— И ты все время объявляешь себя моим другом? — надменно вопросила я, поднимаясь, чтобы уйти.

— Объявишь мне, когда он объявится! Позвонишь, когда он тебе позвонит! — крикнул Себ мне вслед. Он продолжал хихикать.

— Я тебе позвоню, когда он позвонит! — крикнула я в ответ, уже дойдя до ворот парка.

Чуть позже, посреди одной из моих дневных встреч, у меня зазвонил телефон. Мой клиент, китайский бизнесмен, с помощью переводчика искавший персонал для своей неуклонно расширяющейся компании, жестом показал мне, чтобы я ответила на звонок. Вежливо улыбнувшись, я покачала головой, но надпись «Неизвестный номер» подогрела мой интерес. После еще трех сигналов предприниматель взглянул на меня умоляюще: можно подумать, он прямо-таки упрашивал меня отозваться.

— Извините, — произнесла я и вышла. Ну держитесь. Если это не что-то важное, я вам покажу.

— Эмили Грандбок, — сказала я, проведя пальцем по экрану айфона и поднеся аппарат к уху.

— Грандбок? — переспросил голос в динамике.

— Да. Чем я могу вам помочь?

— Неудивительно, что они не стали помещать вашу фамилию на бедж. — Он засмеялся.

По шее у меня явно поползла краснота, снизу вверх. Ее сполохи добрались до моих щек.

— К сожалению, в данный момент у меня деловая встреча. Могу я вам перезвонить?

— Не помню, чтобы у вас был такой шикарный аристократический выговор. Или вы всегда так по телефону?

Я промолчала, но улыбнулась.

— Ладно, перезвоните, — разрешил он. — Это Адам, кстати. Адам Бэнкс.

Он думает, что я дала свой номер какому-то несметному количеству мужчин?

— Пришлю вам эсэмэску, — добавил он. — А то вдруг мой номер у вас не высветился.

— Благодарю вас. Я постараюсь в ближайшее время с вами связаться.

Я отключилась, но успела услышать его смешок.

Остаток встречи я толком не могла сосредоточиться и даже поймала себя на том, что норовлю свернуть ее раньше времени. Впрочем, я не хотела перезванивать ему слишком быстро: иначе он подумает, что я прямо рвусь с ним пообщаться. Поэтому, когда переводчик сообщил, что клиент желал бы показать мне свое новое офисное пространство, находящееся несколькими этажами выше, я с благодарностью ухватилась за это предложение.

Неделю спустя, во время нашего совместного обеда, мне пришлось объяснять Адаму, почему в тот раз я перезвонила ему только через три часа.

— И вы всерьез предполагаете, что я клюну на такую басню? — спросил он недоверчиво.

— Ну вот честное слово. Я не из тех, кто нарочно оттягивает разговор, просто чтобы показаться крутым. Может, часок и могла бы заставить вас понервничать. Но три? Это уж просто грубо. — И я рассмеялась.

У него появились морщинки у глаз: он сдерживал улыбку.

— И вы застряли в лифте? И все это время там проторчали?

— Да. Три реально длинных часа. С человеком, который почти не говорит по-английски. И с двумя суперумными телефонами. Как выяснилось, ни одному из них не хватает ума позвать на помощь.

Он поперхнулся своим совиньон-блан и, брызгая вином, заметил:

— Вот вам и китайская техника.

Когда я месяц спустя познакомила Адама с Себом, мы успели встретиться с ним (с Адамом) еще восемнадцать раз.

— Ты что, серьезно? — простонал Себ, когда я третий вечер подряд заявила, что не могу с ним увидеться. — Когда ты сможешь и меня вписать в свой график свиданий?

— Только вот не надо этой ревности, — поддразнила я его. — Завтра вечером — как тебе?

— Если только он не попросит тебя о еще одной встрече, да?

— Обещаю, завтрашний вечер — твой и только твой. — Хотя даже в этот момент, произнося эти слова, я чувствовала некоторое огорчение.

— Ладно. Чем займемся? — спросил он не без обиды в голосе. — Тут вышел фильм — по книге, которую мы оба когда-то обожали.

— «Виноваты звезды»? — Я не думала ни секунды. — Мы с Адамом сегодня вечером идем.

— А-а.

Я почувствовала его разочарование, и мне тут же захотелось отвесить себе пощечину.

— Ничего страшного, — проговорила я с напускной бодростью. — Я завтра еще раз схожу. Книга была потрясающая, значит, и фильм должен быть классный, правда? Мы с тобой просто обязаны вместе его посмотреть.

— Ну, если ты так уверена… — Казалось, настроение у Себа немного улучшилось. — Смотри там, не слишком им наслаждайся со своим дружком.

Случайности — тонкая штука. Когда мы сидели в кино, я слишком отчетливо осознавала, что рядом Адам ерзает в своем кресле, то и дело поглядывая на экран телефона.

— Что ж, очень милая сказочка, — заключил он, когда часа через два мы вышли на улицу.

— Тебе-то хорошо, — заметила я, хлюпая носом и стараясь понезаметнее высморкаться в салфетку. — А мне завтра опять все это переживать.

Он остановился и повернулся ко мне:

— Почему так?

— Потому что я обещала Себу пойти с ним.

Адам вопросительно поднял брови.

— Мы с ним оба очень любили эту книгу и всегда клялись, что, когда снимут фильм, мы пойдем на него вместе.

— Но ты его уже увидела, — заметил он. — Работа сделана.

— Я знаю, но это такая вещь, которую мы с ним хотели сделать вдвоем.

— Мне нужно познакомиться с этим Себом, который пытается тебя увести, — произнес он, притягивая меня к себе и, чего уж там, вдыхая запах моих волос. Потому что он ткнулся в них носом.

— Если бы он был натурал, для тебя возникли бы серьезные проблемы, — засмеялась я. — А так тебе не о чем переживать.

— Все равно давайте все вместе соберемся как-нибудь вечерком на той неделе. Обсудим достоинства и недостатки глупого фильма, который мы только что посмотрели.

Я нанесла ему шутливый удар по руке, а он поцеловал меня в макушку. Казалось, мы с ним уже давным-давно, но восторг от того, что он просто здесь, рядом, до сих пор пузырьками носился у меня в крови, словно наполняя огнем каждый нерв. И я не хотела, чтобы это ощущение когда-нибудь исчезло.

Еще слишком рано было строить уверенные прогнозы, но во мне росло нечто такое, чего никто не мог разглядеть, какая-то незримая часть меня, которая надеялась, что у нас с ним происходит нечто особое. Мне не хватало храбрости (а может, глупости), чтобы распевать со всех доступных крыш, что Адам — «тот самый, единственный», но мне нравилось, как все это ощущается. Ощущалось это необычно — в том смысле, что совсем не походило ни на что предыдущее. И я скрестила все возможные пальцы, надеясь, что моя интуитивная догадка окажется верной.

Нам друг с другом было комфортно — не до той степени, чтобы я оставляла дверь в ванную нараспашку, но я уже не так безумно волновалась, подходит ли лак для ногтей к оттенку помады. А ведь в моей жизни было мало молодых людей, которые задерживались в ней достаточно надолго, чтобы увидеть, как эти цвета перестают у меня гармонировать.

— А не слишком ли рано применять себометр? — спросил Себ, вытирая глаза, когда двадцать четыре часа спустя мы с ним выходили из того же кино. — Еще ведь даже месяц не прошел?

— Большое спасибо, ты всегда в меня вселяешь такую уверенность, — мрачно отозвалась я. Признаться, я тоже всхлипывала (как и вчера), но, поскольку я была с Себом, это не имело значения. Я взяла его под руку, объединяя нас в этой грусти по поводу финала.

— Я не хочу показаться пессимистом, но тебе не кажется, что у вас все как-то слишком интенсивно? Такие штуки обычно не длятся долго. Ты с ним видишься почти каждый вечер. У вас очень быстро началось — но, может, быстро и прогорит? Не забывай, я-то знаю, какая ты.

Я улыбнулась, хотя меня немного задело его — разумеется, совершенно несправедливое — предположение, что у нас с Адамом просто мимолетный романчик.

— Нет, Себ, я никогда такого раньше не чувствовала. И мне нужно, чтобы ты с ним познакомился. Потому что мне кажется — возможно, это превращается во что-то серьезное. И мне важно, чтобы он тебе понравился.

— Но ты же знаешь, что получишь очень честную оценку, — заметил он. — Ты к этому готова?

— Думаю, он тебе придется по душе, — ответила я. — А если нет — притворись, что пришелся.

Он рассмеялся:

— А есть какие-то запретные темы? К примеру, рассказ о том, как ты предлагала мне жениться на тебе? Или о том, как на концерте Take That ты кинула в музыкантов своими трусами?

Я тоже засмеялась:

— Ну и что, можешь про все это рассказывать. И вообще говори что хочешь. Нет ничего такого, о чем он не должен знать.

— Погоди. — Себ наклонился и издал такой звук, будто его вот-вот стошнит. — Ага, теперь получше. Так о чем мы говорили?

— Тебе известно, что ты умеешь жутко доставать людей? — спросила я со смехом.

— А ты бы сама не захотела, чтобы я вел себя по-другому.

— Если серьезно, он довольно сдержанный тип, так что вряд ли ты сумеешь его так уж легко ошеломить.

Да уж, сдержанность Адама меня всегда поражала. Температура его ледяной выдержки приближалась к абсолютному нулю. В его мире все всегда спокойно и под контролем — что-то вроде моря без всяких волн. Он не злится, когда перед нами мучительно медленно тащится машина, которую невозможно обогнать. Он не обзывает «Юго-восточные железные дороги» всеми возможными эпитетами, когда листопад на путях вызывает задержки поездов. И он не винит соцсети во всех бедах Земли. «Если тебе не нравится то, что они выкладывают, зачем ты туда вообще ходишь?» — спрашивал он, когда я жаловалась, что мои школьные друзья постят каждое слово, срыгивание и испускание газов, произведенные их дитятей.