Рази не оставлял попытки вывести ее из комнаты, поэтому она с силой ударила его в грудь:

— Перестань меня отталкивать, Рази! Кому говорю!

Он странно и коротко охнул и незамедлительно отступил, подняв руки. Она воспользовалась возможностью и зашла обратно в комнату.

— Как он? — Она впилась глазами в Рази.

— Ему нужно принять ванну, — выдавил Рази, — у него… ужасно болит голова. Тебе нельзя его видеть, Винтер. Ему нужно какое-то время…

Тут Кристофер мягко позвал из своей комнаты:

— Рази!

Голос был едва слышен, но Рази тут же развернулся и метнулся в комнату. Винтер еще ни разу не видела, чтобы он двигался так быстро. Она стояла, вслушиваясь в их тихий разговор, и чувствовала себя сбитой с толку.

— Дай мне с ней повидаться… — Голос Кристофера был мягок, однако это была не просьба.

— Крис. Пожалей же себя…

— Мне необходимо ее увидеть.

— Я же уже сказал, с ней все в порядке.

А теперь Кристофер умолял все тем же мягким шепотом, и Рази не выдержал звучавшего в его голосе отчаяния.

Он вышел за дверь, встав так, что против света он казался лишь длинной узкой тенью.

— Заходи, — тихо сказал он.

Кристофер сидел у низкого столика, в окружении множества флаконов, бутылочек и полос ткани, а у его локтя стояла миска с горячей водой. Одет он был в просторный полосатый цветастый балахон, похожий на те, что носят бедуины, а грязные волосы были собраны на затылке. Шею он все еще держал неестественно прямо, дрожь не проходила, а заплывшие глаза были лишь немного приоткрыты.

— Винтер? — позвал он, с трудом шевеля губами.

— Да.

— Я тебя не вижу.

Она подошла ближе, ступив в освещенный круг. Похоже, он оглядывал ее с ног до головы, стараясь разглядеть в полумраке через отекшие веки.

— Они не сделали тебе ничего плохого?

Вопрос настолько ее поразил, что она не нашлась, что ответить. Он подался вперед и учащенно задышал, прищурив почти не видящие глаза, замычал от боли, которую это ему причинило. Она с трудом разобрала слова, когда он сказал:

— Ответь же мне. Ты должна мне сказать. Они не сделали тебе ничего плохого?

Она подошла еще ближе, сдерживая отвращение от ужасной вони:

— Нет, Кристофер. Никто мне ничего не сделал.

Сомнение, отразившееся на его лице, было очевидно. Добавив уверенности в голос, она повторила:

— Никто ничего плохого мне не сделал, Кристофер. Я провела мирную ночь, лежа в собственной постели.

На этот раз он поверил и облегченно улыбнулся разбитыми губами.

— Ахххх, — сказал он мягко, и в щелочках глаз блеснул отсвет свечей. — Это хорошо. Это чудесно…

— Я пойду, не буду мешать тебе принимать ванну.

Он судорожно кивнул и закрыл глаза, чтобы их не резал свет, осторожно, понемногу вдыхая воздух разбитым ртом. На мгновение боль завладела им без остатка.

— Зайти к тебе попозже?

Кристофер ничего не ответил, и девушка подумала, что он, должно быть, погрузился в забытье.

Она развернулась, чтобы уйти, и внезапно он проговорил настойчиво:

— Обещаешь? Ты ведь расскажешь нам… если они тебя обидят? — Почему он не оставляет расспросы? Винтер забеспокоилась, не бредит ли он. Кристофер продолжал: — Это… если ты не рассказываешь о таких вещах… — Его руки сильно затряслись под длинными рукавами балахона, и он прижал их к груди. Внезапно у него задрожали губы, а дыхание стало быстрым и сбивчивым, но он все же закончил фразу: — Они как будто превращаются в… личинок, живущих у тебя в голове. Если не скажешь… Они сжирают тебя изнутри.

— Клянусь, — ответила она. — Я клянусь, Кристофер. Никто и пальцем меня не тронул.

Рази схватил ее за плечо и вытащил из комнаты. Она позволила ему довести себя до потайной двери, прежде чем достаточно пришла в себя, чтобы протестующе поднять руку и оттолкнуть его.

— Что все это было? — прошипела она.

— Ничего, ничего. Я потом все объясню.

— Господи! Рази!

Он уже прямо-таки выводил ее из себя. Но весь ее гнев угас, когда он подавил всхлип и вжался головой в ее плечо, выпустив из себя краткий, неистовый выплеск безмолвных рыданий.

— О, Рази, — прошептала Винтер, обнимая его. — Все хорошо. Все хорошо, Рази. Все уже закончилось. Он в безопасности.

Внезапно он закашлялся и отпрянул от нее, вытирая лицо рукавом.

— Он все еще не в себе, — выдавил он. — Стражники не давали ему спать всю ночь, угрожая отправить его на дыбу. Один раз они даже… привязали… его… к дыбе… — Рази резко вдохнул, затем выдохнул и продолжил: — Оставили его… ждать инквизиторов, которые так и не появились.

Они отвернулись друг от друга, ослепленные кипящим гневом, а затем Рази тихо продолжил:

— Кроме него там были женщина и мужчина. Он слышал ее крики. Они сказали ему, что это ты. И он всю ночь думал, что та несчастная — это была ты.

Винтер почувствовала, как кровь отхлынула от щек. Что же ему пришлось пережить! А потом она подумала о женщине:

— Вдова Маркоса?

Она ощутила, что Рази кивает, стоя в тени возле нее.

— Они… Рази, они ведь не причинили ему никакого другого вреда, кроме…

— Никакого другого, кроме чего, Винтер? — Гнев, кипевший в Рази, наконец прорвался, и он напрягся и повысил на нее голос. — Ничего другого, кроме того, что мой отец пытался его убить? Кроме того, что его заточили в этом кошмарном месте? Ничего другого, кроме того, что его мучили всю ночь, пока он не лишился мужества от тревоги и страха?

— Рази Кингссон… — донесся из другой комнаты слабый голос Кристофера. — Я буду признателен, если ты воздержишься от слов «лишился мужества», обсуждая меня со столь очаровательной девушкой.

Это прозвучало настолько похоже на прежнего Кристофера, что оба не смогли удержаться от смеха. Рази прикрыл рот рукой, глядя на дверь в комнату своего друга лихорадочным, беспокойным взглядом. Винтер же внезапно сорвалась с места и вбежала обратно к Кристоферу.

Даже не думая о том, что делает, она просто подбежала прямо к нему и яростно обняла за плечи, заставив застонать и задохнуться от неудобства. А потом она поцеловала его в разбитые губы — мягко и быстро. После чего столь же стремительно отпрянула к двери.

Он коснулся ладонью рта. Из-за синяков и отеков выражение его глаз прочитать было невозможно, но на губах у него определенно была улыбка.

— Теперь попроси Рази продезинфицировать тебя, девочка. Я в данный момент просто кишу вшами.

— До встречи, Кристофер, — ласково сказала она и выскользнула в потайной ход, чтобы вернуться в комнату к отцу.

Общественное мнение

— Не думаю, что могу это сделать, папа.

— Почему нет? Ты привыкла общаться с другими мастерами. Ты часто ведешь вместо меня переговоры.

— Но ведь раньше ты всегда был рядом! Я не смогу говорить с ними один на один.

Лоркан повернул голову на подушке и посмотрел на нее с сочувствием и раздражением:

— Винтер! Все равно настанет время, когда тебе придется это сделать! Или ты собираешься оставить дела, когда я уйду?

Винтер рявкнула:

— Прекрати!

— Я серьезно! — Он полушутливо развел руками, но по напряженности в его голосе она заметила, что отец начал раздражаться. — Что ты собираешься делать, когда я умру, — повесить свой значок члена гильдии на стену и обратить себя ради какого-нибудь парня в кухарку и свиноматку?

Щеки Винтер вспыхнули огнем.

— Отец! — оскорбленно выдохнула она.

— Например, тот здоровяк сосед. Уж он-то каждый год будет тебя брюхатить, об этом можешь не беспокоиться. Здорово, а?

— Ну отец же! — воскликнула она, топнув ногой от смущения и ярости. — Хватит!

— Вот и перестань вести себя как девчонка! — вдруг закричал ее отец, побагровев от неподдельного гнева. — Ты хочешь, чтобы я умер от беспокойства? — кричал он. — Чем мы занимались все эти годы, если я так и не научил тебя справляться без меня? Господи ты боже мой! Винтер! — В его глазах она увидела страх. — Ну скажи, что ты можешь это сделать! Что тебе это под силу! Или… — Он умолк и вскинул руки в немом волнении. — Что… что тогда случится с тобой?

— Ладно, папа, ладно. — Она подошла поближе. — С мастером все будет в порядке, я полагаю. Но как справиться с подмастерьями?

— С мастером все будет лучше не придумаешь, — ответил Лоркан уже успокаивающим, мягким тоном. — Это Паскаль Хьюэтт, он хороший человек. И мой отец, и я много с ним работали. Он талантливый, знающий и всегда в курсе всего нового. К тому же он учтив. Обещаю тебе, как только ты покажешь, что справляешься с ситуацией, он всех подмастерьев построит.

Винтер стиснула руки и глубоко вздохнула:

— Чертовы подмастерья!

Углы рта Лоркана дрогнули, и в глазах промелькнула насмешливая искорка. Он ответил:

— Да уж, они любого достанут.

Винтер взглянула на него сухо.

— Ну же, перестань, — попросила она.

— Ты можешь, малышка. — Он кивнул, торжественно глядя на нее. — Ты сумеешь. И это всего на один день. Я буду с тобой завтра.

Винтер взглянула на его бледные губы и усталое лицо и неуверенно кивнула.

— Я знаю, папа.

— Ну так ступай.

Она глубоко вздохнула, разжала руки, выпрямила спину и вышла.

Когда Винтер покинула свои покои, у двери Рази шла бурная деятельность, она притворилась, что копается в поясной сумочке, но сама краем глаза наблюдала за происходящим.

Портной доставил целую кипу аккуратно сложенных пурпурных мантий. Рази принял их, как корзину гадюк. Он кивнул, отпуская портного, и проводил его взглядом, сжав челюсти, с грудой плащей под мышкой. Мимо него в коридор выходил пар от ванны Кристофера, так что Рази выглядел, как поджарый бог, спускающийся через облака.

Рядом ожидал паж, он кашлянул так, что Рази обратил на него взгляд своих опухших глаз.

— Его Величество добрый король Джонатон желает напомнить Вашему Высочеству, что вашего присутствия ожидают в палате совета во второй половине восьмой четверти.

— Скажи Его Величеству, что у меня есть другие дела.

Паж, казалось, такого ответа и ожидал и передал записку с личной печатью Джонатона. Челюсть Рази дернулась, он перехватил поудобнее тяжелые плащи, взял записку и одной рукой сломал восковую печать и разорвал конверт. Он быстро прочел письмо, после чего дыхание его участилось, а лицо покраснело.

Паж не мигая глядел на стену, пока Рази стиснул зубы, пытаясь сдержать свою ярость. Наконец он выдавил из себя короткое «Я приду».

Паж с облегчением поклонился и поспешил прочь.

Винтер перестала возиться с сумочкой и как ни в чем не бывало вышла вперед.

— Ваше Высочество, — проговорила она официальным тоном, но мягко.

Рази вскинул на нее глаза, и она увидела, что он едва может сдержать свои эмоции.

— Как поживаете? — спросила она беззаботным тоном, но взглядом сказала больше.

Он протянул ей письмо, которое оказалось очень коротким. Элегантным почерком Джонатона было написано только: «Главный инквизитор требует, чтобы вольноотпущенник Кристофер Гаррон из Хадрии оставался в его распоряжении для дальнейших бесед». Подписано было «Джонатон Кингссон III».

Винтер аккуратно сложила письмо и заглянула другу в лицо. Из покоев Рази доносился тихий плеск. Испорченная одежда Кристофера кучей лежала у их ног, запах от нее шел тошнотворный, несмотря на наполнивший воздух аромат лекарственных снадобий.

Винтер с трудом сглотнула. Хотя Рази смотрел прямо, он ее, похоже, вовсе не видел — юноша как будто погрузился в какой-то свой неведомый внутренний мир, населенный хищниками и затененный ужасами, видными лишь ему. Он прижал плащи к груди, сминая тщательно выглаженную парчу и бархатные воротники.

Винтер положила письмо на плащи.

— Ты их сомнешь, — сказала она и мягко протянула руку, чтобы разжать хватку, которой он вцепился в драгоценную ткань. Тогда Рази обратил свой взгляд на нее. Не обращая внимания на стражу, она не отпускала его руки и смотрела прямо ему в лицо с безоглядной, открытой улыбкой, полной привязанности.

Рази тяжело выдохнул и грустно улыбнулся в ответ, сжав ее пальцы. Он хотел что-то сказать, но нахмурился. Он вдруг опустил взгляд на ее руку. Глянул через плечо на наблюдающего за ними стражника. Посмотрел ей в лицо. А затем вдруг огляделся по сторонам во вполне оживленном холле и убрал руку.

Письмо задрожало и слетело с плащей на пол, Винтер наклонилась поднять его и положить обратно на папку. Когда она вновь взглянула на Рази, выражение его лица совершенно изменилось.

Глаза были полузакрыты, взгляд холодный. Он стоял очень прямо, с отчужденным видом.

— Этому надо положить конец, — твердо сказал он.

Винтер не поняла, что он имеет в виду.

— Увидимся вечером, — сказала она.

— Нет, — ответил он и отступил назад, кладя ладонь на ручку двери. — Я буду занят. — И он захлопнул дверь прямо у нее перед носом, даже не оглянувшись.

Она стояла перед дверью довольно долго, глядя на ее темные деревянные панели. Последние слова Рази льдинкой кольнули у нее в груди. Из комнаты не доносилось ни звука — полная тишина. Никакого разговора. Винтер знала, что ванна Кристофера у самой двери, справа, перед камином. Если бы Рази заговорил с ним, даже тихо, она бы услышала звук голосов, но стояла тишина. Либо Рази стоял молча и неподвижно по другую сторону двери, либо прошел мимо своего друга в другую комнату, не сказав ни слова.

«Накажи тебя Бог, Рази Кингссон, — подумала она и сама удивилась, какая горечь сковала ее сердце. — Накажи Бог тебя, и твои проклятые секреты, и твою привычку отталкивать друзей». В ребяческой досаде она ударила дверь ногой, а потом положила ладонь на дерево. «Вернись, — подумала она. — Вернись, выйди ко мне и обними».

Но, конечно, он не вышел, и наконец она ласково похлопала по двери, как хотела бы похлопать по плечу Рази, и направилась в библиотеку.

* * *

Винтер стояла перед дверью библиотеки, сердце колотилось в груди, щеки предательски покраснели. Инструменты неподъемным весом давили на плечо. Ей это не под силу! Она просто не сможет!

Она представила себе стайку гогочущих подмастерьев с той стороны двери и почувствовала, что желудок у нее выворачивается наизнанку. Она с полной уверенностью представила себе, как сейчас откроет дверь, споткнется, упадет, а потом ее вырвет прямо на ковер.

Винтер закатила себе пощечину, да такую, что от боли слезы из глаз брызнули. Она быстро вдохнула и задержала дыхание. Медленно выдыхая, она открыла дверь и ступила в комнату. Она не смотрела по сторонам, пока аккуратно не закрыла дверь. Как только щелкнула щеколда, она внезапно снова овладела собой. Щеки остыли, язык вновь обрел способность к речи, желудок успокоился. Она подняла глаза на группку парней перед ней и скользнула по ним холодным взглядом.

Их было пятеро. Двое на втором году обучения, трое — на третьем и еще один на четвертом году обучения, как и она сама. Никому из них не было дозволено носить зеленое, даже четверогодник носил простые черные шнурки, и никого гильдия не удостоила выплаты жалованья. В основном это были обычные, грубоватые, хитроглазые парни. Они повернулись, чтобы поглазеть на нее, — все, как один, сначала с удивлением, затем с издевательским смехом. Старшие мальчишки смотрели на нее с неприкрытым вожделением.

— Кто это к нам пришел? — шутовски воскликнул худой растрепанный мальчишка, разглядывая ее бедра и облизываясь. — Ты что, над нами подшутить решила?

— Кто тебе велел так одеться? — спросил маленький первогодок, чье недовольное личико даже заострилось от возмущения.

Винтер сглотнула. Она знала, что их мастер здесь, прячется где-нибудь в углу, делая вид, что не заметил ее прихода. Он, наверное, слушает, как она будет обращаться с его мальчишками, чтобы посмотреть, чего она стоит. Именно сейчас решается судьба отношений Винтер с его подмастерьями, и она должна все сделать правильно, ведь второго шанса у нее не будет.

— Может, ее прислали нам в подарок, — загоготал растрепанный мальчишка, ощупывая взглядом ее грудь. Его товарищи заулюлюкали и принялись пихать друг друга локтями под бока в дикарском восторге, хотя самому младшему из них было не больше семи-восьми лет.

Она оставила без внимания этот первый выпад и смерила каждого мальчика взглядом с ног до головы медленно, с холодной решительностью. Она уже подметила все, что ей надо было о них знать, но теперь воспользовалась старым отцовским трюком — останавливать взгляд на каждом мальчике, потом лишать его своего внимания, словно сочтя неважным. Она скользнула взглядом по первогодкам так, как будто они были недостойны даже ее презрения, и обратила внимание на подмастерьев третьего года.

Винтер намеренно начала с того самого, кто с ней заговорил: дерзкий, растрепанный мальчишка. Она нагло глянула прямо ему в лицо, опустила взгляд на знак гильдии на его рубахе, а затем на черные шнурки его ботинок. Добравшись до шнурков, она позволила себе слегка приподнять брови, как будто говоря: «Как, и это все?»

Затем она проделала то же самое с его товарищем, тощим веснушчатым пареньком с ярко-голубыми глазами и кривыми передними зубами. Он нахмурился от такого осмотра и покосился на подмастерье четвертого года, будто ища поддержку, и Винтер уже поняла, что именно со старшим мальчиком ей придется справиться, но сначала нарочито взглянула на шнурки третьегодника и отвернулась, насмешливо поцокав языком. Лишь тогда она обратила свое внимание на солидного мальчугана, обучавшегося четыре года.

Это был сутуловатый паренек среднего роста, лет семнадцати, с добродушным круглым лицом и густыми, шелковистыми каштановыми волосами, подстриженными, как и подобало ему при его статусе, под самым затылком. Пока его товарищи перекидывались шутками, усмехались и толкали друг друга в бок, он внимательно следил, не выступая вперед, а теперь разглядывал ее с осторожным интересом. Она рассмотрела его лицо, знак гильдии, ботинки. Она позволила себе одобрительно поднять брови, когда увидела желтый цвет его шнурков, и кивнуть. Хороший знак отличия, лишь на один уровень ниже зеленого. Она намеренно встретилась с ним глазами и перехватила его взгляд, направленный на ее кулон, знак одобрения гильдии. Его губы дрогнули, и он встретился с ней взглядом, сохраняя сдержанное выражение лица.

— Я не сомневаюсь, что ваш мастер оставил вам четкие указания и сейчас вы усердно трудитесь, выполняя его задание, — проговорила Винтер, обращаясь к нему, и только к нему. — Прошу прощения, что прервала вас. Прошу вас, вернитесь к работе, которую вам поручили. Мой мастер искренне желает, чтобы мы продвигались вперед.

Так она возложила на мальчиков тяжелый груз ответственности. Если их мастер не оставил им никаких инструкций, то это значило, что он ленив и неумел и его несвоевременный уход с рабочего места — серьезное нарушение его обязанностей. Винтер знала, что все подмастерья как один непослушны и недисциплинированны, но к своему мастеру относятся с невероятным уважением. Продолжить свои проказы значило бы бросить тень на человека, который давал им приют и стол, от которого зависело их будущее. Кроме того, они бы опозорили его перед подмастерьем другого мастера.

Старший подмастерье минуту кусал губы и изучал ее лицо, хмуря брови.

— Почему твой мастер не пришел сам? — спросил он.

Растрепанный парень вмешался в разговор — сейчас тон его был серьезным и вопросительным.