Рус молча протянул ей кубок и Феодора, ни слова не говоря, снова выпила его весь в несколько жадных глотков. Устало выдохнула, возвращая кубок обратно.

Однако девочка перенервничала гораздо больше, чем кажется, подумал Рус. Да и до сих пор переживает.

Он хотел бы ее как-нибудь подбодрить — ведь они оба — собратья по несчастью и, в его понимании, должны поддерживать друг друга! Но вот чем ее ободрить он не нашел и решил просто промолчать.

Рус пошарил по каюте глазами и поставил кубок на полку, к своей радости увидев в ней несколько существенных углублений — кубок как раз входил в один из них на треть, и значит его можно держать здесь, и он не упадет при качке и не прольется. Очень удобно, особенно когда захочется пить ночью.

— Разрешили его оставить в наше пользование, — ответил он на ее удивленный взгляд.

Феодора равнодушно кивнула. Вышла в коридор и направилась к корме в самый его конец. Открыла дверцу, за которой оказалось очень маленькое помещение с дыркой в полу, в которую пробивался солнечный свет и даже долетали брызги волн. Гальюн — догадался Рус и тоже почувствовал сильные позывы.

Вот интересно, слуги господ тоже могут ходить туда, или у них что-то свое, подумал он, в то время как Феодора закрыла за собой дверь.

Впрочем спросить об этом он мог только у Хорива, а тот — спал. И Рус, стоя в дверях каюты, принялся покорно ждать, когда выйдет его госпожа, и он сможет занять ее место.

— Я снова хочу выйти на палубу, — произнесла Феодора, дождавшись, когда юноша вышел из туалета. — Составишь мне компанию?

Рус кивнул и молча направился к выходу. Федора, придерживаясь от качки за стены, пошла следом.

Только вышли на палубу, как ее тут же сильно качнуло и она быстро ухватилась за поручни лестницы, ведущей наверх, на мостик.

И Рус, быстро придержав ее за локоть, поднял глаза и просто обомлел — на палубу вышла совсем другая женщина. Более роскошная, более уверенная, более взрослая и более утонченная. Этакая аристократка в десятом поколении. С добрыми наивно-честными, доверчивыми глазами.

Феодора замерла у двери. Небрежно обвела палубу искренне-наивным взглядом. Потом посмотрела налево, на бескрайние морские просторы.

Какое-то время она смотрела вдаль, в глубокую синеву бесконечного моря, при этом придерживаясь за поручни. Потом она решительно направилась на нос корабля, причем ее ноги все больше и больше принялись забирать в стороны, словно у симпатичного медвежонка — чтобы не упасть, — поражая Руса, который шел следом, своей беспомощностью при такой небольшой качке.

Наконец она остановилась, ухватившись за один из тросов, крепящих мачту. Обернулась к Русу. Он все понял и быстро приблизился, подставляя ей свой локоть. Знойная красавица тут же ухватилась за предложенную помощь.

— Однако, — только и сказала она, поморщившись.

Они поднялись на небольшое возвышение, к самому бушприту — Рус знал название этой деревянной балки, выступающей на носу судна — часто доводилось плавать по Славутичу (будущий Днепр). Здесь Феодора двумя руками вцепилась в канатные леера.

Сопротивляясь болтанке корабля и глядя на бесконечную синеву перед собой, и на чаек, стремительно бросающихся в волны, девушка азартно раздувала ноздри.

Наконец повернулась к Русу, который, впрочем, тоже крепко держался за ближайшие канаты.

— Пойдем обратно, — сказала Феодора.

И он, перехватывая руками то, за что можно было ухватиться, медленно развернулся и, держась левой рукой за ближайший канат, протянул Феодоре локоть правой руки. И она тут же быстро, двумя руками ухватилась за него, чему-то улыбаясь. В этот момент корабль ухнул вниз, провалившись между двух волн, и Феодора, все также улыбаясь, еще сильнее вцепилась в его руку, навалившись всем своим телом на юношу, и ему пришлось изрядно напрячься, чтобы удержаться на ногах.

Женщины, что с них возьмешь, — только и подумал он, расставляя ноги пошире.

Впрочем эта тяжесть была ему приятна, особенно, когда ее грудь вдавилась в его предплечье. И, причем, вдавливалась довольно долго, и все сильнее и сильнее. И с каждым таким вдавливанием ему, на удивление, было все приятнее и приятнее. И это его удивляло, так как из его опыта общения с женщинами было известно — как только овладел ею, интерес к ней существенно пропал. Пропадала женская тайна, женская загадка. А здесь почему-то все совсем другое.

Феодора собралась было войти внутрь сарайчика, но, вдруг замерев, посмотрела на лестницу, ведущую наверх. И, отпустив Руса, решительно ухватилась за единственное перило, и ловко взлетела вверх. Рус даже поразился — так быстро подняться по лестнице он бы не смог.

Наверху Феодора замерла, вцепившись в ограждение, которое на этот раз оказалось крепким, деревянным, а не веревочным, как везде.

С удовольствием оглядываясь, она радостно сверкала глазами, пока Рус поднимался по лестнице.

Какое-то время Феодора с интересом оглядывала морские просторы и ветер раздувал ее густые смоляные космы. Впрочем она старательно не отрывалась он перил, слегка наклонившись вперед, и кормчий с еще более сильным интересом косил на нее свои глаза, и Рус снова только усмехнулся про себя — когда Феодора на людях, она ведет себя так, что буквально все мужчины пялятся на нее. В каюте с Русом она — совсем другая.

— Ну все, к себе, — наконец произнесла Феодора.

Рус первым ступил на лестницу. Быстро скатился вниз. Протянул руку, но девушка только поморщилась и ловко спустилась следом.

Юноша открыл дверь палубного сарайчика и Феодора грациозно вошла внутрь кормовой надстройки.

Оказавшись в своей каюте Феодора тут же плюхнулась на узкую кровать.

— Боже, как мне скучно! — воскликнула она и внимательно посмотрела на Руса.

Юноша только пожал плечами, прикрывая за собой дверь. Впрочем не используя засов — зачем?

— Море — не по мне, — несколько виновато произнесла молоденькая девушка, глядя на Руса снизу вверх и быстренько поправляя свою одежду, чтобы как можно меньше было видно оголенных участков тела.

— Это все — временно, — снова пожал плечами юноша, невольно глядя на то, как закрываются ее ноги и грудь. — Со временем ты привыкнешь. А сейчас лучше поспи. Сон — лучшее лекарство от качки.

Кроме сна делать здесь было больше нечего. Сам Рус с удовольствием проспал бы с месяц, отсыпаясь за все время своего рабства.

Он посмотрел на девушку, беспомощно и как-то даже растерянно взирающую на него.

— Ляг рядом, — вдруг скомандовала она, слегка прижимаясь к стене и освобождая узкую полоску кровати. — Мне так будет спокойней.

И Рус лег рядом, тупо глядя вверх, в деревянный потолок каюты и видя, как прогибаются доски под ногами кормчего. Руки он строго держал по швам. Закрываться простынкой не стали — было уже достаточно жарковато.

— Рус, а ты вообще владел женщинами? — вдруг спросила она.

Юноша удивленно повернулся к этой молоденькой девочке.

— Довольно часто, — сухо ответил он. — Особенно с пленницами.

И она с интересом посмотрела на него, быстро приподнимаясь на локте.

— Да?! Ты их насиловал? Избивал? Издевался? Они в слезах и стоя на коленях молили тебя о пощаде? — с еще большим интересом поинтересовалась Феодора. Ее яркие карие глаза вдруг засверкали странным колдовским блеском.

— Да просто тупо драл, — пожал он плечами. — В основном, чтобы просто отомстить. За своих погибших товарищей.

В сумраке каюты она вдруг протянула правую руку и быстро провела по его щеке. Рус снова в удивлении посмотрел на девушку.

— А ты интересный, — произнесла она, загадочно блестя глазами. — И в тебе есть что-то такое… мужественное… мужское… — добавила Феодора, грациозно выгнув спинку и по-кошачьи мягко прижавшись к нему.

И сердце Руса вдруг учащенно забилось. И сам он отчего-то заволновался и даже вспотел.

Конец ознакомительного фрагмента