Она кивнула.

— Никаких слез, — согласилась она и сделала глубокий вдох.

Они оглянулись при звуке открывающейся двери Лоркана — Кристофер выглянул из спальни. Они встали и подошли к нему.

— Заснул мертвым сном, — прошептал Кристофер.

— Крис, — сказал Рази. — Ты должен быть готов к отъезду завтра ранним утром. Я все еще не уверен, что отец не попытается тебе помешать.

Кристофер кивнул и взглянул на Винтер.

Рази вздохнул:

— Пора нам всем спать.

Кристофер снова кивнул и ушел в комнату Лоркана.

— Кристофер! — резко окрикнул его Рази. — Ты должен лечь прямо сейчас!

— Я ночую здесь, — ответил Кристофер, указывая на подушки.

Рази нетерпеливо фыркнул.

— Тебе нужно выспаться хорошенько, чтобы завтра не мешкать! — потребовал он. — Иди к себе в постель!

Кристофер вдруг переступил через порог, положил ладони на грудь Рази, нахмурившись, посмотрел ему в лицо и твердо и тихо сказал:

— Слушай, в сотый раз тебе повторяю, Рази Кингссон, я не ребенок. Я ночую здесь, на этих подушках. — Он схватил Рази за рубашку и тихонько потряс, не отводя взгляда. — Разговор закончен.

Лицо Рази смягчилось, он кивнул. Кристофер улыбнулся ему.

— Понимаешь, — тихо проговорил Рази. — Я не уверен… что смогу выбраться завтра… отец…

В глазах Кристофера на секунду показалась скрываемая боль, но он понимающе похлопал друга по груди. Не успел Кристофер отстраниться, как Рази схватил его за руку и прижал ее к сердцу с торжественным лицом и полными слез глазами.

— Богом тебя заклинаю, Кристофер. Будь осторожнее… пожалуйста.

— Стоит мне вырваться из-за этих стен, друг, и я пущусь бежать, как самый быстрый заяц. Они меня никогда не найдут.

Рази вдруг подался вперед, обнял Кристофера и прижал к себе. Кристофер без стеснения обнял его в ответ. Так они стояли долго — Рази прижался щекой к макушке Кристофера, Кристофер приник лицом к плечу Рази.

Потом они расстались.

— Постарайся прийти завтра, — вдруг проговорил Кристофер нетвердым голосом.

Рази кивнул без особой надежды и направился к тайной двери. Когда он замешкался в темноте, в которой были видны только его блестящие глаза, Винтер подняла руку в знак прощания. Он улыбнулся ей дрожащими губами и закрыл за собой панель. Кристофер прислонился к стене, повернув голову к тайной двери, глаз его было не видно в сумерках.

— Пора спать, Кристофер.

— Ага, — он перевел взгляд на нее. — А ты встанешь завтра меня проводить?

Она горячо закивала.

— Спасибо, — шепнул он и устроился на подушках спиной к огню, лицом к Лоркану.

Переодевшись в ночную рубашку, Винтер еще долго стояла перед своей постелью, холодной и чистой в голубоватом свете луны, а потом стащила с нее одеяло и отправилась в комнату Лоркана.

Кристофер испуганно вздрогнул и приподнялся, когда она вернулась. Его лицо было залито слезами, которые он стал смущенно вытирать рукавом. Винтер молча расположилась на подушках, лежавших между Кристофером и камином.

— Спасибо, — прошептал он, когда она накрыла его одеялом. Потом она устроилась за его спиной, залезла под одеяло и поправила подушки.

Некоторое время они лежали так, Кристофер спиной к Винтер, а она на боку, подложив под щеку ладонь. Оба смотрели, как спит Лоркан.

Через некоторое время Винтер подвинулась ближе и обняла Кристофера за талию. Она прижалась щекой к его спине и закрыла глаза. Рука, лежащая на животе Кристофера, расслабилась, Винтер уже начала засыпать, когда он взял ее ладонь в свои и прижал к груди. Так она и заснула, греясь о его длинное худое тело, чувствуя на руке его странную ладонь с недостающим пальцем, чувствуя, как воцаряется на душе мир и спокойствие, когда он прижимает ее ладонь к сердцу.

Первое прощание

Луна села, а солнце еще не взошло, когда Винтер проснулась. Еи было тепло и уютно на мягких подушках — она не сразу поняла, где она. Потом вспомнила спальню Лоркана, смех, вкусный ужин и дружескую беседу. Эту ночь она проспала с Кристофером бок о бок.

Кристофер уже встал. Ночью Винтер, должно быть, повернулась во сне лицом к камину и теперь лежала тихо и глядела на его вырисовывающуюся в сумерках на фоне пламени стройную фигуру. Лишь через несколько секунд она увидела, что он уже одет и совсем готов к отъезду.

«Ах, Кристофер! Так скоро?»

Он, с внимательным лицом, налил воды из большого чайника в серебряный чайничек Рази и закрыл крышку, не замечая, что она следит за ним. Она увидела, как он раскладывает в чайные чашки мед и ломтики лимона. Сердце Винтер сжалось, когда она заметила, что он готовит четыре порции. Похоже, Кристофер не хотел отказаться от надежды, что Рази сможет к ним присоединиться.

Он был одет в дорожный костюм — темную куртку с длинными рукавами, прикрывающими его руки до костяшек, черные брюки для верховой езды и сапоги до колен с прочными подошвами. На бедрах у него был дорожный пояс с кошельком, патронташем и пороховницей, с небольшим круглым щитом и странным ножом — такого Винтер еще никогда не видела. Она разглядела и рукоятку его черного кинжала, который торчал из правого сапога.

Кристофер аккуратно положил по ложке в каждый стакан, собираясь разливать чай. Винтер нахмурилась, следя за его точными, аккуратными движениями.

В нем было что-то очень странное. Но что же?

Мягкие волосы Кристофера, обычно наполовину скрывавшие лицо, были сурово и гладко зачесаны назад. Он туго завязал их тонким черным шарфом. Его узкое лицо казалось старше. Улыбчивый рот, живые глаза выглядели теперь решительными и опасными. Он до ужаса отличался от улыбчивого лентяя, к которому она привыкла. Если бы Винтер встретила этого человека на улице или в таверне, она бы проверила свой кошелек и ни за что бы не поворачивалась к нему спиной.

Винтер глядела, как Кристофер размешивает чай. Его жесткое, холодное лицо повернулось теперь к свету, и во внезапном порыве гордости и печали к Винтер пришел ответ. Это, поняла она, маска Кристофера.

Стоя на коленях перед огнем, готовя чай к своему прощальному завтраку, Кристофер мысленно был уже в пути. Он предчувствовал время, когда ему одному, без защиты, предстоит путешествовать по опасным дорогам на юг, и уже надел шкуру такого человека, к которому прежде, чем приставать по дороге, дважды подумаешь. Один взгляд на это лицо — и забываешь, что это всего лишь худой и бледный парень с искалеченными руками, без друзей и спутников.

При этой мысли Винтер вжалась щекой в подушки и закусила губу — так сжалось сердце от внезапного страха за него.

Кристофер, все еще пребывая в счастливом неведении о ее пристальном взгляде, вытащил из кармана салфетку и расстелил у очага, в салфетке оказалось одно из вчерашних печений. Несколько секунд он стоял на коленях, пристально глядя на него. Огонь бросал отблески на его тихо шевелящиеся губы. Затем он аккуратно разломил печенье на четыре части и поспешно, будто вспомнив о том, как быстро летит время, одну часть съел сам, одну бросил в огонь, третью положил в карман, а с последней частью в руке встал и подошел к постели, в которой крепко спал Лоркан.

«Колдовство! — подумала Винтер с испугом, но сразу же побранила себя: — Ты слишком долго жила на Севере, Винтер Мурхок. Заразилась тамошними суевериями».

Винтер видела, как Кристофер поцеловал оставшуюся часть печенья и аккуратно прикоснулся ею к губам Лоркана. Он сделал это так осторожно, что Лоркан не пошевелился во сне. Затем Кристофер спрятал свое приношение Лоркану под подушку и выпрямился, задумчиво глядя на друга.

Винтер это показалось невыносимо трогательным — она нарочно повернулась на другой бок, чтобы Кристофер понял, что она не спит. Он повернул к ней голову, и лицо его сразу преобразилась — по-кошачьи лукавая улыбка, веселые ямочки на щеках. Глаза его ожили.

— Доброе утро, девочка, — прошептал он. — Я тебя разбудил?

Она с улыбкой покачала головой.

— Ты молился, Кристофер?

Он удивленно глянул на нее, затем улыбнулся, с любовью и грустью глядя на Лоркана.

— Можно и так сказать, — признал он со смешком. — Много времени прошло с тех пор, как я в последний раз совершал этот ритуал… но мне показалось, что это нужно сделать именно сейчас.

— Кристофер — странное имя для язычника, — тихо заметила она.

Он сдвинул брови, услышав слово «язычник», но почти сразу же смягчился и усмехнулся:

— Меня так назвала мать. Не думаю, что это слово что-то значило для нее, просто красиво звучало. — Он снова опустил глаза на Лоркана и задумчиво пробормотал: — Хотя, может, она и была христианкой, кто знает?

Он отвел от лица Лоркана прядь волос и снова повернулся к огню. Так странно было слышать, какими громкими и четкими стали теперь его шаги в сапогах с жесткими подметками. Он присел у огня и налил две чашки крепкого, черного, как смола, чая, как принято у турков.

— Держи, — шепнул он, протягивая ей чашку.

Они пили чай в непринужденном молчании, в тишине раздавалось лишь потрескивание огня. Винтер трудно было грустить: ей не верилось, что Кристофер уезжает. Сидеть здесь, в тишине и спокойствии, поджав под себя ноги и закутавшись в одеяло, казалось так… правильно. Кристофер сидел на скамеечке перед очагом, вытянув перед собой скрещенные ноги. Он смотрел на спящего Лоркана, а Винтер разглядывала его профиль. Кристофер держал чашку с чаем под подбородком, вдыхая пар с ароматом лимона, и невозможно было понять выражение его лица.

— Винтер, — вдруг прошептал он.

— Да?

Он взглянул на нее — лицо его показалось темным на фоне огня, глаза блестели.

— Я рад, что ты будешь с отцом, когда ему придет время умирать.

Эти слова прозвучали так прямо, без всяких прикрас и уловок, что у Винтер на секунду сжалось горло. Не зная, что сказать, она только глядела на него большими глазами, а он продолжал:

— Нет, не так уж рад, конечно… но для Лоркана будет гораздо лучше, если ты будешь рядом. И за это я тоже благодарен, потому что я его очень полюбил. Знаешь что… — Он, казалось, обдумывал что-то некоторое время, потом поставил чашку рядом с собой у очага и снова повернулся к ней, подавшись вперед, положив локти на колени. — Винтер, нас с отцом захватили работорговцы в небольшой деревне на голльской границе. Нашу труппу пригласили туда играть на свадьбе. Мы должны были прожить там неделю, но нас обманули. Когда мы добрались до деревни, она уже была захвачена оборотнями, которые пришли за своими седьмыми… — Он умолк, взглянул на нее неуверенно: — Ты… ты понимаешь про седьмых?

Винтер кивнула, во рту у нее пересохло. Она знала об этом обычае. Господи! Волки-Гару! Злобное, неуловимое племя кочевников. Чума северных пустошей! Они набрасывались на деревню, пировали там дней пять, свободно пользуясь едой, домами… и женщинами. Через семь лет они возвращались, чтобы выбрать самых сильных и выносливых из детей, родившихся от этого союза. Горе народу, который не передавал им седьмых. Этот обычай был в силе много поколений. В некоторых деревнях это стало считаться честью — Волков приветствовали пирами, отцы сами предлагали им дочерей. Винтер содрогнулась.

— Но, Кристофер, — прошептала она. — Я не знала, что Волки торгуют рабами.

Блестящие глаза Кристофера встретились с ее глазами, и он проговорил полным значения голосом:

— Люди много чего о них не знают… Например, люди думают, что всех седьмых Волки-Гару принимают в свое племя, но это не так, большинство из них потом продают в рабство. — Он покосился на Лоркана, затем на Винтер и продолжал тихим голосом: — В той деревне не было седьмых, чтобы им отдать, — единственный малыш умер от оспы… — Кристофер наклонил голову и развел руками. — Поэтому деревенские предложили им нас. Свадьбы не было — нас пригласили в подарок Волкам. Великолепную труппу Гаррона, которая славилась во всей Хадре своей музыкой и песнями.

— Ох, Кристофер… Я… Это так…

Он пожал плечами и махнул рукой, как бы говоря: «Это не имеет значения». Он снова взглянул на Лоркана:

— Нас в труппе было шестеро. Все очень талантливые. Большинство из нас… — Он помолчал. — Большинство из нас… были красивы. Деревенские поняли, как только взглянули на нас, взглянули на девушек… сразу поняли, что получат хорошую награду… Потому они с нами и условились.

Холод, воцарившийся у Винтер в груди при упоминании Волков-Гару, спустился в живот. Она пыталась помешать себе увидеть всю глубину смысла за скудными словами Кристофера.

— Сколько тебе было лет, Кристофер?

— Мне было тринадцать… или уже четырнадцать?.. Точно не помню. Знаешь… — он вскинул на нее глаза, озадаченно нахмурившись, будто это до сих пор было ново для него, — пока этого не случилось, у меня была такая хорошая жизнь. Я был самый счастливый парень на свете, все было так здорово…

Несколько минут он сидел неподвижно, устремив взгляд в пространство, потом встряхнулся и тихо продолжал:

— От Голлис до Марокко путь неблизкий. Настала зима. К тому времени они по дороге набрали нас немало… Они называли нас «товар». Товар. Где-то… кажется, где-то в срединных землях это случилось… Нас связали одной веревкой — мы переходили болото. Через болото шла длинная пустынная дорога. На многие мили ни души. Мили и мили — и ни души… Только снег. С отцом что-то случилось. Он схватился за живот… — Кристофер прижал руку к животу и скривился, показывая, что случилось. Винтер страдальчески поморщилась и подалась к нему, чтобы взять его за руку, но он только пожал ее пальцы и убрал руку, будто не мог продолжать, когда она его утешает. Голос его звучал до странности спокойно, без эмоций. — Живот у отца так разболелся, что он не мог дальше идти. А потом нести его мы тоже не могли, потому что ему было слишком больно… — Он некоторое время помолчал, затем с усилием продолжал: — Его отстегнули от общей вереницы и оставили у дороги на снегу. Он свернулся в клубок. Он… плакал. Я не мог ему помочь.

— О, Кристофер… — Она снова потянулась к его руке, но он отстранился, вздохнув и подняв руку, словно прося ее замолчать. Он покачал головой и отвернулся.

— Слушай… — прошептал он. — Слушай, я только хочу сказать… Тебе повезло. — Только тут он взглянул ей в лицо, встретившись с ней внимательным взглядом.

Она чуть отстранилась, внутри у нее похолодело. Он что-то подозревал. Кристофер подозревал, что она собирается уехать, и пытался убедить ее не делать этого.

— Ты себя никогда не простишь, девочка, — продолжал он, глядя ей прямо в глаза, — если не будешь с ним рядом. Этого не изменишь. Второго шанса не будет. Это все, что я хочу сказать. Второго шанса не будет. — На секунду он задержал на ней взгляд, затем кивнул и похлопал ее по руке. — А теперь мне пора, — тихо проговорил он.

Винтер сидела, вытаращив на него глаза, сложив руки на коленях, слишком ошеломленная и пораженная, чтобы что-либо сказать.

Кристофер встал, чтобы собрать вещи. Когда он был уже готов — в куртке, с седлом и упряжью за плечом, — то встал у двери, поставив свои вещи, и неуверенно взглянул на нее. Он тихо спросил:

— Ты на меня сердишься, девочка?

Винтер бросила на него пораженный взгляд. Кристофер стоял в дверях Лоркана, готовый к отъезду, с несчастным лицом. Все время, пока он собирался, она сидела как камень, и теперь он думал, что она…

Она вскочила на ноги и проскользнула мимо него в гостиную.

— Сейчас накину капот, Кристофер. Подожди меня.

— Нет-нет! — прошептал он с тревогой. — Тебе нельзя — я пойду по тайным коридорам, ты не сможешь найти путь обратно.

Она остановилась в дверях:

— Я по апельсиновым деревьям влезу в окно, если понадобится, Кристофер Гаррон, но ты не уйдешь один, я все равно помашу тебе на прощание.

Она накинула капот, надела мягкие туфли и пристегнула кинжал на пояс. Когда она поспешила обратно в гостиную, то увидела, что Кристофер стоит у двери Лоркана, неотрывно глядя на ее отца, который все еще спал крепко, как ребенок, повернувшись лицом к огню. Кристофер поставил на столик у его кровати чашку чая, от которой плавно поднимался пар.

— Надежда на прочное счастье — вот что нас убивает, правда? — тихо проговорил Кристофер, не отрывая взгляда от Лоркана. — Если бы только мы могли избавиться от этой глупой иллюзии, от убежденности, что на этот раз нам удастся остаться. На этот раз все будет навсегда. Тогда все мы были бы намного счастливее.

Винтер застыла на секунду, старясь не позволить этим словам впиться ей в сердце и заставить ее разрыдаться.

— А с ним ты попрощаешься? — спросила она.

— Не хочу его будить.

Винтер поколебалась. Она была не уверена, что это правильно — уйти вот так, но Кристофер нагнулся и снова вскинул седло на плечо, а упряжь — на руку. Он поднял тележку и обернулся, готовый идти, ожидая, что она откроет тайную дверь.

Она открыла дверь и шагнула в коридор, намереваясь пропустить его вперед, ведь дорогу показывать придется ему. Но он не пошевелился, и она недоуменно подняла глаза. Он еще стоял в дверях у Лоркана, огонь очага бросал беспокойные тени на его лицо. Он глядел сквозь нее, как будто был за тысячу миль от темного коридора.

— Кристофер, — прошептала она.

Он вдруг уронил седло и упряжь на пол и бесшумно вернулся в комнату Лоркана. Винтер бросилась за ним и остановилась в дверях со слезами на глазах.

Кристофер упал на колени у постели Лоркана и настойчиво, тревожно тряс его за плечо.

— Лоркан, — шептал он, — Лоркан, я уезжаю. Лоркан, мне пора ехать, проснись!

Лоркан ахнул, открыл свои зеленые глаза и испуганно начал: «Кто?..», непонимающе глядя в лицо Кристофера.

Кристофер попытался что-то сказать. Он оскалился и чуть ссутулил плечи, будто от боли в груди. Он схватил руку Лоркана и прижал ее к губам. На глазах его выступили крупные слезы, задрожали, но не пролились.

— Я уезжаю, — выговорил он наконец, не отрывая глаз от лица Лоркана. — Мне пора.

Лоркан заморгал, все еще, очевидно, не понимая, в чем дело. Он озадаченно глядел в лицо молодого человека, будто не понимал, кто он.

— Кристофер, — выдохнул он.

— Ага… — Уже без слов Кристофер все сжимал руку Лоркана и глядел ему в лицо.

Лоркан, похоже, не понимал, что происходит, зеленые его глаза остались туманными и почти сразу же закрылись. Кристофер с дрожащими губами глядел, как сон вновь овладевает его другом. Постепенно дыхание Лоркана снова стало ровным и тихим.

У Кристофера вырвался отчаянный стон, слезы еще стояли у него на глазах, он дрожал всем телом. Трясущимися руками он прижал руку Лоркана к груди. Его глаза широко раскрылись, и дрожащие слезы вдруг вырвались, оставив на лице две блестящие дорожки. Он судорожно вздохнул. Винтер видела, как отчаянно он борется за то, чтобы сохранить самообладание. На минуту ей показалось, что сейчас он снова примется трясти отца, чтобы все же разбудить его и попрощаться по-настоящему.

Но Кристофер вдруг разжал руки, выдохнул — долгий, дрожащий вздох — и с трудом сглотнул. Его руки еще тряслись, когда он положил руку Лоркана на одеяло, но лицо было решительно — он вновь овладел собой.

Кристофер нагнулся и нежно поцеловал Лоркана в щеку.

— Я уезжаю, — прошептал он. — Я хотел, чтобы ты знал. Храни тебя Бог, Лоркан Мурхок, и да не оставит Он тебя на твоем пути в лучший мир.