— Я, — бард выпятил грудь, — возьмусь решить вашсветлости проблему. Этот вот ведьмак подтвердит, что трудно найти голос разума лучше, чем я. Значится, наверняка кто-то пошел в руины оной крепости. С хворостом. С огнивом и трутом. И разжег там костер. Тут и песенке конец.

— О, нет! — стражник не дал поэту перейти в наступление. — Не конец, а токмо начало. Зарница, так вот скажу.

И тогда они поняли, что Казмер не треплет языком зря.

Одинокое пламя, махонькая искорка, трепещущая на границе темной земли и освещенного месяцем неба, вдруг выстрелила гейзером в небесную высь, превратилась в столб огня, меняющий форму, пульсирующий и поджигающий собой небосклон. Зарево встало на весь горизонт, а в Чудовенке на миг сделалось светло, как в полдень. Раздались крики, скорее веселые — кто-то радовался, словно от магических фейерверков.

— Да чтоб мне язык вырвали и пальцы отрезали! — просопел Лютик, замерши с рукой на шляпе. — Что это было?!

— Это-то, — ответил стражник, — и хотела узнать Великая Ловчая. Пошла туда вчера, да без толку. Пошла и сегодня. Скоро возвернуться должна. И наверняка пожелает совета ведьмака.

Геральт молчал, всматриваясь, не щуря глаза, на инфернальный спектакль.

* * *

— Да-а-а… — Великая Ловчая наклонилась к ведьмаку, улыбнулась понимающе. — Именно так-то я себе и представляла прославленного Белого Волка.

«Без взаимности», — подумал Геральт.

Мерринда Хеврот, почетный член Лиги Охотников, укротительница гоблинов в горах Пустельги и добытчица Семи Трофеев, известная также как Великая Ловчая Севера, имела множество титулов. И все же широкая публика ее не знала, да и сама она не гналась за славой. Геральт не знал, чего ему ожидать.

Он сомневался, чтобы Ловчая была чародейкой, и оказался прав. Потому что Мерринда Хеврот, кажется, отличалась от чародеек всеми своими чертами — по крайней мере внешними. Была это бой-баба, широкая в плечах, упакованная в кожаный панцирь, коротко остриженная, загорелая и вся в шрамах. Глаза ее, мало того что небольшие, так еще и постоянно прищуренные, на простецкой физиономии были почти не видны. Но именно эти глаза — единственное во всей Ловчей — напоминали Геральту чародеек. Глаза скрутатора [Официальное лицо (например, при выборе Папы Римского), ответственное за контроль над голосованием и подсчет голосов.], бездушные и злобные. Злые. И очень умные.

Несмотря на отсутствие правовых оснований, Великая Ловчая обеспечивала в Чудовенке мир. Послушание обеспечивали ее подчиненные, уже издалека кажущиеся сборищем разбойников. Как пояснил Казмер, они прекрасно умели договариваться со стражей Чудовенки — поскольку Ловчая не раз и не два противостояла угрожавшим селу чудищам. Однако ведьмаком она не была. Охота была ее страстью, а не выученной профессией. Фанаберией женщины из обедневшего рода, открывшейся в новых обстоятельствах.

Специально для нее постоялый двор освободили от гостей. Тех, кто возражал, погнали силой. Геральта и Лютика сопровождал только Казмер. Перед самым прибытием Ловчей они успели коротко с ним поговорить.

— Расскажи об этом замке, — попросил ведьмак.

— А что там рассказывать? Ничего там нету. Голые стены, пустые кладовые, пепелище, все заросло. Токмо я давненько там был. И вообще мало кто там шляется.

— И почему же? Из-за репутации проклятого места?

— Да где там. Просто далековато да высоковато. Кому бы хотелось жопу по горкам да кустам волочить. Ежели уж унесли оттуда, что только можно, то пусть развалины и стоят себе да гниют. Да вот только теперича там огни горят.

Когда снаружи затопали сапоги, Геральт прошипел поэту:

— Пасть не открывай. Говорить буду я.

Лютик, хотя бы раз выказавши послушание, пасть не открыл — по крайней мере не сразу.

Ловчая вместе со свитой вошла в корчму. Запахло землей, хвоей, а потом и гарью. Вздохнувши и отстегнув меч, женщина уселась на лавку напротив тактично молчащих Геральта и Лютика.

— Вота они, госпожа Хеврот, — отозвался Казмер. — Лютик, мировой славы поэт, да Геральт из Ривии, ведьмак, прозванный Белым Волком.

Великая Ловчая оскалилась в чуть щербатой ухмылке растрескавшихся губ.

— Да-а-а… Именно так-то я себе и представляла прославленного Белого Волка.

«Без взаимности», — подумал Геральт.

— Прости, госпожа, мою наглость, — начал он, — но, полагаю, мы оба профессионалы. Потому перейду к конкретике, поскольку мы наверняка ее любим и ценим…

— Спросишь ведь, что вы здесь делаете, а?

— Да. И что делаешь тут ты, госпожа.

— Никакая я не госпожа, не с той поры, как овдовела благодаря собственной вооруженной ножом руки! Я Ловчая, как ты — ведьмак. Нас определяет наша профессия. А что до причин, из-за которых вы тут пребываете… Присутствующий тут Казмер — человек рассудительный. Не наказал вас за устроенный скандал, да к тому же заметил, что вы можете помочь в решении нашей… проблемы.

Говорила она быстро, говорила громко и небрежно, но из-за фасада простоты проступали знаки благородного происхождения: акцент, слова, поза того, кому по факту рождения принадлежат честь и слава.

— Мы не устраивали скандалов специально, — сказал Геральт. — Я попросил группку милсдарей, чтобы те успокоились и опамятовались. Они не послушались. Это была самооборона.

— Ведьмачья самооборона — это почти нападение, — заметила Ловчая. — Но не бойтесь! Этот жрец и мне был немил. Не слишком-то он приязнен к женам, от коих требовал покорности да скромности. Казмер как страж закона может говорить иначе, но жрецу головомойка и десяток-другой горячих прописаны были, как карлику ходули. Однако ж прежде, чем мы перейдем к делам, можешь ли ты, Казмер, организовать какой еды? Для нас и моих людей. Умираем от голода. День был длинным.

Распорядились насчет еды, слуги забегали вокруг стола, и между Ловчей и Геральтом с Лютиком мигом вырос редут мисок и строй кувшинов.

— Если речь не о наказании, — продолжил терпеливо Геральт, — остается лишь проблема замка и ночных огней.

— Казмер, ты им показал?

— Так точно. Они видели.

— Вы видели. А я, ведьмак, знаешь ли, только-только оттуда возвратилась. Из целый день тянувшейся попытки добраться на вершину, к замку. Жестокое фиаско. Бродить по кустам и обрывам, по грязи и зарослям, да еще та птичья зараза.

— Казмер не вспоминал о том, что уже дойти до замка — граничит с невозможностью.

— Потому что не граничило. Пока не появился в нем огонь. Прежде чем птицы во всей долине не начали впадать в амок.

Геральт заколебался. Он не любил неизвестности, особенно в делах, где он сам был экспертом. А как ни посмотри, он до сих пор не видел общего элемента для всех этих событий, их связующего звена.

— Ты — Ловчая, — сказал он. — Значит, ловишь. И говоришь с ведьмаком. А значит, хочешь за чем-то поохотиться. За чем-то, что напугало всех птиц в окрестности. За чем-то, что плюется огнем в небо, как усевшийся на хребте драконище.

— Не дракон, но близко. Меня начинает веселить твоя осторожность в суждениях, ведьмак. Вроде бы ты и знаком с постконъюнкционной фауной, но, похоже, не знаешь, что таится в старой крепости?

— Не знаю. Действительно не знаю.

Ловчая отсалютовала ему кружкой так резко, что пролила на стол.

— Рарог, — сказала она.

Лютик приподнял бровь, но продолжил сидеть тихо. Скорее из-за незнания, чем нежелания говорить.

— Рарог — это миф, — решительно сказал Геральт. Он утомился, весь этот ералаш ему надоел. — Как раз один из тех, у которых нет реального соответствия и которым нет объяснения. Потому что рарогов не существует.

— Золотые драконы, — фыркнула Ловчая, — тоже якобы не существуют. А я такого видела.

— Правда? — вмешался Лютик. — И где это?

— Да на зерриканских границах, в землях драконопоклонников, где расцветают их культы.

— Поверю, когда сам увижу, — отрезал Геральт. — Да боги с ними, с драконами, не о них речь. Рарогов, повторюсь, нет.

— И с чего бы ты настолько непоколебимо уверен, а, ведьмак?

— С того, что ни один ведьмак ни разу не встречал рарога.

— Так сильно доверяешь рапортам своих собратьев? Погоди-погоди. Поскольку с ведьмаками меня единит миссия убийства чудовищ, я вполне неплохо ориентируюсь в вашей непростой истории. И знаю, что некогда ведьмачьи школы не ладили друг с другом. Ты, например, волк, а значит — Каэр Морхен. Я угадала?

— Да.

— Видишь! Мы довольно много друг о друге узнали! Еще чуток — и станем сравнивать шрамы, а, поверь, у меня их найдется пара-другая, тут и там, эх! Возвращаясь к теме… Ведьмаки из Каэр Морхена могли никогда не встречать рарога. Но уж ведьмаки из Повисса, из школы Кота, имели побольше счастья.

— Есть какие-то задокументированные случаи?

— Есть слова очевидца.

— Я бы не доверял Котам. Многие из них закончили на тропе наемных убийц. А у многих помутилось в башке. Если бы я сам поговорил с тем свидетелем, с глазу на глаз, как один ведьмак с другим ведьмаком…

— Такого сделать не получится, — скривилась Ловчая. — Бедолага скопытился в какой-то дешевой корчемной поножовщине. Но его словам я доверяю. Рароги существуют. По крайней мере существовали. Некогда. И снова станут существовать. Скоро. Это вовсе не пустая мечта, что истает, как осколок льда в ладони. Один как раз проклевывается на вершине горы.