Глава I

Тёмная фея

Над головой тёмной феи, отмечая её путь через лесную чащобу, кружила чёрная воронова стая. С каждым шагом деревья смыкались всё плотнее и плотнее. Лес тоже был живым существом — двигающимся, дышащим. Зелёные побеги, оплетая всё на пути тёмной феи, взбирались до самых верхушек крон, укрывая её густеющим сумраком. В темноте Малефисенте лучше удавалось держать цепкие ветки на безопасном расстоянии. Она, наверное, и сама не понимала этой стороны своей магии, но вполне научилась ею пользоваться. Вопреки слухам, растения вовсе не были полностью подвластны её воле. Да ей и самой доводилось слышать, будто она способна управлять природой — скажем, натравливать страшный лес на своих врагов. Она же, по правде говоря, видела в этих сказках лишь мрачную иронию. Природа давно прокляла её — за прошлые грехи. И с тех пор сделалась её врагом. Здешний лес не исключение.

И хотя Малефисенте удавалось сдерживать натиск леса в сумраке, она вовсе не была так уж уверена, что справится с угрозой, если отважится выступить из-под тени лесного полога. Кто знает, сумеет ли она, выступив на яркий солнечный свет, одолеть эти живущие своей жизнью растения.

Пока же она с удовлетворением наблюдала, как яркая изумрудная зелень блекнет и отступает, съёживаясь от жара, исходящего от её посоха. Новые плети уже тянулись к деревьям на соседних утёсах, оплетая их, стягивая вместе в ощетинившееся листвой враждебное войско.

Для любого леса нет угрозы страшнее, чем огонь.

Тёмная фея захохотала и метнула в сплетение веток зелёную молнию. Ветки в ужасе отпрянули. Она только и ждала, чтобы лес дал ей предлог подпалить его — ах, как это было бы приятно! Но сейчас ей следовало обуздать свою страсть к разрушению — сегодня у неё есть цель, так что отвлекаться не следует.

В это путешествие Малефисента пустилась с большой неохотой: очень уж ей не хотелось покидать Спящую красавицу и влюбленного принца, появление которого грозило сорвать все её планы. Несколько дней назад принцесса уколола палец о веретено — именно так, как гласило проклятие Малефисенты. И Малефисента тут же приказала своим приспешникам похитить принца Филиппа и доставить его в казематы её замка, чтобы он уж точно не добрался до уснувшей беспробудным сном принцессы. Никак нельзя допустить, чтобы мальчишка вмешался в её искусно выстроенные планы. Но даже после всего этого тёмная фея не могла обойтись без сторонней помощи. Ей нужны были ведьмы — достаточно могущественные, чтобы укрепить заклятие и не дать Спящей красавице проснуться во веки вечные. Малефисенту вполне устроит, если Аврора навсегда останется в стране снов. А для этого ей придётся наведаться в королевство Морнингстар.

Она предпочла бы достичь его своим самым любимым быстрым способом — в виде пламени, но сейчас ей хотелось, чтобы ведьмы в замке заранее знали о её приближении. Пусть они ещё до её появления успеют как следует погоревать об утрате морской ведьмы и сестричек. Если же она нагрянет внезапно, рассуждала Малефисента, все слишком перепугаются, чтобы задумываться о причине её визита. Поэтому она решила добираться до королевства не торопясь, в сопровождении своей любимой вороновой свиты. Лесной полог сделался уже таким плотным, что она не видела птиц над своей головой, однако её магия была достаточно сильна, чтобы она могла обозревать свой путь их глазами. Этот её магический дар нравился ей больше всех остальных: благодаря ему она как будто сама отрывалась от земли и парила в небесах, глядя на мир с высоты. Но держаться нужного направления она могла и без всякой магии — сердца ведьм притягивали её к себе, сияя, как маяки среди теней сгинувших величайших колдуний.

Диаваля Малефисента послала вперёд, к замку. Пока он кружил над башнями, она видела его глазами, какие разрушения произвела в нём Урсула. Вся покрытая останками морской ведьмы, древняя крепость словно пульсировала от осязаемой жгучей ненависти. Малефисента никогда не любила Урсулу и не слишком горевала о её гибели. В сущности, она была уверена, что без этой жадной до власти ведьмы со вздорным нравом существование многих королевств на суше и в море только улучшилось. Урсула подвергла риску жизни всех, создав такое опасное заклятие, что сестрички до сих пор страдают от его последствий.

Малефисента не умела заглядывать в будущее, как некоторые ведьмы и феи, зато она отлично разбиралась в характерах. Она сразу почуяла огромную силу Урсулы и не сомневалась, что морская ведьма предаст сестричек. Жаль, что они так и не вняли предостережениям тёмной феи. Когда-то Малефисента любила сестричек всей душой, но со временем они стали для неё вроде чудаковатых родственников, которых она терпела с большим трудом и всячески старалась избегать. Теперь ей стоило большого труда вспомнить, какими они были когда-то и как она их любила. Ведь это чувство — любовь — превратилось в бледное воспоминание.

А может, это и к лучшему. Сестрички превратились в сплошную помеху — стали беспокойными и надоедливыми, да и, похоже, с годами совсем выжили из ума. Она давно уже не ощущала их присутствия — ни в мире вокруг, ни в собственном сердце, — а тут вдруг прониклась к ним родственными чувствами, о которых уже успела и забыть. Она всё пыталась вспомнить, каково это было — беспокоиться, заботиться о них… Да хоть о ком угодно, если уж на то пошло. Но у неё ничего не вышло. А сестричек уже можно окончательно вычеркнуть из её жизни — слишком уж они теперь далеко, даже её магия до них не достанет. При этой мысли Малефисенте почти взгрустнулось. Почти.

Грусть… Этого чувства она не испытывала так долго, что уже и память о нём стала зыбкой, как растаявший сон. А сестрички, считай, там сейчас и находятся — в мире снов, навеки утратившем связь с миром яви.

Скитаются в нём одни-одинёшеньки…

Малефисенте и думать не хотелось, на что похож этот мир и какие сны видят в нём сестрички. Разве мир снов не скрыт в самых тёмных, самых потаённых глубинах разума? Вряд ли ей дано понять, какие сокровенные тайны открылись теперь сестричкам в их новой реальности. Она зябко повела плечами при одной мысли, какие кошмары их могут окружать. И вдруг ей стало любопытно — а могут ли они встретиться там с Розой, проникнув в её собственный уголок страны снов?

«Да пусть они провалятся в самый Аид, эти сестрички — с их зеркалами, заклинаниями, с их безумием! Они обязаны были спасти их дорогую младшую сестрёнку!»

Но старая королева в зеркале сумела выразиться лучше.

«Как и многие из нас, Малефисента, эти мерзкие сёстры просто неспособны рассуждать здраво, когда в опасности оказывается их семья».

Малефисента тогда посмеялась над старой королевой Гримхильдой. Уж ей ли толковать с Малефисентой о семье!.. Однако тёмная фея сдержала все просившиеся на язык острые слова, не решившись заговорить со старой королевой о её дочери Белоснежке, которая сейчас вполне благоденствует как правительница собственного королевства.

Даже думать об этом Малефисенте было тошно.

На что она вообще похожа, такая волшебная жизнь, когда тебя не трогают ни беды, ни раздоры, сокрушившие столько других королевств? А ведь это всё заслуга старой королевы, не так ли? Каким-то образом сейчас её магия сделалась ещё сильнее, чем в те времена, когда королева была жива. Она сумела дотянуться из-за завесы, отделяющей мир мёртвых от мира живых, и теперь заботливо хранила свою дочь и всё её семейство. Может, для Гримхильды это искупление за то, что она пыталась убить Белоснежку, когда та была ещё совсем юной. Гримхильда заняла место своего отца в волшебном зеркале и навеки стала рабыней Белоснежки, подобно тому, как отец Гримхильды был её рабом. Отныне она обречена быть защитницей и охранницей Белоснежки, не зная ни минуты покоя — стеречь её сон по ночам, оберегать от любых невзгод её детей и внуков. Одним словом, неустанно заботиться о счастье своей несносной дочурки и её потомства.

Любовь Гримхильды к дочери не давала Малефисенте покоя, всё время напоминая о себе как неослабевающее подозрение, что это должно как-то тронуть её сердце. Однако Малефисента всё время загоняла его поглубже — туда, где гнездились другие такие же подозрения. В её воображении все они выглядели как обломки мрачного могильного камня, и её то и дело занимала мысль — как вообще возможно таскать в себе такую тяжесть.

Сестрички как-то поведали ей, что Гримхильда испытывает непрестанную боль. Наверное, старая королева ощущала её в себе как острые зазубренные камни, режущие её изнутри. Малефисента и сама не знала, что хуже — тяжесть её груза или боль, терзающая Гримхильду. Сестрички наверняка сказали бы, что и то и другое способно уничтожить своих носительниц. Но Малефисента считала, что её бремя словно даёт ей опору и равновесие. Не будь этой привычной муки — как знать, возможно, её просто развеяло бы по ветру.

Сестрички порешили, что Белоснежку и её семейство лучше оставить в покое, чтобы не злить Гримхильду. Но как бы ни была могущественна королева, а сны её дочери ей не подвластны.

Сны принадлежат добрым феям. А ещё — трём сестричкам.