Селден Эдвардс

Маленькая книга

Посвящается Габи

Это — рассказ о том, как, переместившись во времени, мой сын Фрэнк Стэндиш Берден-третий, американская звезда рок-н-ролла 1970-х годов, оказался в Вене осенью 1897-го. Запуганная история с необычными действующими лицами и безумными случайностями. Но вместо того чтобы мучительно копошиться в этих невероятных совпадениях, событиях, требующих осмысления и разъяснений, я просто-напросто расскажу вам то, что знаю, и так, как я это знаю, и предоставлю вам самим во всем разбираться; и, пожалуйста, простите девяностолетней старухе ее провалы в памяти. Как сказал однажды стареющий поэт: «Я не помню всех подробностей, но те, что помню, я помню досконально». И, надеюсь, вы простите рассказчице — несомненно, субъективной — потребность говорить о себе в третьем лице, так словно она один из персонажей этой удивительной истории. В конце концов главное действующее лицо сего повествования — мой сын. Разумеется, он всем известен под именем Вилер. Под этим именем он прославился в начале 50-х годов, когда играл в бейсбол в долине Сакраменто в Калифорнии. О том, как ему досталось это имя, мы поговорим позже. В моем повествовании он будет Вилером.

Флора Зиммерман-Берден

Фэзер-Ривер, Калифорния, 2005 г.

ЧАСТЬ I

ВСЕ НА СВЕТЕ ВЗАИМОСВЯЗАНО

ГЛАВА 1

ПРИБЫТИЕ

Вилер Верден направился по адресу: Бергассе, 19, только на третий день по приезде в Вену. По крайней мере он ни словом не упомянул о более ранних визитах в своем дневнике, который вел с необычайной тщательностью почти с первой минуты своего прибытия. Первые дни в Вене он пытался, — если так можно выразиться, — справиться с восторгом перед блеском этого города, о котором столько знал, но где ни разу прежде не был. Однако вскоре на него навалились всевозможные проблемы, а в душе поселилось тяжкое ощущение собственной чужеродности. Вилер оказался вдали от дома без документов и без средств к существованию. Правда, до той минуты как молодой человек осознал всю серьезность своего положения, он, можно сказать, им наслаждался. Большую часть первого дня он пребывал в полном восторге от того, что оказался в этом поразительном, величественном городе. В конце концов это была Вена 1897 года. Как ясно из его дневника, в первый час своего пребывания в Вене Вилер мучительно пытался рассеять царивший в голове туман, прийти в себя и осмыслить свое положение; он напоминал человека, очнувшегося от долгого тягостного сна и от какого-то свалившегося на него несчастья, которое сам был не в силах вспомнить.

Первые минуты Вилер лишь тупо глазел на красивых мужчин в черных сюртуках и цилиндрах; элегантно одетых дам в длинных платьях, с талиями, затянутыми в корсеты, и четко обрисованными бюстами; армейских офицеров в ярких, украшенных регалиями мундирах, и рабочих, спешивших куда-то со свертками упакованных завтраков. По улицам, застроенным величественными зданиями — их мраморные фасады прославляли Вену конца девятнадцатого века, — ехали всевозможные экипажи, запряженные лошадьми.

Хотя Вилер Берден никогда не бывал в Вене, он не раз туда путешествовал в своем воображении. Благодаря присущим ему способностям к языкам он свободно говорил по-немецки и имел общее представление о том, как должен вести себя молодой человек в столице Австро-Венгерской империи конца девятнадцатого века. И то и другое было заслугой его мудрого старого ментора, Почтенного Хейза — которого мы вам еще представим, — и результатом тщательной подготовки. Действительно, по некоторым размышлениям вы скорее всего придете к выводу, что в отличие от многих других героев невероятных приключений Вилер к своему путешествию был готов.

Вскоре после прибытия, пытаясь суммировать первые впечатления, Вилер подробно опишет в дневнике свои самые первые минуты на Рингштрассе, широком великолепном бульварном кольце города, где он очнулся, витая между забытьем и реальностью. За свою жизнь он дважды был под наркозом: первый раз, когда ему ребенком удаляли миндалины, а второй раз в 1969 году, уже взрослым, когда ему оперировали селезенку, порванную разъяренным «чертовым ангелом» во время нашумевшей потасовки после рок-концерта. Однако на сей раз Вилер не лежал неподвижно в больничной палате, тупо моргая при виде стерильно вымытых стен и лиц медсестер, а медленно приходил в себя, шагая по прелестному широкому бульвару, изумленно взирая на изящно одетых прохожих и роскошные здания.

Впоследствии он вспоминал, как бесцельно бродил по городу, улыбаясь и глазея на эти поразительные сооружения в совершенном изумлении и восторге — так, словно тот же механизм, что перенес его в это сказочное место, заодно освободил его от всех земных треволнений.

Как Вилер догадался позднее, он начал свой путь возле Дунайского канала[Имеется в виду рукав реки Дунай длиной 17,3 км, который образует остров, где расположены два района Вены. — Здесь и далее примеч. пер.] и успел обойти почти половину старого города, прежде чем до него дошло, что он понятия не имеет, где находится и в какое время попал. Его привлек газетный киоск, он взял первую попавшуюся газету и только тогда понял, что это и есть тот самый город. Все его впечатления вели к неизбежному заключению, основанному на ярких описаниях Хейза именно этого времени и этого места, собранных в «Произвольных записках». Но в ту минуту Вилер, разумеется, был в первую очередь озабочен практическими вопросами. То, что он, по какому-то странному совпадению, оказался именно в том месте и в тех временах, о которых был так много наслышан, поразило его позднее…

В первую очередь следовало заняться своей одеждой. В то время как он глазел на венцев, те, в свою очередь, пялились на него, а это, учитывая его положение иностранца, могло быть чревато чем угодно. То, что на него глазели, как вам известно, для моего сына было не в новинку. Длинноволосый, с усами Дикого Билла Хикока, Вилер в середине 70-х пять лет подряд входил, по оценке журнала «Пипл», в десятку самых узнаваемых людей; как выразился один из его школьных учителей, Берден всегда был «своеобразным зрелищем». Проходя мимо, венцы с подозрением поглядывали на Вилера — конечно, не потому, что узнавали, как узнали бы современники, а просто любопытствуя, с какой стати этот сорокалетний, странно одетый мужчина оказался на Рингштрассе. В это прохладное утро рубашка с короткими рукавами казалась не только неуместной, но и малопривлекательной; во взглядах прохожих мелькало не только удивление — подозрение и даже угроза.

Поскольку непрошеное внимание было вызвано не дурной славой, а лишь странностью его вида — а в его положении анонимность была предпочтительнее всего прочего, — Вилер решил в первую очередь позаботиться о своей внешности.

И хотя более предусмотрительные люди — к примеру, его мать, — наверное, посоветовали бы ему семь раз отмерить, прежде чем отрезать, он решил действовать незамедлительно. И потому, добравшись по бульварному кольцу до района оперного театра, он совершил свой первый, оказавшийся судьбоносным поступок, запустивший в действие все последующие события и сделавший его раз и навсегда главным героем нашего повествования.

Через дорогу от здания оперы, у входа в отель «Империал», Вилер невольно остановился: его внимание привлек маленького роста слуга, который изо всех сил пытался вытащить из стоявшей коляски тяжелый дорожный сундук под неодобрительным взглядом владельца сундука, сердитого вида, спортивного телосложения молодого человека чуть старше двадцати. Этот молодой человек крайне заинтересовал Вилера, во-первых, своей вызывающей манерой поведения, а во-вторых, тем, что носил приблизительно тот же размер, что и мой сын. Незнакомец казался почти его копией — с той лишь разницей, что был более молодым, коренастым и атлетичным.

Не обращая ни малейшего внимания на Вилера, поглощенный разгрузкой багажа, молодой человек вдруг взорвался:

— Поторопись же, черт подери! Сколько мне тут торчать. — Он произнес это с явным американским акцентом.

Незнакомец сунул безуспешно сражающемуся с сундуком слуге несколько банкнот и записку с начерканными на ней крупными цифрами.

— Отнеси его в четыреста тридцать третий, — бросил он с высокомерием, которое покоробило Вилера. — У меня на час дел в американском консулате, — пробормотал атлет себе под нос в надежде, что его никто не услышит. — Думаю, даже тебе этого будет достаточно.

Вилер не был уверен, что именно подтолкнуло его к следующему шагу: грубость незнакомца или собственное отчаянное положение, — но с помощью этого шага ему суждено было справиться с его незамедлительной нуждой, при этом, следует заметить, навлекая на себя новые неприятности, намного серьезнее. Как бы то ни было, он стремительно сорвался с места, ринулся к заднему входу в отель и уверенным шагом стал подниматься по широкой служебной лестнице. Знаток тайных проникновений в здания и побегов из них, Вилер давно понял, что важно иметь самоуверенный вид. На лестнице ему повстречалась одетая в черно-белую униформу горничная. Едва она завернула за угол, Вилер подхватил кипу грязного постельного белья и продолжил свой путь вверх. Добравшись до четвертого этажа, он примостился на лестничной площадке, так чтобы сквозь щель в массивной двери наблюдать за номером 433, и принялся ждать, когда появится маленький слуга с багажом.