Я отматываю реальность к моменту нашей первой встречи. Вадим Викторович тогда вернулся после семи лет отсутствия, собрал на совещание всех топ-менеджеров группы и основных бизнес-единиц и объявил, что планирует вернуться к управлению своей бизнес-империей, но ещё не определился, в какой именно роли. Он заявил тогда, что пока принимает на себя роль советника президента группы компаний, то бишь моего как бы помощника, и планирует за какое-то время вникнуть в то, как сейчас обстоят и вообще ведутся дела.

Вместе с ним в нашей компании появился некто Телёнкин — вертлявый долговязый ассистент Вадима, выполнявший его личные поручения. На лице его постоянно висела, как приклеенная, ехидная и даже глумливая улыбочка. Одет он был всегда чёрт знает как, хотя и показушно старался придерживаться делового стиля. Но обычно на нём были надеты несочетающиеся вещи. То малиновый пиджак с жёлтыми брюками, то оранжевый жилет с серыми шароварами в клетку…

На той же встрече топ-менеджмента Вадим представил Викторию как своего партнёра в бизнесе и в жизни, который везде будет с ним и к которому следует относиться так же, как к нему самому. Вот он — момент представления её команде руководителей. Наши глаза встречаются. Я остановил это мгновение и смотрю на самого себя со стороны. Что произошло со мной в тот момент? Как устроена эта магия любви? Включаю медленное воспроизведение. Я непроизвольно вздрагиваю, зрачки расширяются, голова вежливо кивает в ответ на представление Виктории. Тогда я увидел не обычную любовницу, фаворитку или содержанку. Я тогда увидел… До сих пор не понимаю, как это объяснить… С одной стороны, я испытал довольно мощное отвращение, почему-то решив, что Виктория — обычная любовница Вадима, но с другой стороны, мне было всё равно. Многие так делают, в том числе и я сам. Что в этом такого? А ещё я почувствовал пустоту у себя в груди. Как если бы маленькая дырочка появилась в сердце, словно от пули. Она будто сигнализировала, что отныне всё будет иначе. И с того момента пустота внутри расширялась и углублялась, пока не заполнила всю мою грудь и не поглотила меня в тот роковой день двадцать девятого февраля. Я увидел тогда… Нет, мне тяжко об этом вспоминать… Я стал перематывать и просматривать все наши встречи.

Виктория с Вадимом стали приходить на все совещания. Они лишь наблюдали со стороны и тихо перешёптывались. Иногда к ним зачем-то, семеня ногами, подбегал Телёнкин, что-то шептал на ухо Вадиму, и тот в ответ всегда улыбался. Но даже сейчас, перематывая эти сцены вновь и вновь, я не могу услышать, о чём конкретно они тогда шептались. Как же мне мешает этот белый свет, исходящий от них! Странно, но Телёнкин вообще не излучал никакого света. Будто обычное тело человека, но никакого свечения.

Спустя некоторое время Вадим с Викторией стали ездить в командировки по всем нашим бизнес-единицам. А через два месяца Вадим объявил, что Виктория теперь руководит проектом развития нашей собственной операционной системы управления, основные принципы которой нам всем предстоит сформировать вместе в ближайшее время. «Наш холдинг будет работать на основе системы балансировки интегральных принципов, которая называется “ТВОЯкратия”, а мы будем называть её “Тундрократия”, — так заявил тогда Вадим. — А пока Виктория проведёт подробный анализ и индивидуальные подготовительные встречи с каждым членом команды».

Мы впервые увиделись с ней наедине спустя целый месяц после её назначения. Я перемотал картинку на момент нашей первой индивидуальной консультации. Мы сидим в переговорной комнате, из окна открывается ставший уже привычным мне великолепный вид на столицу Забории с её хаотичным смешением архитектурных стилей всех времён и эпох. Вот здание в стиле конструктивизм, рядом готический собор, чуть дальше высотка в стиле хай-тек, около которой — рубленый расписной терем.

Виктория притащила в переговорную двух своих кошек. Они были в огромной сумке-переноске с отдельным входом в отсек с кошачьим туалетом. Серую кошку шотландской породы зовут Таисия. А белую британскую — Снежинка. Виктория иногда надевала на них шлейки с поводками и выходила с ними гулять в небольшой сквер рядом с Сити. Но в тот день кошки вальяжно развалились прямо на столе, а Виктория тем временем задаёт мне вполне обычные вопросы: «В чём вы видите свой главный фокус приложения усилий как топ-менеджера?», «Каким вы видите дальнейшее развитие системы управления группой компаний?», «А каждой бизнес-единицей в отдельности?», «Какой вы видите оптимальную корпоративную культуру компании?» — ну и прочий консультантский бред. Я, руководствуясь правилами корпоративного ритуала, отвечаю ей соответственно: «Повышение эффективности, конкурентоспособности, прибыльности, вовлечённости персонала…» В конце встречи она задаёт мне последний вопрос: «Как вы считаете, в чём лично вам как лидеру компании стоит развиваться?» Я — готовый на всё, лишь бы общаться с ней как можно дольше — делаю вид, что затрудняюсь с ответом, и прошу, чтобы она помогла мне определить эти самые мои векторы развития как топ-менеджера. Кто из нас коуч, в конце концов? Виктория, что было крайне для меня неожиданно, произвела тогда на меня абсолютно неизъяснимое словами впечатление, и меня вдруг потянуло к ней так, как давно не влекло ни к одной женщине. Я не мог себе это объяснить хоть сколь-нибудь рационально. Виктория обворожительно улыбнулась мне и пообещала помочь.

С тех пор мы стали проводить коучинговые сессии регулярно, хотя я не осознавал их ценности ни для себя, ни для компании. Но мне так нравилось просто общаться с ней. Каждой встречи я ждал с нетерпением. А её голос… Он пронзал моё тело, словно электрический ток, и каждая его волна вибрировала какой-то необыкновенной радостью и предвкушением… Предвкушением чего?

С каждой встречей я влюблялся в неё всё сильнее. Однажды в конце летнего января [Позволю себе напомнить читателю, что действие данного повествования проходит в другом мире, в котором Забория находится в Южном полушарии. Поэтому в январе там лето, а в конце февраля на центральных островах страны уже понемногу начинается осень.] я засыпал и думал: почему у неё такая банальная фамилия — Колесникова? Что это за фамилия такая? Не Нарышкина, не Долгорукая, не Толстая или, хотя бы, Михалкова. Думал-думал, а на следующее утро проснулся с испепеляющим огнём любви в груди. В феврале неожиданно для самого себя я стал видеть свет вокруг и внутри Виктории. Смотрел на неё и видел свет. Я понял, что схожу с ума. Этот свет переходил от неё ко мне, и я начинал видеть мир сквозь какое-то сияние. Всё становилось исполненным счастья и умиротворения. На какое-то время. Потом мне снова нужна была доза Виктории. Тогда в феврале чувство было уже таким сильным, что не было и мгновения, когда бы я не думал о ней. Виктория была всюду, я разговаривал с ней, даже когда находился в одиночестве. Это было настоящее сумасшествие!! Да-да! Именно так! Сумасшествие! Но о близости с Викторией или даже о флирте с ней не могло быть и речи: она же партнёр жизни Вадима. Вадим легко мог организовать моё внезапное бесследное исчезновение. Он совершал подобное много раз в лихие перестроечные времена, когда рушилась Империя Истины. Это невозможно! Это могло мгновенно разрушить всё, что я строил всю жизнь! И даже лишить меня этой самой жизни… Тем не менее моя страсть к Виктории никуда не девалась, но лишь усиливалась. В последний месяц жизни я даже не мог заниматься сексом со своей содержанкой Анжеликой. Я старался представлять Викторию на её месте, но увы… У меня ничего не получалось. Я продолжал пересматривать кадры наших встреч в феврале. Какая всё-таки странная штука — любовь. Интересно, что даже сейчас, являясь, по сути, пустотой, я испытываю к Виктории те же чувства.

Наша последняя коучинговая сессия произошла накануне моей смерти вечером двадцать восьмого февраля. Вновь и вновь я просматриваю этот эпизод.

Виктория приходит ко мне домой в апартаменты соседнего с нашим офисом небоскрёба в Сити. Её квартира находится на два этажа выше, но я никогда не бывал у неё дома, как и она у меня до этого. Вот она спрашивает, почему я такой мрачный, и я решаю хоть как-то намекнуть на свои чувства. Отвечаю, что совсем запутался и не знаю, как жить дальше.

«Так уж сильно запутался?» — с озорной улыбкой спрашивает Виктория. «Да… Это самая сложная ситуация в моей жизни», — отвечаю я с намёком на продолжение беседы и предлагаю выпить чаю. Я спрашиваю, какой она предпочитает. Она отвечает, что хочет чаю её собственного изготовления. Я улыбаюсь и спрашиваю, что за чай такой. «Разыгрыш», — не без игривости отвечает она, доставая два обычных пакетика с чаем из сумки. Мне слышится «Ройбуш», и я не уточняю. Она кладёт на стол свой телефон и ставит кипятиться воду. Я обращаю внимание на её телефон. Это старенький iPhonus с разбитым экраном. Почему Виктория не заменит его? Неужели для неё это не имеет никакого значения? В конце концов, это неприлично: ходить со старым, да ещё и разбитым iPhonus.

Тем временем Виктория заливает кипятком чайные пакетики, протягивает мне две прозрачных стеклянных чашки и, продолжая улыбаться, предлагает выбрать. Я обратил внимание, что чаи разного цвета: красный и почему-то синий. Прямо как пилюли Морфеуса в фильме «Матрица». Я не мог тогда не пошутить: «Красная покажет мне, насколько глубока кроличья нора?» Виктория смеётся и тут же звонко подхватывает: «О, ещё как покажет. А ты готов?» Она смотрит на меня пристально, чуть улыбаясь. Я молча беру у неё чашку с красным чаем и начинаю пить. Виктория же пьёт со мной и продолжает задавать разные нелепые вопросы вроде «Видишь ли ты возможность, чтобы организация стала давать своим сотрудникам смысл их жизни?». Ты в своём уме, Виктория? Смысл жизни! Как это вообще возможно?! Коммерческая организация существует для того, чтобы приносить прибыль акционерам! А смысл работы сотрудников — получать зарплату и делать карьеру! Это же так очевидно… Но я, разумеется, отвечаю иначе. «Конечно, мы готовы рассмотреть любые возможности повышения эффективности. А привнесение высшего смысла в работу, безусловно, будет полезно для персонала». Виктория улыбается на слове «персонала» и меняет тему.