Соблазны, продолжение

Очнулся Павел на «своей» кровати, на которой до того даже не успел поваляться. Первое, что он увидел, был направленный на него ствол пистолета. Его держал в руке один из здешних охранников, сидящий в двух шагах от кровати верхом на стуле, положив руки на спинку. Второй охранник стоял у окна, и тоже с оружием на изготовку. А в кресле сидел Перегуда и рассматривал носки своих ботинок.

— Очухался, — сказал охранник, что сидел на стуле. Перегуда перевел взгляд и посмотрел не на него, а на Павла, приподнявшегося на локте.

— Выйдите, — приказал он.

— Роман Георгиевич… — попробовал было возразить охранник, но Перегуда даже не стал тратить сил и время на убеждения, только отмахнулся, как от мухи, кружащей над стаканом с чаем.

Этого оказалось достаточно для того, чтобы оба вышли, при этом, правда, до самого того момента, когда за ними закрылась дверь, не спускали глаз с Павла. Боятся они его, что ли?

— Я что-то не понимаю… — проговорил он, когда эта мизансцена была закончена.

— Я тоже кое-чего не понимаю, — жестко ответил маг-директор, буравя его глазами. — Например, зачем ты его убил?

— Чего? — растерянно спросил Павел, вскидывая брови.

— Только не надо мне тут сцен разыгрывать!

— Послушай!

— Именно это я и хочу сделать. И не вздумай дергаться. Считай, ты у меня на мушке.

— Так это ты меня вырубил? — сообразил Павел, наконец вспомнив, что с ним произошло.

— Естественно. Так я жду, — напомнил Перегуда, глядя, как Павел садится на кровати, щупая рукой лоб.

— Тогда давай с начала.

— Можно и с начала. Зачем ты убил Илью? — спросил он ровным голосом, от которого по спине побежали мурашки.

— Он мертв? — поразился Мамонтов.

— Это медицинский факт. Так зачем?

— Я его не убивал.

Перегуда кивнул и подтянул под себя ноги.

— Я уже созвонился с Горниным. Скоро он будет здесь. Буквально с минуты на минуту. И мы вместе с ним проведем комплексную экспертизу, которая, я уверен в этом, покажет, что на Илью была сделана наведенка и сделал ее ты. И тогда уже ничего нельзя будет повернуть вспять. О последствиях, думаю, тебе рассказывать не нужно?

Голова была мутная, по прямому назначению — соображать — работала плохо, но Павел уловил-таки намек, прозвучавший в голосе Перегуды.

— А сейчас? Сейчас еще можно?

Маг-директор кивнул.

— Пока можно. При определенных условиях.

— При каких, например?

— Например, таких. Ты сейчас заявишь Петровичу, что больше не хочешь с ним работать, а хочешь работать со мной. И будешь работать.

— А как же Илья? Ты его спишешь?

Перегуда поморщился.

— Что у тебя за жаргон! Эти американские фильмы про мафию уничтожают нацию. Рекомендую смотреть отечественную киноклассику.

— Спасибо за совет. Так что тогда с Ильей?

— Ну что… Милиция признает факт самоубийства. В каком-то смысле так оно и есть.

— А Петрович? А экспертиза?

— Мы ему просто ничего не скажем.

Павел помотал головой. Муть в ней колыхнулась, давя на кости черепа. Он все еще мало что понимал. Илья убит. Его самого вербуют. Зачем?

— Зачем? — спросил он.

— Что «зачем»?

— Зачем я тебе нужен? И, кстати, на каких условиях?

— Резонный вопрос. Условия будут царские. Даже твой Петрович, — Перегуда натянуто, без желания, усмехнулся, — не представляет для себя таких.

— Да? Польщен. Но — зачем? Что, у тебя людей не хватает, даже на царских условиях?

— Мне нужен ты.

— Зачем? — Павел встал с кровати и перебрался в кресло, прихватив по пути бутылку воды. Перегуда проводил его равнодушным взглядом. — Чем ты это меня так шарахнул?

— Как у тебя много вопросов. Просто одни вопросы. Ладно, отвечу. На царские условия желающих хоть отбавляй. Это первое. Второе — у меня в работе есть один проект, твое участие в котором очень желательно. Какой — пока не скажу.

— Но денежный!

— Не без этого. Скажу больше — у меня несколько хороших проектов. Если ты соглашаешься, то увидишь такие перспективы, что… — Перегуда развел руками, словно у него не хватало слов для определения истинной масштабности разворачивающихся перспектив.

Не то этот жест, не то минералка, не то время несколько разогнали муть в голове, и Павел смог сформулировать следующий вопрос, ответ на который он, кажется, угадал.

— Работаешь на правительство?

Перегуда усмехнулся. На этот раз без напряжения.

— Я же сказал, о конкретике пока говорить рано.

Первая порция минералки пошла хорошо, и Павел отхлебнул еще раз.

— Значит, ты меня подставил из-за того, что я тебе нужен, — проговорил он.

На лице маг-директора появилось удивление. Искреннее или нет — не поймешь.

— О чем ты говоришь? Я что-то не понимаю.

— Все о том же. Об Илье. Я его не убивал. Не знаю, как и чего ты там нахимичил, но, знаешь, я как-то слабо себе представляю такой проект, даже самый денежный, ради которого стоило бы убивать человека.

— Не говори глупостей. Сейчас из-за ста рублей убивают, не то что… И вообще, твое отпирательство ничего не даст. Даже как-то… стыдно слушать.

Павел смотрел на него, и ему казалось, что в этот момент маг-директор говорит искренне. Впрочем, тот настолько поднаторел в подобного рода словесно-портретных играх, что вполне мог просто убедительно изобразить чувства.

— Ну а если откажусь? Просто интересно.

— Ничего хорошего. Все твои грехи будут суммированы. А дальше… Даже думать не хочется, поверь мне.

С улицы донесся резкий автомобильный сигнал. Павлу показалось, что он узнал гудок машины Петровича. Впрочем, для представительских разъездов у того был «мерседес» стандартной комплектации, ничем особым не отличающийся.

— Кажется, гости пожаловали. Встретить бы надо, а?

— Так что ты решил? — спросил Перегуда, вставая.

— Думаю. Да вы встречайте. Не бойтесь, не собираюсь я сейчас никуда бежать.

— А у тебя и не получится. Так что даже не дергайся. — Перегуда посмотрел в окно. — Действительно, пойду встречу дорогого гостя.

В последних его словах слышался сарказм, маг-директор его даже не скрывал.

Павел посмотрел ему вслед. Наверное, после того, как тот закрыл за собой дверь, он наложил на нее свою печать, фирменную, большую и бордовую, похожую на те подвесные блямбы, которые цари навешивали на свои грамоты. Позер.

Ну и что делать? Соглашаться? Вряд ли Перегуда врет по поводу царской оплаты и прочего. Ведь это, по сути, одно из условий договора, в случае нарушения которого другая сторона вправе отказаться от исполнения своих обязательств. Или послать его? Но и тут маг-директор не соврал. Думать о последствиях даже не хочется. Ну от властей он, конечно, отмажется, да никто его и не будет сдавать милиции. Не тот случай. Милиция его самого найдет за что взять. А для сообщества он станет изгоем. Преступником, с которым никто не будет иметь дела.

Он достал сигареты и закурил, привычно выпуская дым в потолок. Чем же его Роман долбанул? Прямо как молотком по голове. А то и кувалдой. Ведь надо же так. Нет, нужно будет обязательно его спросить. Кстати, как раз на этот вопрос Перегуда и не ответил. Хитрила!

В коридоре раздались тяжелые шаги. Павел посмотрел на дверь. В животе появился неприятный холодок.

Сначала вошел Петрович. Вид у него был донельзя смурной. Следом Перегуда — невозмутимый и импозантный.

— Ну? — с ходу спросил Горнин, дошагал до середины комнаты и остановился: — Рассказывай.

Перегуда, заходя, аккуратно прикрыл за собой дверь. А ведь он не больно-то доверяет своей охране.

Павел встал, демонстрируя уважение сразу двум маг-директорам, и сунул в пепельницу докуренный до самого фильтра бычок.

— Здравствуйте.

— Здравствуй, здравствуй, — нетерпеливо проговорил Горнин. — Говори давай.

Перегуду он как будто не замечал, но тот и не лез на первый план. Стоял себе у двери и молчал.

— Может, присядете? — предложил Павел.

Горнин, шумно выдохнув носом, протопал к креслу и плюхнулся в него, всем своим видом демонстрируя неудовольствие. Перегуда на вопросительный взгляд Павла отрицательно качнул головой.

Павел опустился на сиденье, достал сигарету и сказал:

— Я хочу отказаться от маг-кода.

Горнин сначала вперился в него, хмуря брови, потом в Перегуду. Тот в ответ лишь индифферентно пожал плечами. Мол, меня это не касается.

— Ну и что? Ради этого меня сюда выдернули в пожарном порядке? Ради этого я, мать вашу, целое шоссе разогнал? — вопросил Горнин, наливаясь кровью. — А?

Последнее было обращено ко второму маг-директору. Но тот жестом переадресовал вопрос Мамонтову. В приличном обществе такое поведение называется «Я не я и хата не моя».

Но все же он сказал, поддаваясь разгневанному взгляду Горнина:

— Я не против. Пожалуйста.

— Ну?! Валяй давай! Или ты мне предлагаешь это сделать?

— Не только, — ответил Павел. — Вам обоим.

Горнин молча рассматривал его пару секунд, надвинув брови на глаза, после чего откинулся на спинку кресла.

— Ладно. Давай. Ты готов? — спросил он у коллеги.

— Более чем.

— Тогда… поехали.

Процедура заняла меньше пяти секунд. По идее Павел ничего не должен был почувствовать, это же не шубу с него снимают в темном переулке, да и не гипс. Но он почувствовал тоску, словно его одного бросили в пустыне или посреди улицы. Он свободен, он ничей. Кто-то гениальный в своем порыве создал эту гениальную фразу, вложив в нее свои чаяния и отчаяния.

— Все?! — зло спросил Горнин, явно собираясь покинуть неудобное для него кресло.

— Он говорит, что я убил человека, — сказал Павел.

Петрович отпал. В том смысле, что удивление на его лице было таким большим, что он, как плевок на асфальте, растекся в кресле.

Повествование Павла Мамонтова заняло не больше трех минут. Да и чего рассказывать-то? Банк не грабил, человека не убивал. И вообще…

По сути, теперь он был действительно ничей, так что два маг-директора на него не претендовали. Они по окончании короткого выступления почти уже отставного мага только перекидывались репликами, причем Роман Георгиевич как-то очень быстро потерял свою аристократическую невозмутимость, невольно ввязавшись в склоку. «Почему было сразу не сказать?!» — «Я телефонам не верю!» — «А кому ты на этом свете веришь?!» — «А ты уже перетрудился? Зад свой поднял и уже вспотел!» — «Ты, блин, не святой Матфей, чтобы мой пот считать!»

Дошло до того, что в комнате запахло магией.

— Протухнет ведь, — решился наконец вставить свое слово Павел, и тут оба разъяренных мага уставились на него. Доброты в их взглядах не было. Но зато орать они перестали.

— Чего? — с нескрываемой угрозой спросил Горнин.

— Роман Георгиевич хотел вместе с вами какую-то экспертизу провести. Только вас и ждал. Будто бы это я парня наведенкой того… Ну…

Петрович повернул голову к Перегуде:

— Здесь?

— А что? У меня все условия для этого.

— Может, у тебя и аппаратура уже имеется? — недобро поинтересовался Горнин.

— Ну есть кое-что.

— Интере-есно. Ну что ж, пошли посмотрим, что там и как. Очень интересно.

Он вышел первым, не удостоив бывшего своего сотрудника даже взглядом. Перегуда тронулся следом. И опять плотно закрыл за собой дверь.

Оставшись в одиночестве, Павел снова закурил.

Не успел он сделать и двух затяжек, как почувствовал толчок. Знакомый такой. Мих Мих! Толчок был слабенький, больше похожий на дружеское похлопывание по плечу. Павел напрягся. Что это значит? Может, сообщество уже вынесло свой приговор? Никаких точных сведений на этот счет не было, но слухи в их среде ходили разные. Некоторые из них выглядели очень зловеще. Никто ничего толком не знал либо же не хотел говорить, но в прошлом году пропал некий маг из Питера. Позже говорили, что его труп по весне нашли родственники в одном из областных моргов, при этом опознали его с трудом — настолько тело было обезображено. Да что там! Чуть раньше исчез Коля Чекалин, трудившийся у Петровича. Держался он особняком, Павел контактировал с ним мало, но знал, что Чекалин был сильным магом. Потом что-то произошло, известно, что у него случился некий разговор с Петровичем, очень напряженный разговор, и Чекалин исчез. Ни трупа, ни каких-либо сведений о нем не было.

Ходили и другие разговоры.

Но чтобы Мих Мих был исполнителем? Слабо верится в такое. Не тот у него характер. Хотя… Помнится, палачи никогда не любили афишировать род своих занятий, недаром на казни они всегда предпочитали выходить в масках. Внешнее смирение тоже неплохая маска.

Павел испугался. Казалось, он никогда не боялся смерти, ну умер и умер — все мы смертны, в конце концов, но сейчас, когда она подступила к нему вплотную, испугался.

Но Мих Мих не проявил агрессивности. Нащупал и отпустил. Держит под контролем до решения экспертной комиссии? По сути, до приговора.

Павел сосредоточился и увидел «кляксу» Мих Миха в паре метров от себя. Потом, секунды спустя, снова ощутил толчок, но «клякса» при этом не исчезла! Снова толчок, на этот раз в затылок, и опять на «кляксу», которая ощутимо загустела, принимая некоторые очертания. И еще, и еще!

И тут он понял. Семенов лепит с него фантом, пользуясь примерно теми же приемами, какие использует в своей работе скульптор, предпочитающий не слишком доверять своим глазам, но действующий еще и на ощупь, дополняя визуальный контакт тактильным.

От безысходности или, наоборот, из-за надежды, а то и потому, что у него всегда были добрые отношения с Михал Михалычем — не то время, чтобы разбираться в собственных чувствах и побудительных причинах поступков, — он взялся помогать ему со все возрастающим, почти лихорадочным напором, так что вскоре фантом был готов.

Конечно, он не годился для замены гражданина Мамонтова Павла Евгеньевича, скажем, в милиции или аэропорту, он не мог вместо него сесть за руль автомобиля и вообще мало был похож на человека — живого человека. Но для идентификации этого создания магическими средствами, действующими на расстоянии, он был вполне пригоден. Перегуда, желающий держать Павла под контролем, получил достойный объект для приложения своих сил.

Больше Мамонтов не колебался.

В один прием он соорудил себе «плащ». Охранники стояли в коридоре, в нескольких шагах от двери. Больше в коридоре никого не было. Обезвредить их не составило для него большого труда. Ничего особенного, подобные штуки он неоднократно проделывал в офисе «госпожи Любы», когда требовалось, чтобы ее клиенты не видели ее помощника.

Прихватив сумку, вышел в коридор и, скорее со зла, чем действительно по необходимости, залепил дверь аж тремя «заплатками» от шестой до восьмой категории каждая, и каждая на разной основе, от Перуна до новейшей компьютерной разработки, которую мальчики-программисты из «Лада» еще не успели запустить в широкую магическую общественность. Если Перегуда захочет войти, потрудиться ему нужно будет от души.

Выйти с территории резиденции маг-директора было не сложнее, даже где-то и легче, ведь никто здесь не ожидал его появления. Был большой соблазн угнать машину Петровича, с водителем которой болтал один из охранников, но Павел сообразил, что, кроме вреда, такой поступок ничего ему не принесет.

Машину — донельзя навороченный «лендкрузер» — он остановил метрах в трехстах от ворот Перегуды. Водитель, точнее, водительница, расфуфыренная женщина слегка за тридцать, «согласилась» отвезти его практически сразу. Сначала она удивленно округлила глаза, когда ее новенькая и очень надежная машина вдруг затормозила на полном ходу и остановилась, проскользив несколько метров на заблокированных колесах. Остальное время, по пути в Москву, она беззаботно рассказывала о своем муже и подругах, половина из которых — законченные алкоголички, а остальные помешаны на своей внешности со всем отсюда вытекающим — подтяжки, откачка жира, массажи, фитнесы, молодые любовники и кое-что еще, о чем Павел даже не подозревал.

Первый слабенький толчок он почувствовал на подъезде к МКАД. И удивился. Это была лучшая «нюхачка» Петровича Марина. При всех ее способностях дистанционный контакт у нее всегда получался слабо, а то и вовсе не получался. А тут — гляди-ка! Наверное, хорошо настроилась. Ну естественно! Уж его-то она хорошо знает, поймать его ничего не стоит. Что, облава началась?

Следующий импульс был меньше чем через минуту. Хотя настоящим толчком назвать это было сложно — больше это было похоже на поглаживание. Водительница — кстати, Ирина — как раз рассказывала, как ее подруга «подрулила» ей одного из своих мальчиков, патентованного самца с накачанной мускулатурой, берущего за свои визиты просто непомерные деньги, на которые он уже купил себе, сучонок, новенький «мерс».

Судя по сигналу, Марина была близко. И вскоре он ее увидел. Она стояла рядом с постом ДПС, опираясь задом на капот милицейского «форда». Самих гаишников видно не было, и машины беспрепятственно преодолевали место естественного «деньгососа».

Ирина, не прекращая разговора, затормозила так, что Павел оказался ровно перед своей бывшей коллегой.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — сказала она. — Ты куда?

Ирина нервно поддавливала педаль газа, отчего ее машина нетерпеливо взревывала, как слон во время гона.

— А что, есть предложения?

Он все время помнил, что его под «плащом» нельзя нащупать, никому нельзя, так как же она умудрилась? Ее способности мага были куда ниже, чем те, что она демонстрировала теперь. Это феномен, в котором еще предстоит разобраться. Если будет время. Если оно вообще будет.

— На.

Марина сунула ему через опущенное боковое стекло тугой бумажный квадратик.

— Это чего? — недоверчиво спросил он, не торопясь брать бумажку.

— Не бойся.

В ее голосе он неожиданно для себя услышал интонации, свойственные его матери.

Но он ей не верил! Не мог! Не должен был верить!

— Как ты меня нащупала?

Она нервно сглотнула. Словно хотела что-то сказать, но оставила это в себе.

— У тебя мало времени. Мих Мих устал.

— Ты…

— Езжай!

И Ирина нажала на газ. Покрышки взвизгнули так, словно их насиловали. Да, собственно, так оно и было.

Ну не могла, не могла она пробить «плащ». Он столько времени рука об руку работал с Мариной, что все ее способности знал едва ли не лучше, чем она сама. И чем… Петрович? Ну нет, не надо себя переоценивать. Петрович, он и есть Петрович. Ходили про него тихие шепоточки. Те, которые не предназначены для начальственных ушей. Опять же — минувшим летом он дважды летал в Берлин, где, как известно, восстанавливается очень сильная группа. В Италию отлучался. Вроде как на отдых, но привез с собой большой портфель с бумагами. И с какими-то камнями.

На МКАД Павел расстался с говорливой Ириной, кстати, красивой женщиной, и пересел в «опель», где историю своей жизни и отношений с собственным директором ему рассказывал некий Валера, украшенный пшеничными усами и какой-то очень спокойный и основательный. И только тут, сидя на заднем сиденье, Павел решился развернуть бумажку.

Обычный листок для записей из тех, что можно увидеть на рабочем столе любого менеджера, вместо конверта просто склеенный так, что не развернешь, не повредив бумагу. На нем печатными буквами было написано «ТВЕРСКАЯ ОБЛ. БОРОДЯНСКИЙ МОНАСТЫРЬ. ОТЕЦ НИКОЛАЙ». Все. Ни подписи, ни пояснения.