Лоркан еще лежал в постели, хотя было видно, что он успел встать, умыться и причесаться. Ночной горшок был пуст и вымыт — стало быть, сюда заходили горничные. Девушка задумалась, лежал ли отец в постели при них, но это было трудно себе представить. Скорее всего, он поднялся, выставил все ненужное за дверь спальни и заперся в ней, пока горничные не ушли.

Лоркан не заметил, как вошла дочь, и это встревожило Винтер. Он лежал на боку, подложив ладонь под щеку и глядя в окно с выражением, казалось, спокойным и безмятежным. Взгляд его блуждал по верхушкам апельсиновых деревьев, следуя за порханием бесчисленных разноцветных птичек, свивших гнезда на ветках. В его комнате пахло горячей чистой кожей, настойкой опия и апельсиновым цветом. Аромат был тяжелый и спокойный. Не пристало ей врываться сюда со своим одиночеством и эгоистичными слезами.

Винтер медленно отступила, ушла к себе в комнату, тихо умыла лицо и руки и причесала волосы, только после этого она снова зашла к отцу. На сей раз он увидел ее, сонно улыбнулся и чуть приподнялся в кровати.

— Доченька! — воскликнул он. Его хрипловатый голос был отрадой для ее слуха. — Как все прошло? — Он похлопал ладонью по краю кровати и тяжело откинулся на подушки.

Она справилась с желанием уткнуться лицом ему в плечо и выплакать одиночество и отчаяние. Но несмотря на это, только присела рядом с Лорканом и попыталась улыбнуться:

— Здравствуй, отец. Как ты сегодня?

— Рази все время вертелся тут, суетился… Несносный мальчишка. Скука смертная. Не отказался бы от пары свежих новостей и сплетен… — Его слова текли медленно, как густой мед, и Винтер покосилась на знакомый флакон коричневого стекла и полупустой графин воды у изголовья.

Она поправила одеяла и похлопала его по руке:

— Рази напоил тебя настойкой опия?

Лоркан вздохнул, улыбнулся мечтательно и блаженно:

— О да. Сказал, что я недостаточно расслаблен. — Он счастливо вздохнул. — Признаюсь, это чудесно. Боль ушла.

От того, как отец невольно проговорился о неотступной боли, у Винтер сжалось сердце. Она отвернулась, чтобы он не заметил жалости в ее глазах.

— Мне придется занять твое место на пиру сегодня, — проговорила она, чтобы хоть как-то нарушить тишину.

— О, тысяча чертей, — простонал Лоркан, проводя ладонью по лицу. — Что за испытание для тебя.

Он не прибавил ни слова, веки его тяжело опустились.

«Превосходно! — подумала Винтер. — Сколько сочувствия!» Она покосилась на коричневый флакон: «Может, и мне перед пиром приложиться? Чтобы проплыть через все церемонии, как на мягком, пушистом облаке…»

— Скажи, — начал Лоркан с ленивой, но веселой улыбкой, поворачивая голову на подушке, чтобы лучше видеть дочь. — Что ты думаешь о Паскале? А как тебе его ученики? Избалованные мальчишки? Подобострастные громилы? Не пришлось ли тебе применить силу, чтобы их обуздать?

Она вяло хихикнула, но тут отец разглядел заплаканные глаза, дрожащие губы, и его лицо живо выразило тревогу и заботу.

— Боже правый, — протянул он. — Что они такое натворили? Подожгли библиотеку? Испортили книги?

Тут Винтер и впрямь рассмеялась и хлопнула отца по руке. Он с любовью кивнул ей и взял ее ладонь в свою.

— Радость моя, — сказал он. — Мы это переживем. Это все лишь фарс. Нам только и надо, что уворачиваться от случайных снарядов и держаться до последнего.

— Папа…

Что-то в тоне дочери насторожило Лоркана, и он подождал, пока она не собралась с духом, чтобы заговорить.

«Ох, я не должна… — думала Винтер. — Не сейчас. Это будет нечестно. Он недостаточно окреп. Но придет ли время, когда отец достаточно окрепнет?»

— Король неправ, отец, — наконец сказала она.

Лоркан нетерпеливо пощелкал языком и попытался убрать руки, но Винтер сжала пальцы и заставила его встретить ее взгляд:

— Король поступает неправильно, отец. Когда ты сказал, что народ никогда не примет Рази, ты был прав. — Она покачала головой, вспоминая о подмастерьях. — Чего только не болтали эти мальчишки! — Она поглядела отцу прямо в глаза. — А что говорил мастер Хьюэтт! Совсем как Ширкен! Как будто мы снова оказались на Севере. Это было ужасно.

Лоркан понимал, о чем говорит дочь, — она увидела у него на лице грустное понимание.

— Они ищут виноватого, девочка. Ищут причину своих бед. Думают, что если им удастся найти причину и справиться с ней, то все их несчастья кончатся.

— Но они во всем винили Рази! И если бы только это! Они называли его язычником! Говорили о порядочных христианках. Я… не могу в это поверить. Когда это южане так говорили?

Лоркан усмехнулся и сжал ее руку:

— Винтер, не так давно южане жгли друг друга на кострах… — Борясь с вызванным зельем отупением, он прокашлялся и продолжал — мысли его двигались быстрее, чем язык. — Ты не представляешь… какие были люди… даже во времена моего деда. Они просто возвращаются к прежнему. Страх превращает людей в самых жутких тварей. Таковы люди. Ничего не поделаешь.

— Но виноват-то Джонатон! — Ее громкий возглас заставил Лоркана нахмуриться — он предупреждающе покосился на дочь. — Папа, не гляди на меня так! Виноват он. Он раздирает свое королевство на куски, а обвиняет в этом кого угодно, только не себя самого!

— Ты ничего не понимаешь…

— А ты понимаешь? Скажи, как ты это все понимаешь, а потом объясни мне. Объясни, почему наш добрый король отрекся от всего! От всего! Всей терпимости, всего прогресса, всего волшебства его королевства… От любимого, самого чудесного сына Альберона! А Оливер, отец? Оливер, его лучший друг, брат его сердца!

Услышав имя Оливера, Лоркан закрыл глаза.

— Перестань! — простонал он.

Винтер встряхнула его руку, заставляя открыть глаза:

— Король неправ, и ты это знаешь! Что бы это ни была за машина… — Лоркан поднял на нее внимательный взгляд, губы его сжались. «Не говори об этом! — молило его лицо. — Не говори этих слов!» — Что бы за штуку ты ни сотворил в молодости, как могла она вызвать такое?

Лоркан покачал головой. Он всегда избегал обсуждения этой темы с дочерью. Всегда. Но Винтер все равно настаивала.

— Что такое она совершила, раз заставила Джонатона лишить прав своего собственного наследника? Даже рискуя лишиться короны. Он с ума сошел?

Лоркан снова покачал головой.

— Не надо, — прошептал он.

— Если так будет продолжаться: виселицы, репрессии, mortuus in vita, — тогда все пропало. Мы станем такими же, как все остальные… — Винтер описала рукой круг, указывая окружающие королевства, наполненные ненавистью, ограниченностью и страхом. — Словно свеча погаснет в глубокой ночи.

Лоркан снова откинул голову на подушку и безнадежно устремил взгляд в потолок.

— Я думал, у нас получится, — прошептал он. — Просто ослепнуть, оглохнуть, онеметь — и пройти через это на другую сторону.

— А что будет на другой стороне? К чему стоит идти? — мягко спросила она. — Как ты думаешь, будет ли это, чем бы это ни было, стоить того, чтобы мы закрыли глаза? Ты-то сам захочешь жить здесь?

Между ними повис невысказанный вопрос: «Пожелаешь ли ты, чтобы я жила здесь без тебя? Одинокая женщина в таком же мире, как и тот, что мы оставили на Севере…»

— Чего ты хочешь от меня, девочка? — безнадежно спросил он. — Ты же видишь, что я бессилен.

Она наклонилась к нему с неуверенной улыбкой:

— Отец, я хочу, чтобы ты позволил мне разыскать Альби.

Он удивленно воззрился на нее и тут же засмеялся невеселым, лающим смехом:

— Это не пасхальные яйца в цветнике искать, девочка! Альберон не таится за панелями пиршественного зала и не прячется под кустиком в саду! Он где-нибудь в лесах, пустился в бега вместе с Оливером. Король ведь ищет его с собаками.

Она торжествующе откинулась назад и понимающе посмотрела на отца, плотно сжав губы:

— Ах вот как? И давно ты об этом знаешь?

Он вздохнул:

— Больше я ничего не знаю. Клянусь. Оливер бежал, как только Джонатон вбил себе в голову, что он хочет занять трон. Король объявил его предателем. Альберон вскоре последовал за Оливером, приняв его сторону.

— О боже! Неужели они действительно пытались захватить корону? Альберон и Оливер? Самые верные из всех подданных?

Лоркан нахмурился, глядя в потолок, — он, очевидно, так же не мог примириться с этой мыслью, как и Винтер.

— В это и впрямь трудно поверить, — задумчиво проговорил он.

— Ну что же, есть только один способ проверить! Кто ответит на этот вопрос лучше, чем сам Альберон?

— Ну хватит! — Лоркан отнял руку. Он с трудом сел прямо, опираясь на подушки, и встряхнул рыжеи головой, разгоняя дурман. — Довольно! — воскликнул он, подняв руку, предваряя ее возражения. — Положим, тебе удастся украсть коня и припасы из дворца… и тебя не поймают. Положим, ты пустишься в горы галопом и некоторое время проскачешь без того, чтобы тебя изнасиловали, обокрали или убили. И вдруг — ну надо же! — ты обнаружишь Альберона прямо на дороге — встал лагерем, варит себе уху! И какого черта ты тогда станешь делать? — Он смотрел на нее так серьезно, что она расхохоталась.

— После всех этих приключений? Я бы попросила у него перекусить, — ответила она.

— Боже милосердный! — Он всплеснул руками и откинулся назад, словно отчаявшись. — До чего же ты похожа на свою матушку!

— Вообще-то, — Винтер снова взяла его за руку, — я думаю, что и на папашу тоже.

Лоркан фыркнул:

— Ну все, замолчи. — Он взял ее руку и прижал ее к груди. — Ты все равно никогда его не найдешь, — тихо проговорил он. — Ты даже не знаешь, куда идти. Уж это-то меня не беспокоит.

— А если я найду, куда идти?

— Если бы ты нашла это место, тебе бы пришлось молчать об этом, как могила, Винтер. Потому что тогда ты вступила бы в заговор против короля.

Винтер сглотнула. «Измена!» — говорил он ей. Она совершила бы измену.

Они долго молчали. Лоркан глядел в небо, Винтер обдумывала свой следующий ход.

— Как твой хадрийский мальчик? — внезапно спросил Лоркан, вырвав Винтер из ее размышлений.

Она рассмеялась:

— Он не мой, папа! Перестань!

Его губы изогнулись в улыбке, глаза заблестели.

— И все равно пари держу, что тебе до смерти хочется узнать, как он поживает.

— Ну хватит! — Она выхватила у него руку. — Ты просто издеваешься! Не далее как сегодня утром ты меня им прямо-таки запугивал!

— Он играет в карты? — спросил Лоркан.

Вопрос так обескуражил Винтер, что она закашлялась от удивления и целую минуту не могла ответить.

— Он… что?

— Твой хадриец играет в карты? — повторил Лоркан медленно, подчеркивая каждое слово.

— Отец… — неуверенно проговорила она. — Кристофер себя не очень-то хорошо чувствует… Вряд ли он…

— Пойди спроси у него, — велел Лоркан.

— Что, прямо сейчас?

— Прямо сейчас. Мне невыносимо скучно лежать здесь весь день. Мне понадобится общество, пока ты будешь попивать мое пиво на пиру.

— Но…

Он махнул рукой:

— Ступай, ступай!.. Обещаю на деньги не играть… только для забавы.

Медленно поднимаясь, Винтер не спускала с него глаз.

— Да уж, — сухо ответила она. — Пожалуй, так будет разумнее.

— Ооох… — выдохнул он, осуждающе подняв брови, взгляд его был еще мутноватым. — Думаешь, он выиграет, да? Думаешь, не уступит?

— На мой взгляд, даже если Кристоферу Гаррону все мозги отбили, он сегодня обыграет тебя до нитки.

Лоркан слабо усмехнулся и махнул ей рукой:

— Это мы еще посмотрим!

Винтер покачала головой и направилась в тайный коридор, чтобы узнать, чувствует ли Кристофер себя в силах обставить ее отца в карты.

Ставни в покоях Рази были все еще закрыты от вечернего света, а свечи погашены, так что в спальне стояла глубокая тьма. Винтер почти ничего было не видно, пришлось на ощупь пробираться в полутьме среди разбросанных на полу обуви, вещей и многочисленных книг.

Спотыкаясь, натыкаясь на мебель и бормоча ругательства себе под нос, она все же преодолела проходную комнату и заглянула в дверь Кристофера. Ставни пропускали рассеянный свет, неяркий, но все же позволявший Винтер разглядеть комнату.

— Кристофер! — тихо позвала она и переступила через порог.

Он лежал на кровати на боку, поверх покрывал, свернувшись калачиком. Одет он был в свой длинный бедуинский халат, босые ноги закрыты полой одеяния, кулаки прижаты ко лбу. Вначале Винтер показалось, что он спит, но, подойдя к нему, она увидела, что полуоткрытые глаза его блестят в тусклом свете: он наблюдал, как она подходит к постели. Она слышала тихий звук его дыхания.

— Кристофер, — повторила она голосом, полным сострадания. — Как ты себя чувствуешь?

Он не ответил, но не отрывал от нее взгляда, когда она опустилась на колени у кровати.

К его щеке прилипла прядка влажных от пота волос. Винтер осторожно отцепила ее и заправила за ухо. Он закрыл глаза от ее прикосновения, но сразу же раскрыл их и снова уставился на свои руки, как будто с закрытыми глазами ему становилось плохо. Он осторожно сглотнул.

— Очень болит? — спросила она, хоть все было ясно и так.

Его губы дрогнули в подобие улыбки — но ямочек не было видно из-за жуткого синяка, который расползся на всю щеку.

— Все боюсь, что голова отвалится, — прошептал он.

— Ты ничего не принимал?

— Отвар ивовой коры.

Винтер фыркнула — он с таким же успехом мог выпить молока: при такой боли отвар помогал не лучше.

— А гашиш? А настойка опия?

— Эх, если бы… — простонал он с тоской, — но Рази боится, что я слишком скоро засну. Сказал, мне нужно подождать.

— Чего подождать? — воскликнула она. Это казалось просто жестоким!

Кристофер усмехнулся ее негодованию и сразу же задохнулся и снова вздохнул:

— Наверно, хочет убедиться, что мои мозги не превратились в желе. Всего лишь до заката.

Винтер покосилась на ставни. День клонился к вечеру, ждать осталось недолго. Она наклонилась, чтобы рассмотреть изуродованное лицо друга, опустив свою голову почти на кровать рядом с его голыми руками. Его горячая кожа источала особый запах.

Ее рыжие волосы, рассыпавшись по покрывалу, запылали в мягких лучах солнца, проникавших сквозь ставни.

— Как полированный каштан, — вздохнул он. Его горячее дыхание пахло пряностями, как и кожа, и она закрыла глаза и глубоко, бездумно вдохнула.

— Э… — начала она, резко открыв глаза. Что она хотела сказать? — Рази… оставил отцу немного настойки опия, Кристофер. Хочешь, он с тобой поделится?

Парень закрыл глаза от боли и благодарности:

— О да, пожалуйста.

Она поколебалась и проговорила:

— Отец послал меня спросить, не сыграешь ли ты с ним в карты, чтобы провести время.

— Хорошо, — покорно прошептал он, не открывая глаз, и Винтер усомнилась, что он действительно понял, о чем она спрашивает. А может, он подумал, что должен развлекать Лоркана в обмен на опий?

— Это не обязательно, Кристофер. Если хочешь, я могу принести лекарство сюда.

— А как бы хотелось тебе — чтобы я остался здесь или зашел к твоему отцу? — Это был простодушный вопрос, без следа обиды или горечи. Он заслуживал такого же прямого ответа.

— Мне бы хотелось, чтобы ты зашел к отцу, — ответила она, и он улыбнулся решительной улыбкой, от которой на потемневшей от синяка щеке наконец-то появился след прежней ямочки.

Чтобы поднять Кристофера с постели и довести до тайного коридора, потребовалось много времени, но Винтер это все же удалось. Юноша прихватил с постели две большие подушки, и Винтер поддерживала его, обнимая за талию, пока он ковылял, доблестно стараясь не двигать ни головой, ни шеей.

— Постой тут, — прошептала она, оставляя его у секретной двери в ее покои. Она вошла, закрыла все ставни и зажгла в комнате у отца несколько свечей.

Увидев ее, Лоркан привстал в постели.

— О! — воскликнул он. — Неужели он согласился? — Он неуклюже наклонился к ящику в тумбочке у кровати.

— Бог ты мой, — воскликнула Винтер, когда он едва не свалился на пол, и толкнула его на постель, прежде чем он успел упасть и удариться головой.

Лоркан откинулся на подушки, усмехаясь, а Винтер вынула из ящика его шкатулку с картами и сунула ему, отправляясь за Кристофером. Отец сразу же раскрыл шкатулку и стал неуверенной рукой доставать свою колоду.

Кристофер ждал у тайной двери терпеливой тенью. Винтер обняла его за талию и повела вперед. Помогая Кристоферу войти в комнату, она заметила, что Лоркан глядит на них — улыбка померкла на лице отца, когда он увидел следы жестоких побоев Джонатона.

Винтер знала, что Лоркан — человек практичный, часто расчетливый, а иногда прямо-таки безжалостный, но все же увидела, как почти осязаемая ярость вспыхнула в его глазах, когда он увидел изуродованное Джонатоном лицо Кристофера.

— О боже, мальчик… Ты уверен, что…

Кристофер отмахнулся от встревоженных расспросов и осторожно сел на край кровати Лоркана. Он неловко повернулся всем телом, пытаясь посмотреть на Лоркана, не двигая шеей.

— Подвиньте малость ноги, — прошептал он, и Лоркан отодвинулся к стене, уступая ему место.

Кристофер, глубоко вздохнув, осторожно взобрался на кровать, а Винтер подложила подушки ему под спину. Он медленно подобрал ноги и наконец сел напротив Лоркана, опираясь на противоположную спинку кровати, и откинулся на подушки со вздохом. Он долго сидел так, напряженный и неподвижный, прикрыв глаза.

Винтер следила за тем, как он устраивается, затаив дыхание и сжав руки. Она встретилась с отцом взглядом над темной головой Кристофера, и Лоркан выразительно покосился на опий.

— Я смешаю тебе лекарство, — сказала она, похлопав Кристофера по плечу, и занялась флаконами и графином на столике Лоркана.

— Было бы здорово, — прошептал Кристофер. Затем он осторожно выпрямился и взглянул на Лоркана: — В-во что играем? — Лоркан колебался, и Кристофер махнул ему рукой. — Ну же, что у вас есть? Ф-французская колода?

— Она самая. — Лоркан показал крупные, украшенные картинками карты. — Как насчет пары партий в пикет? — предложил он.

Кристофер пожал плечами.

— Тогда понадобится отобрать лишние карты, — сказал он, и оба переглянулись. Они сидели неподвижно, от усталости ни у того, ни у другого не было сил начать.

Винтер протянула Кристоферу стаканчик разбавленной настойки:

— Я разберу колоду, если хотите, но только прямо сейчас — мне пора переодеваться к ужину.

Кристофер осторожно выпил микстуру, откидываясь назад всем телом, чтобы не изгибать шею. Винтер пальцем придержала дно стакана, пока он допивал. Она взяла пустой стакан — он, шумно выдохнув, выпрямился и медленно вытер рот.

— Давай в нодди, — наконец выдохнул он, и Лоркан удовлетворенно хмыкнул:

— В нодди так в нодди. Начинай ты, — проговорил он и с трудом выудил по две карты на каждого сверху колоды.

Винтер покачала головой, глядя на обоих. Оба внимательно изучали карты, будучи едва в силах отличать одну масть от другой, не то что подсчитать очки.

— Господь нас сохрани, — пробормотала она и вышла к себе в комнату, умыться и переодеться.

Пока Винтер готовилась к ужину, разговор их стал громче, и, когда она оделась, между ними продолжалась непрерывная, хоть в основном и односложная беседа.

Сгущались сумерки. Скоро придется спуститься в зал. Винтер закрыла глаза. Пропади оно все пропадом! Она вздохнула и села на край кровати. Провались оно! Она легла поперек покрывала, так что голова свесилась с другой стороны. Черт!