Сергей Дорош

Схимники. Четвертое поколение

Посвящается Юле (Bonny) Горобинской и моему брату Николаю (Колясе) Безуглому.

Спасибо за поддержку. Без вас эта книга так и осталась бы лежать в недрах моего компьютера

Часть первая

ПУТЬ БЕЗ ЦЕЛИ

Глава 1

ЛОВЕЦ

Человек — странное существо. А уж его фантазия меня всегда вводила в недоумение. Стоит чему-либо поразить его воображение, и он тут же начинает рассказывать об этом другим. Но это как раз понятно. А вот почему с каждым новым рассказом он добавляет чего-то от себя? Сперва — лишь приукрашивает детали. Потом обязательно переставляет события так, чтобы в их течении и последнему дураку была видна предопределенность, печать судьбы либо каких-то еще высших, неведомых сил. Ну а потом фантазия пересказчиков добирается и до сути событий. Последними, как правило, страдают герои. Хотя почему страдают? Им обязательно дорисовывают каких-нибудь древних, знатных предков, возведя родовое древо чуть ли не к сотворению мира. Даже если жизнь героев до того, как они попали в историю, была непримечательна, рассказчик обязательно вплетет в нее таинственные события и знамения, свидетельствующие о будущем величии. И вот через год или два слушаешь чей-нибудь рассказ о том, чему сам был свидетелем, и задумываешься: полноте, а не дурак ли я? Не подводит ли меня память? И точно помнишь, что все было иначе, но ведь такое множество людей, твердящих, что рассказчик прав, не могут ошибаться! Ну один, ну два, ну десяток — это еще куда ни шло. Но не целый народ! Не могут же ошибаться летописцы, вносящие в свои хроники повествование о событиях со слов безвестных пересказчиков! Ну а рассказы истинных свидетелей, уступающие в красочности и величественности гуляющим в народе пересказам, ждет незавидная судьба. В лучшем случае они сохранятся в качестве апокрифов, которых не признают серьезные историки. Ну а в худшем их ждет забвение. И уж точно истинная суть происходящего будет погребена под грудой красочных деталей — ведь самого главного глазами не увидеть.

Уверен, что историю, свидетелем и участником которой я стал, ждет та же судьба. Что касается меня самого, то обо мне либо забудут, либо сделают внебрачным отпрыском какого-либо знатного рода, заодно щедрой рукой подбросив парочку выдающихся деяний. Хотя на самом деле я сын простого переписчика книг. Своих отца и мать знаю. В их жилах не текло ни капли благородной крови. Жили они в любви и согласии, и мать даже не могла помыслить об измене, потому что любила моего отца больше жизни. Она была из тех женщин, которым надежность простого, ничем не замечательного супруга в сто раз дороже ореола славы. Да и внешне она не выделялась настолько, чтобы на нее обратил внимание заезжий дворянин. Впрочем, в последний раз я видел ее очень давно, образ матери померк в моей памяти. Остались лишь чувства. Остались воспоминания о размеренности жизни, в которой каждый следующий день похож на предыдущий. Воспоминания о чувстве надежности и уверенности в завтрашнем дне. О вечерних трапезах в кругу нашей небольшой, но дружной семьи и почему-то о пироге с яблоками, который так любил мой отец и который получался у матери просто восхитительно.

Я не знаю, живы ли еще мои родители. Я не знаю, где сейчас мои брат и сестра. Наши пути разошлись очень давно. Я покинул дом в тихом городке, променяв уют и надежность на поиск чего-то. Моим домом стала дорога. Моей семьей… Впрочем, до этого мы еще дойдем.

А история моя началась перед городом, называемым Золотой Мост. Да, прямо перед его воротами. Утро едва-едва забрезжило, но у городских ворот уже выстроилась длинная очередь из телег. Золотой Мост раньше назывался Торжок. Правда, было это давно, задолго до того как город стал самым большим и богатым в нашей части мира. Человеческая фантазия, как я уже и говорил, странная вещь. То она цветет буйным цветом, а то пасует перед простенькими задачками. Сколько за свою жизнь видел мест с этим названием — сосчитать нельзя. Стоит в деревне возникнуть стихийному рынку, на который съезжаются купцы и жители окрестных селений хотя бы десять лет подряд, — и уже называют ее Торжком, а если из-за этого селение разрастается, то могут переименовать в Торжище. Удивительно ли, что жители Золотого Моста сменили название города, как только он разросся и стал знаменитым?

Но главное богатство городу принесла торговля с Заморьем. Только у него был серьезный торговый флот, и мост между двумя континентами действительно стал золотым. А где золото — там и любители его прикарманить как законным, так и незаконным путем. Потому досмотр купеческих телег здесь был самым тщательным. Стражники искали контрабанду, считали ввозимый законный товар. Чиновник тут же все записывал, задумчиво шевеля губами и делая какие-то пометки, высчитывал сумму ввозной пошлины, купец расплачивался, это тоже записывалось, другой чиновник выписывал ему разрешение, купец платил небольшую пошлину за само разрешение… Думаю, можно не продолжать. И так понятно, что если встал в очередь с утра — то хорошо, если к вечеру дойдет до тебя дело. А я прибыл именно с торговым караваном.

Но чуть в стороне образовалась другая очередь. Как-никак много простых путников шли и ехали в Золотой Мост. Их пропускали отдельно, и делалось это гораздо быстрее, без бумаг и прочей волокиты. Потому я решил, что пора мне расстаться со своими спутниками.

Хозяин каравана нахмурился.

— Жаль, Искатель, — покачал он головой. — Очень жаль. Я-то надеялся, ты с нами останешься, и обратно вместе пойдем.

Я знал, почему он так охотно взял меня. До Золотого Моста путь был нетруден. Вез он железо. Какой разбойник на него позарится? А вот назад повезет почтенный купец полную мошну золота да телеги заморских товаров. Вот здесь я бы ему и пригодился.

— Прости, почтенный Фрол, — развел я руками. — У тебя в городе свои дела, у меня свои.

— Вот. — Он протянул мне пять полновесных золотых монет. Странно, ни один купец не знал, как назвать эти деньги, которые причитались мне в конце удачного пути. У них не поворачивался язык сказать «жалованье», словно бы это слово могло меня обидеть. Все они просто протягивали монеты со словами «Вот, возьми, это твое».

— Возьми, это твое. — Фрол не нарушил моих ожиданий.

— Обычно беру три монеты, — заметил я.

— Бери, Искатель, — покачал он головой. — Благодаря тебе мы успели вчера вечером пройти имперскую таможню. Тем, кто сегодня подошел, сказывают, пошлины на вывоз железа в четыре раза взвинтили. А были они и так немалыми. Так что бери, ежели назад со мной пойдешь, десять монет твоими будут.

Я взял с его ладони четыре полновесных, недавно отчеканенных империала. Так называлась новая имперская монета. Не глядя спрятал их в пояс.

— А эту лучше серебром и медью разменяй, — попросил я. — В таверну с золотом идти неохота. Большой город, сам понимаешь.

— Ох, Искатель, ох, шутник. — Фрол расхохотался. — Да ты же любого грабителя заболтаешь не хуже, чем вчерашних таможенников.

Но все-таки полез по карманам, и вскоре из его широкой ладони в мою перекочевала горсть серебра и меди. Пересчитывать не стал. Знал, не обманет купец. Не таков был Фрол, чтобы жульничать на мелочах. К тому же он очень рассчитывал на обратный путь в моей компании.

Я же не знал, скоро ли соберусь куда-либо. Окинул купца быстрым взглядом. Фрол был низеньким, крепко сбитым мужиком. Круглое лицо, борода лопатой, хитрые глазки да нос картошкой. Не было в нем ни капли благородной крови, зато была крепкая крестьянская домовитость и смекалка, позволившая разбогатеть сыну землепашца. Мое внимание привлекла его одежда — старый кафтан был весь в заплатах, шапка на коротко подрезанных седеющих волосах хоть и опушенная лисьим мехом, но сильно потрепанная, а в мехе заметны изрядные проплешины.

— Чего так вырядился? — улыбнулся я.

— Так к таможенным чиновникам на поклон иду, — пожал он плечами. — Вот ежели бы ты с нами остался да договориться помог. Как ты вчера ловко: «Вечер добрый, как служба? Да у меня племянник тоже… я им горжусь, полезное дело делает, достаток родного города приумножает, закон охраняет». А они уши-то и поразвесили.

— Ты, Фрол, хорошо если до вечера в город попадешь, а мне ждать недосуг.

— Ну добро, ты человек вольный. Твоим я их долю уже отдал, по две монеты, назад дней через десять собираюсь. Если надумаешь, милости просим. Стол обеспечим, как у анпиратора. и деньгами не обижу.

— Фрол, не первый раз вместе ходим. Ты же знаешь — с кем пришел, с тем и ухожу, если уходить надумаю, — ответил я. — Так что не волнуйся, ты — первый в очереди.

— Ну и славненько, — заулыбался он, отчего в уголках глаз купца собрались целые стайки морщинок, а взгляд стал казаться еще хитрее, чем на самом деле.

Я занял свое место в очереди. Была она более многолюдна, но двигалась, как я и говорил, не в пример быстрее, чем та, которую составляли купеческие караваны. Я уже успел понять, что в последнее время в Золотой Мост бежало множество людей из всех концов Империи, вот только в кармане у них не было ни гроша, а все пожитки умещались в тощую заплечную сумку. Большинство из них не было удостоено даже поверхностного досмотра. Стражники морщились недовольно, взимали положенный налог, понимая, что ничем сверх него не разживешься, и пропускали «имперских голодранцев». Город манил иллюзией достатка. Жаль, что большинство тех, кто сейчас с надеждой ждет своей очереди пройти сквозь его ворота, закончат свои дни на помойке либо в портовых кабаках. Город жесток. Здесь каждый сам за себя. Если оступишься, никто не придет на помощь. Особенно сложно это понять выходцу из сельской общины. Там ведь совершенно иные законы. Тому, кто попал в беду, помогают всем миром. Но как говорит один мой друг, это — прогресс, в городах — будущее человека, город отсеивает слабых. Я не всегда согласен с ним, но здесь он, похоже, прав. Этого вспять не повернуть.