казались такой уж фантастикой.

Визитку его собственная рука согласилась достать и кинуть куда-то в сторону отдаляющегося стола коменданта.

Тело начало слушаться старшего следователя только в машине.

— Что-то узнали? — Дарья ждала от старшего следователя сказки. Сейчас такое расскажет, что…