Пока все шло неплохо. Я уже начинала кое-что соображать, пускай до сих пор не сумела ни понять Шанта, ни вновь заманить его в свои объятия.
— А что, людям и ангелам разрешается… хм… иметь дело друг с другом?
Задав этот вопрос, я сообразила, как он прозвучал, но тут же решила: наплевать. Я сейчас была настолько далека от связных, рассудительных мыслей и поступков, что этот вопрос нельзя было даже счесть смешным.
— Такое не в обычае, однако случается. — Взгляд Шанта стал еще жарче. Теперь он просто жег меня, словно обладатель этих зеленых глаз на самом деле был огненным монстром. — Влечение и любовь иногда приходят нежданными… и незваными. Как говорят люди, любовь с первого взгляда.
Кто бы спорил.
Он снова бесшумно приблизился ко мне, и сияние, исходившее от его кожи, убавило яркости, стало походить на рассеянный свет серебристой свечи. Грозный муж-воитель исчез, и теперь я видела в нем только мужчину.
Огромного, источающего свет, но мужчину.
И бог ты мой, какого мужчину!
Мне казалось, что я сейчас растаю, как льдинка, но Шант опять остановился, замерев на расстоянии вытянутой руки.
«Хорошо ли поминать имя Божье, если ты наполовину ангел? Нет, я определенно схожу с ума».
— В отличие от шаддаев и других племен, ангелы при смешении крови не становятся отверженными, — прибавил Шант таким тоном, словно только сейчас вспомнил эту подробность и она его порадовала.
— А огненные твари? — спросила я не столько ради интереса, сколько для того, чтобы не ляпнуть что-нибудь неподобающее. — Кто они такие, эти раах?
— Раах — демоны, которые некогда исполняли волю Создателя, а теперь ради собственного удовольствия охотятся на ангелов. — Лицо Шанта окаменело, и он снова преобразился в грозного мужа-воителя — так стремительно, что мне захотелось завизжать. — Вот почему ради твоей безопасности я должен призвать для тебя из Амберда другого защитника, дабы он служил тебе здесь, на Земле.
Уперев руки в бедра, я подалась к нему, не уверенная, что правильно его поняла.
— Другого защитника?! А я думала, что мой шаддай — это ты.
— Я… я больше не могу быть твоим защитником. — Шант отвел взгляд. В странном свете, который излучала его кожа, было трудно что-то разглядеть наверняка, но мне показалось, что он краснеет. — Это было бы… неподобающе.
— Почему?! — выкрикнула я, не испытывая ни тени смущения.
Шант, не ожидавший такого крика, вздрогнул и прямо взглянул на меня.
И я прочла ответ на его лице.
Он хочет меня.
К горлу подкатил тугой горячий комок.
По какой-то причине Шант считает свое желание неуместным.
Но он хочет меня!
Быть может, у шадцаев есть свой этический кодекс, как у психиатров в отношениях с пациентами. Вероятно, есть и другая причина — тайная, мистическая или даже ужасная.
Сейчас мне на это было начхать.
— Дач, я не могу остаться с тобой, — сказал Шант, но я уже шла к нему, и он даже не пытался отступить.
— К черту!
Прежде чем Шант успел что-то возразить, я обвила руками его шею и поцеловала.
И еще раз поцеловала.
И продолжала целовать.
И это…
Ангелы или не ангелы, крылатые парни трехсот шести лет от роду и все демоны во вселенной…
Это было божественно.
У его губ был привкус чистой воды, свежего воздуха и горячей корицы. Он был теплым и сильным, именно таким, какого мне всегда хотелось обнимать, прижимать к себе, гладить.
Шант ответил на поцелуй с той силой и страстью, о которой я втайне грезила, но которой вовсе не ожидала. Он сжимал меня в объятиях, и наши губы сливались. Он так стонал, наслаждаясь поцелуем, что эхо его стона отзывалось у меня в горле и груди. Его ладони ласкали мою талию, бедра, затем скользнули ниже и прижали меня к нему. Я ясно ощутила, чего именно он хочет и насколько сильно.
Все мое тело отозвалось этому желанию, и жар, вспыхнувший во мне, разгорелся еще сильнее, когда в него влилась сила моего желания.
Шант на короткий миг отстранился и, прижавшись губами к моему уху, прошептал:
— Ты все изменила.
Я попыталась вздохнуть и, когда мне это наконец удалось, только и сумела выговорить в ответ:
— Хорошо.
В его улыбке читались страсть, радость и печаль одновременно. Мое сердце сжималось, когда я всматривалась в каждую черточку его лица и надеялась, что никогда не забуду увиденного.
Когда Шант подхватил меня на руки, мне почудилось, будто я снова лечу — в спальню, к кровати.
А потом мы вместе воспарили туда, где я уже и не чаяла побывать.
Глава 6
Ничто. Не. Меняется.
Я проснулась одна.
Нагая.
Сладостно изнуренная.
Приятно опустошенная.
Но — одна.
Если не считать рослой рыжеволосой амазонки с мечом, которая сидела в кресле у двери в спальню. На ней были джинсы и футболка, и когда она повернулась ко мне спиной, чтобы убрать меч в ножны, под натянувшейся белой тканью футболки стали заметны два высоких длинных бугра.
— Я — Гури, — сообщила амазонка. Таким голосом могла бы говорить женщина-терминатор, боевая подруга Арнольда Шварценеггера. Скучающая женщина-терминатор. — Я здесь, чтобы защищать тебя. Я…
— Шаддай, — закончила я за нее и, отвернувшись к стене, натянула одеяло на голову.
Чертовски верно сказано: ничто не меняется… И псих уж точно не изменится. Я продрогла до костей, и меня затрясло. Потом мне захотелось заплакать.
Нет, неправда. Мне захотелось завопить. Потребовать, чтобы рыжая доставила меня к Шанту.
Вместо этого я уткнулась лицом в подушку и крепко стиснула зубы. Мне стало страшно.
Что сделают с ним за то, что он нарушил обычай своего племени? Кажется, он что-то говорил про отверженных… Господи, какой же эгоистичной сукой я была! Эгоистичной сукой, которая вот-вот заревет белугой.
Прекрати. Прекрати, прекрати.
Зазвонил телефон. Наверное, звонят из «Ривервью». Или полиция. Или те и другие. Не обращая внимания на звонок, я перекатилась, рывком села, старательно придерживая одеяло у подбородка.
— Эй, терминаторша! Хочешь подраться?
Гури уставилась на меня. На ее бесстрастной физиономии ясно читалось: «Расчету не подлежит». И она снова приняла скучающий вид.
Я встала с постели, натянула джинсы и футболку — только черную — и протиснулась мимо Гури в скудно обставленную гостиную. Почти весь пол в этой комнате был вместо ковра устлан гимнастическими матами. Пройдя по мягкому синему пластику, я остановилась в самом центре гостиной. Повернувшись лицом к терминаторше, я приняла классическую стойку сайокана — руки подняты, ноги расставлены — и жестом поманила ее к себе.
Уголки ее губ изогнулись в усмешке. Скучающий вид исчез.
А затем она меня хорошенько отметелила.
Раз пять или шесть. Может быть, и семь.
Я сбилась со счета где-то между вывихнутым плечом и раной на подбородке, которую потребовалось зашить, потому что я ни за что на свете не позволила бы Гури себя лечить.
Я ее к себе не подпущу.
Я больше никого к себе не подпущу.
Кроме Шанта.
Если я с ним еще когда-нибудь встречусь.
И если сразу не прикончу его за то, что он заставил меня поверить в любовь с первого взгляда, а пока я спала, исчез, точно сладкое видение.
Глава 7
Моя жизнь превратилась в череду спаррингов с Гури (и заботы о том, чтобы сохранить целыми все зубы). Такой вот оригинальный способ чахнуть по потерянной любви. Чем больше костей я ломала или рисковала сломать, тем легче мне становилось. Примерно минут на пять.
Кроме того, мне пришлось отвечать на вопросы представителей полиции, ФБР, ЦРУ, МВБ и еще десятка других незнакомых аббревиатур о «нападении террористов на „Ривервью“». Да, и еще долго убеждать администрацию больницы, что пациент, с которым я работала, когда в приемном покое произошел взрыв, попросту сбежал, целый и невредимый.
О да, сбежал.
И уж конечно, не в мою постель.
На ремонт и приведение в порядок приемного покоя ушел месяц, но когда это было сделано, мне хватило ума вернуться на работу, хотя моя защитница уверяла, будто шаддай способны обеспечить меня таким количеством золота, что я смогу снять пентхаус, если захочу. Гури пришлось объявить частным телохранителем, которого после нападения террористов наняли мои (несуществующие) родные.
К чести терминаторши, она рассказала мне все о моих ангельских способностях: улучшенные боевые качества, умение ненадолго отразить огонь, скорость, эмпатия, предвидение и, само собой, дар притягивать демонов. Фу-ты ну-ты! Не такое уж великое могущество унаследовала я от своей матери. Впрочем, надо радоваться и тому, что я не окажусь совсем беспомощной, если по мою душу снова явится раах.
— О чем ты сейчас думаешь? — спросила Гури, глядя, как я подношу к губам чашку с традиционным предрассветным «Старбакс Верона».
Было три часа ночи, среда, и миновало почти четыре месяца с моей встречи с раах… и с Шантом. Гури удобно устроилась на своем привычном месте за дверью кабинета. На ней были джинсы и ярко-красная футболка — почти под цвет рыжих волос. На груди красовался больничный бейджик с именем. Секретарша ночной смены вышла на пенсию, замену ей пока не нашли, медсестру и санитара вызвали по какому-то экстренному случаю наверх, так что мы были одни.
— О чем я сейчас думаю? — Я сделала глоток восхитительного кофе с привкусом шоколада и вынудила себя посмотреть ей прямо в глаза. — Так, об одной сволочи.
— О мужчине, — заключила Гури уверенно и не так бесстрастно, как обычно. За то время, что мы провели вместе, в ней все чаще проявлялись человеческие черты.
Я метнула на нее неприязненный взгляд и ничего не ответила.
— Этот мужчина был твоим возлюбленным? — Казалось, Гури забавляется — точно мы играли в какую-то игру. — Он говорил, что любит тебя?
Неприязнь в моем взгляде сменилась злостью, и я сползла ниже по скрипучему больничному креслу.
— Нет.
Гури пожала плечами:
— Тогда говорил ли он, что ты хороша в постели?
Мне захотелось влепить ей пощечину, но это привело бы лишь к спаррингу и поломке казенной мебели.
— Нет.
— Что же он тогда тебе говорил, раз ты сейчас называешь его сволочью?
Я взяла чашку с кофе, отпила глоток, наполнив рот густой шоколадной жидкостью, и попыталась восстановить в памяти события той ночи — насколько хватило духу. Я проделывала это уже тысячу раз. А может быть, и десять тысяч раз. Перебирала в памяти все слова. Все волнующие и упоительно чувственные жесты.
Решив наконец, что я уже в состоянии говорить, я посмотрела в глаза Гури.
— Он сказал… Он сказал, что я все изменила.
Веселость на лице Гури сменилась потрясением. Поднявшись со стула, она вошла в кабинет и обеими руками оперлась на мой стол, растолкав во все стороны стопки бумаг.
— Шант! — прошептала она. И прежде чем я успела что-то возразить, добавила: — Дач, тебе нужно было рассказать мне об этом раньше.
Я отвела взгляд:
— Мне нечего рассказывать.
— Ты покрываешь его.
Настала моя очередь пожимать плечами.
— Если любишь его, ты должна ему об этом сказать. — В голосе Гури звучала непреклонная уверенность, и я, искоса взглянув на нее, увидела, что ее лицо выражает ту же непреклонность.
Мне опять захотелось ее поколотить… Правда, до сих пор ни разу не удавалось воплотить это желание в жизнь.
— Никого я не покрываю, — проворчала я, снова придвигая к себе бумаги. — Просто так нельзя. Искать новой встречи с ним — безумие. — И прибавила тише, на сей раз, безусловно, честнее: — Я не хочу, чтобы с ним случилось что-то ужасное.
Гурн склонила голову набок, словно перерабатывая информацию, и в этом движении стала как две капли воды похожа на терминатора.
— А почему ты, Дач Бреннан, решила, что быть с тобой так ужасно?
Глава 8
— Гури, это плохая идея. — Я подтянула повыше ворот кожаной куртки, прикрывая лицо и шею от порывов ветра. Глаза у меня слезились. — Если он так поступит, то уже никогда не сможет сюда вернуться. А я понятия не имею, что у нас с ним выйдет, и выйдет ли вообще.
Терминаторшу, судя по всему, ветер не донимал. Она даже не набросила куртку поверх майки, и когда сейчас скрестила руки на груди, стало видно, как перекатываются ее мускулы.
— Бывает участь и горше изгнания. Например, жить вечно без того, кто завладел твоим, сердцем.
Хоть мое собственное сердце сбилось с ритма, откликаясь на эти слова, я лишь выразительно закатила гдаза к небу:
— Мы просто переспали. И ничем таким я не завладела.
Гури рассмеялась мне в лицо.
У меня зачесались кулаки, но, поразмыслив, я решила, что, если Шант и впрямь явится из потаенного портала, который, по заверениям Гури, находится в руинах Амберда, вряд ли мне захочется встречать его с подбитым глазом…
Путешествие в Армению заняло у нас около недели. Гури летела, неся меня на руках, мы устраивали привалы на разных островах, в городах и городишках. Настоящий подвиг, что за все это время одна из нас не прикончила другую.
Гора Арагац оказалась почти такой, как в моих детских воспоминаниях: бывший вулкан, весь покрытый провалами, полостями и кратерами. Зелени в это время года здесь было мало, ледяной ветер злобно завывал между плоской полосой камней и травы, на которой мы стояли, и руинами, бывшими целью нашего путешествия. Солнечный свет заливал очертания Амберда, а вдалеке, у горизонта по ясному небу мчались тучи. Вся эта картина словно сошла с сувенирной открытки, и у меня перехватило дыхание, когда я отчетливо вспомнила, как стояла в этом самом месте со своей прекрасной — ангельски прекрасной — матерью.
Шаддай. Приди сюда и позови шаддаев. Если ты воистину будешь нуждаться в их помощи, они тебя услышат.
— Шант, — прошептала я, и сердце сжалось так мучительно, что я, неотрывно глядя на руины округлых башен, была вынуждена сдерживать рыдания. В глубине души мне отчаянно хотелось, чтобы он сейчас вынырнул из нагромождения камней и бросился ко мне… В то же время часть моей души, не пораженная эгоизмом, надеялась, что этого не произойдет.
Гури сказала, что если Шант придет сюда, тем самым откажется от права вернуться в Амберд и перестанет быть защитником. Хотя я нисколько не сомневалась, что он будет защищать меня до последнего вздоха, до последней капли крови и силы. Но ведь он так многого лишится при этом — своего народа, жизни, предназначения. И все это ради призрачного, неуловимого шанса. Что и как у нас сложится, неясно. Вероятно, он посмотрит на меня утром, на трезвую голову… и с диким воплем улетит прочь.
Я помотала головой, изо всех сил стараясь сдержать слезы.
— Я не стою такой жертвы.
— Это, думается мне, решать Шанту, — сдержанно и почти отрешенно проговорила Гури. — Честь вынудила его дать право сделать первый шаг тебе, но этот шаг уже сделан. Дач, ты наполовину ангел. Тебе суждено прожить очень долго. Вы с Шантом могли бы провести вместе немало прекрасных лет.
— Он не придет. — Я до рези в глазах всматривалась во все трещинки древних руин. — И пускай не приходит!
Когда тугой комок в горле стал уже совсем нестерпимым, я отвернулась от Гури, чтобы без помех выплакаться. Она схватила меня за талию, и я развернулась, взмахнув рукой, чтобы нанести первый удар.
Только это была не Гури.
А Шант.
Мое сердце забилось с такой силой, что я едва не вскрикнула.
Шант перехватил мою занесенную руку и поймал другую, которой я намеревалась влепить ему пощечину за то, что покинул меня, не сказав ни слова.
Теперь он крепко держал меня за запястья, и это мгновение растянулось на целую вечность. Зеленые глаза Шанта потемнели от напряжения. От него все так же пахло чистотой и свежестью, смешанными с корицей и толикой гвоздики. И на нем опять были только джинсы — ни рубашки, ни обуви. Его черные волосы вились на горном ветру, но мне больше не было холодно, и морозный воздух не обжигал щеки.
Было только одно — его руки.
Такие сильные.
Такие теплые.
Он здесь. И это не сон. Я позвала, и он пришел. Хотя мы провели вместе только часть дня и ночи, он казался сейчас таким знакомым и естественным, словно в головоломке моей жизни с характерным щелчком лег на место единственный недостающий кусочек. Как же пуста и бессмысленна была бы моя прежняя жизнь, если бы я решила жить дальше, не попытавшись увидеться с ним! Эта истина поразила меня так внезапно и сильно, что у меня задрожали губы.
Шант рывком притянул меня к себе, и мы, залитые горным солнцем, прильнули друг к другу.
Затем, прежде чем я успела разреветься, как последняя дура, Шант выпустил мои руки, заключил меня в могучие объятия и поцеловал.
От этого чистого, жаркого поцелуя у меня перехватило дыхание и голова окончательно пошла кругом. Я была свободна и одновременно в плену, в безопасности и под смертельной угрозой. Я чувствовала себя живой! А когда он касался меня, становилась вечной. Наверное, во всем мире теперь так же тепло и ясно, как здесь сейчас… И для меня отныне не важно, день вокруг или ночь.
Шант прихватил губами мою нижнюю губу, затем принялся целовать мочку уха, затылок и наконец спустился ниже, к восхитительному местечку между плечом и шеей. Щекотная дрожь пробежала по всему телу, и я рассмеялась, запустив пальцы в его черные шелковистые кудри.
Шант поднял голову и посмотрел на меня, испытующе заглянул в мою душу, без единого слова задав десяток вопросов.
У меня был ответ на все вопросы — только один ответ.
Думаю, я поняла это, когда увидела Шанта, а может быть, позже, у меня дома, когда он наконец прикоснулся ко мне. Просто у меня, в отличие от самого Шанта, не хватило смелости произнести это вслух.
— Ты… — прошептала я, поцеловала его и, чуть отстранившись, заглянула в его влажные изумрудно-зеленые глаза. — Ты все изменил!