Она говорила уверенно и не путалась в деталях. В обыденной практике то, что я проделал с ней, называют перекрестный допрос и проводят его как минимум два сотрудника. Сейчас я был один и трудился за обоих.

Поворот. Сдвоенная береза с большим наростом. Разрушенный сторожевой домик из белого кирпича (большую часть, как водится, растащили). Столбики от ворот. Поляна из больших плит (объект на военной карте числился как вертолетная площадка, так что сходится). Железная машина (как я понял, бронетранспортер). Но самое главное, чего не было на картах, это дорога. Дорога, проложенная по болоту. Она показывала руками — «вот так где-то». То есть «вот так» означало, что сантиметров на двадцать-тридцать бетонные плиты были опущены ниже уровня воды и росшей на ней зелени. Как я понимаю, это была такая маскировка. Естественно, современные средства контроля и разведки, хоть того же космического, подобную маскировку вскрывают без особого труда. Но на тот период это было действительно надежно. Дорога под водой, кто догадается? Даже для легковушки тридцать сантиметров не бог весть какое препятствие. А уж для тяжелой техники и вовсе не вопрос. Даже не торопясь и осторожничая, через два часа мы покинем территорию. А уж снаружи я найду способ вернуться за напарником.

— А там что? — задал я самый главный вопрос.

— Застава, — ответила она. — Но я к ней близко не подходила. Над ней всегда флаг.

— Какой?

— Н-не знаю. Он же висит. Вниз. Наверное, какой-то специальный. Нет, не скажу. Но вот точно! Его не так давно меняли.

— Почему вы так решили?

— Ну как же? Раньше он такой белесый был, выгорел. А теперь новенький.

— Вы когда его видели в последний раз?

— Месяц где-то тому.

Если судить по карте — по всем имеющимся в моем распоряжении картам, — там, где дорога, имело место быть болото. Точнее, его залив, ответвление, если такое определение вообще применительно к болотам. А за ним глухой лес на много километров, вспоротый горной грядой. Я стоял — сидя за рулем — перед жутким и жестоким выбором. Поверить этой дамочке и пуститься в авантюру в надежде через пару часов оказаться у своих, кем бы они ни были. Или же это заманка такая, засада? Надо решать быстро и, чего не любит никто, немедленно

Меня жутко напрягали часы, буквально стоящие перед глазами, из верхней колбы которых время по крупицам сочилось в нижнюю. Но еще больше меня беспокоил такой фактор как безопасная эвакуация. Дорога, по которой я сюда приехал, была известна мне и моему оборудованию, так что проехать можно было чуть ли не с закрытыми глазами. То, что там кому-то придет в голову устраивать на меня засаду, очень мало вероятно. Хотя и не исключено. Путь же, который предлагала она, одна сплошная неизвестность.

— А почему вас туда брали, но к заставе не подпускали?

Она слегка покраснела и отвернулась.

— Неужели не понятно?

— Честно сказать, нет.

Она ответила только после паузы, по-прежнему глядя в сторону:

— Чтобы не приставали.

Теперь понятно. Не совсем, но, в общем, ясно. Я решил пока не развивать эту тему.

— А зачем вы вообще туда ездите, на заставу-то?

— За поставками, конечно, — сказала она так, будто удивляется моей наивности.

Я вспомнил ту самую этикетку от тушенки. Все сходится. Теперь у меня появился стимул побывать на той заставе. И очень хороший стимул.

— Ладно, поехали, — наконец решился я. — Будете показывать дорогу. И повнимательнее смотрите.

Я развернул джип и дал газу. Проскакивая знакомый поворот, увидел на уходящей к воде дороге спину косоглазого. Он шел от меня и о чем-то говорил с каким-то типом. И это был не Йоська. Услышав шум машины, оба повернулись, но это все, что они успели сделать; я разогнался прилично, почти на пределе того, что позволяла дорога.

Сюрприз меня ждал через несколько минут. Чуть позже я даже удивился, почему так много времени прошло. Мотор стал захлебываться и работать рывками. Сначала я не понял и попытался, периодически поднимая обороты, заставить его прочихаться. Но вскоре вынужден был заглушить двигатель и остановиться. Так вот почему тогда сигнализация сработала. Никакая это не птичка присела передохнуть. Они пошли по самому простому и действенному пути. Сыпанули в бензобак какой-то дряни. Может быть, как раз тот самый тип, что сейчас болтает с косым. Только чуть не рассчитали. Чуточку, совсем немного. Потому что у меня в баке не бензин или солярка, а спиртовая смесь, позволяющая жутко экономить топливо и практически не дающая запаха при выхлопе. Мы же экологическая прокуратура! Я вылез из машины и увидел погоню. Она только еще начиналась, шестеро конных едва отделились от кромки леса примерно на траверзе острова, но через несколько минут они будут тут. Так просто им меня, само собой, не взять, но со временем они, безусловно, нас достанут. Особенно, если приволокут с собой пулемет. Кстати, по поводу «нас». Если у меня одного еще есть шанс уйти — в лесу меня достать будет сложновато, для этого еще надо найти, то с женщиной у меня ни единого шанса. Как-то она не производила впечатления опытного ходока, а уж тем более бегуна.

Ладно, спирт он спирт и есть. По счастью, тезка Сталина стал обладателем не всего стратегического запаса прокурорской группы. На то, чтобы перекрыть штатный бензопровод и приспособить бутылку водки, у меня ушло пару минут. Всадники приближались, при этом по их виду не скажешь, чтобы сильно спешили. Да и ни к чему им это. Достаточно меня обложить, а там уж они начнут диктовать условия. Попробовал завести. С замиранием сердца слушал, как чихает движок. Градус, конечно, не совсем тот, но все-таки экстра, а не помои какие-нибудь самодельные. Кажется, в одном из цилиндров слышится посторонний шум. Ну да ничего, мне тут недалеко. Потерпи, дружок.

Прежней мощности не было, но мустанг тем не менее довольно ходко пошел, потихоньку набирая скорость. Мне бы только оторваться. В багажнике у меня приличная емкость с топливом, было б еще несколько минут, просто вылил бы водку и залил в бутылку нормальной смеси, но как раз этих-то минуток и не было. Но ничего, ничего, даже так у меня над верховыми где-то трехкратное превышение скорости, а долго их коняги не смогут держать темп. У их мустангов сердца не железные, не то что у моего.

Теперь у меня было время уделить чуточку внимания своей пассажирке. Я не встречал смерть в человеческом облике, если, конечно, не говорить об убийцах, но коли она существует, то вряд ли может быть бледнее, чем женщина рядом со мной. На медицинском языке это называется спазм сосудов, что может привести к инсульту.

— Вы как себя чувствуете? — спросил я.

— Сговорились, — невнятно пробормотала она.

— А ну-ка, — я взял из дверного кармана недопитую бутылку, — пару глотков. И не надо спорить.

Она и не стала. Взяла штоф, запрокинула голову и дисциплинированно отпила ровно два глотка. Все же воинское воспитание порой здорово идет на пользу. Лицо ее начало розоветь. Вот и славно. И двигатель вел себя вполне прилично; его я слушал не просто ушами, а всей душой.

— Что вы там сказали? Сговорились? — Она кивнула. — Кто с кем?

— Наши. С варварами этими, с викингами.

— С викингами?

— Это же они были. Люди Бора. Да какие это люди! Зверье! А Кононов и рад стараться. Подлец!

— Круто вы. Не любите его?

— А за что его любить? Весь в отца. Это все он, папаша его, тут заварил.

— Что именно? — осторожно поинтересовался я. Похоже, дамочка хочет высказаться. Так зачем же ей мешать? Наоборот, помогать нужно, задавая правильное направление разговору.

— Всё! Абсолютно! Это его принцип «разделяй и властвуй».

Я не стал спорить и приводить исторические примеры с англичанами. Если она хочет так считать — пускай.

— Властвуй?

— А как же! Как мой отец с ним спорил! Все без толку. Я хоть и маленькая была, но помню. Все помню.

— Ваш отец?

— Ну да. Макаров. Слышали?

— Вячеслав Михайлович? Ну как же. Великолепный был ученый.

— Вот именно что ученый! А тут потребовался управленец. Хитрый, подлый, жадный.

Она говорила яростно, размахивая бутылкой так, что чуть не треснула ей в лобовое стекло. Я осторожно отобрал хрупкий сосуд. Мне тут еще мусора не хватало, да и сама бутылка может пригодиться в свете последних событий.

— Не может быть.

— Не может? Еще как может!

Она выхватила из-под куртки толстую тетрадь в коричневом коленкоровом переплете. Раскрыла и принялась лихорадочно листать. Я скосил глаза. Страницы в клетку, с загнутыми углами, сильно пожелтевшие по краям, исписанные мелким и четким почерком. Такой еще называют бисерным.

— Хотя бы вот! КВЕ… Это отец так Кононова-старшего сокращал.

«КВЕ настаивает на необходимости «привития» (его термин) разным группам людей различной идеологии. Не суть важно какой. Безнравственно! Наоборот, мы должны всемерно содействовать воссозданию коллективизма и атмосферы взаимопомощи. Спорим до полуночи. У нас заканчивается керосин. Отправил докладную записку. Жду ответа третью неделю».

— Видите?

— Да уж, — поддакнул я. — Но это все лишь научный спор.

— Спор? — Она уже раскраснелась. Пролистнула несколько страниц. — «У меня кончаются препараты…» Нет, не то.

«…Ляпин известил меня, что КВЕ считает эксперимент провалившимся, о чем много говорит с сотрудниками, и потому предлагает усугубить, его, приводя в пример удачный и, на его взгляд, даже смешной эксперимент, который он провел, устроив в одном из сел монархию во главе с целым императором. Сугубо антипартийная позиция! Больше того — предательство пролетарской идеологии и раскольничество. Завтра у меня с ним большой и серьезный разговор на эту тему.

При этом особо отмечаю (см. записи в лабораторном журнале за сегодняшнее число и предыдущие), что внушаемость оказавшихся в зоне воздействия все еще находится на крайне высоком уровне (см. наблюдения). Сообщить доц. Мокшанцеву. «Ластик» оказался чересчур силен и его применение в качестве оружия МП непредсказуемо больше, чем ожидалось».

— Ластик? — спросил я. Судя по спидометру, мы проехали уже девятнадцать километров. — Вы за дорогой-то смотрите.

— Да смотрю, естественно. Чего тут смотреть? Ластик?

— Ну да. Что он имел в виду?

Я уже понял, что она читает дневник своего отца, профессора Макарова. Порой даже не читает, а цитирует по памяти. Видно, много раз перечитывала.

— Это такое воздействие на человека. Отец говорил, что тема секретная, поэтому меня в это не очень-то… Хотя тут всё секретное, — она невесело усмехнулась. — Всё. И все. Нас вообще как бы нет. Вы знаете об этом? — Она резко повернулась ко мне.

— Чушь. — Я постарался сказать это как мог убедительно. — Вы же вот она, рядом со мной. А если кто этому не поверит, я, поверьте мне, это докажу и докажу убедительно.

— Вы обещаете?

Погони за нами уже не было видно. По моим подсчетам, пора уже было менять бутылку.

— Обещаю. И даже более того. Нам придется остановиться на несколько минут. Поможете мне?

— Что случилось?

Она снова испугалась. Да и кто бы тут не испугался? Когда у тебя глохнет машина в центре мегаполиса, где чуть не через каждые сто метров заправка и автосервис, настроение от этого тоже не улучшается, хотя, по большей части, речь может идти всего лишь об опоздании. Здесь же на кону жизнь.

— Нужно сделать еще одну заправку.

В четыре руки мы справились куда лучше. Она оказалась толковой теткой, только здорово напуганной. Указания исполняла четко и старательно, при этом не задавая лишних вопросов и не боясь испачкать руки. Кто-то, полагаю, отец, сделал из нее великолепную лаборантку-помощницу, безраздельно преданную и послушную своему господину, кем бы он ни был. Главное, чтобы она его таковым признала. А потом чтила всю жизнь и оставалась ему до конца преданной.

Как апофеоз я выпустил на асфальт испорченное топливо. Викинги, говоришь? Ну я вам устрою. Простенькое устройство из пучка сорванной на обочине травы, батарейки, двух проводков, комочка грязи и канцелярской скрепки должно было обеспечить хороший факел, чему способствовали не меньше двадцати литров топлива на спиртовой основе. Только бы не выветрился спирт; солнце припекало прилично, совсем не по-осеннему. Ну да я его травой забросал.

Вправо мы свернули ровно там, где она и говорила, — у раздвоенной березы с огромным уродливым наростом где-то на середине ствола, отдаленно напоминающим пораженный целлюлитом зад. Тут деревья почти вплотную подступали к трассе. Огромные ели, сомкнувшиеся кронами. Между стволами аккуратно выложенные бетонные плиты, подогнанные одна к другой. По такой дороге ехать одно удовольствие, если не считать нескольких мест, где покрытие просело, кое-где весьма прилично. Видимо, подмытое водой.

— Скажите, а как так могло получиться, что ваш отец не смог противостоять Кононову? Ведь он же был его руководителем. И, насколько я понимаю, не только формально.

— Он был чистый бес, как оказалось. Всегда и везде превозносил отца. Даже мавзолей его создал. Потом уже, конечно. При этом наука его нисколько не интересовала. Как и сыночка. Только власть. И при этом все врал, врал. Перехватывал сообщения, подменял их. Я уже много позже узнала, что «Туман» давно можно было нейтрализовать. Он не захотел!

— Не понял насчет тумана.

— Это… — Она поморщилась. — Не моя специализация, но знаю, как говорили, это средство радиоэлектронного подавления беспроводных средств связи на стратегических территориях. Так, кажется. У нас же, — она потрясла тетрадью, — первые семь месяцев работала радиосвязь! Даже передачи всесоюзного радио ловили. А потом…

Она замолчала, запрокинула голову и глубоко втянула носом, не давая слезам разойтись. Я терпеливо ждал.

— Скоро дорога пойдет вниз, — сказала она после довольно продолжительной паузы.

— Спасибо. Так что же случилось?

— Кононов делал все для того, чтобы отца не отвлекали частности. Это он так говорил. А уж слов-то сколько было. — Похоже, что у нее заканчивался вызванный алкоголем запал. Или словесный понос после передряги. — «Гений» самое, наверное, мягкое. Знаете, у него даже нашлось оправдание того, что он пошел на них на танке.

— Как это? — изумился я, снижая скорость перед очередным провалом. Двигатель работал вполне прилично. Не идеально, но, надеюсь, как минимум до заставы сердце моего мустанга сдюжит. — Откуда танк?

Она вяло отмахнулась и коротко пососала верхнюю губу.

— Пить хотите? Можем остановиться, перекусить.

— Попить, если есть. Не стоит останавливаться.

На штатном топливе машина пошла лучше, однако мне все время слышались посторонние звуки в двигателе. Что же за гадость они всыпали? В числе прочего снаряжения у меня имеется специальная присадка для топлива, очищающая цилиндры двигателя от разного рода нагара. Только использовать ее нужно на малых оборотах и не менее получаса. То есть для этого нужно остановиться. Подозреваю, что на подобную роскошь времени у меня нет. Жалко машинку, привык я к ней, прикипел. Но, пожалуй, можно попробовать рискнуть залить в бак остатки чистого топлива. И на всякий случай сделать НЗ в бутылке. Хотя, надеюсь, всю дрянь я уже слил. Для прохождения подводной дороги мне потребуется вся возможная мощность. И я объявил остановку на десять минут; полагаю, временной отрыв от конных у меня даже поболе будет. Ну а нет — трофейный Калашников я держал под рукой. И не только его.

За это время я не только успел заправить машину, мы еще и наскоро перекусили и, как говорится, привели себя в порядок. Погони все не было видно, но я на всякий случай положил у обочины пустую емкость из-под топлива, не слишком тщательно замаскировав ее ветками. Любому ясно, что тут приготовлен некий сюрприз. Штука не больно-то хитрая, но в случае чего преследователей задержит, пусть и ненадолго. Все же время было сейчас определяющим фактором. В таком деле, как отрыв от погони, не то что минуты — секунды могут иметь решающее значение.

Мне было интересно наблюдать, как она ест вряд ли знакомые ей продукты. То есть, конечно, ничего особенного, сухпай повышенной калорийности и минеральная вода — я решил не тратить время на кипячение, — но для нее все это в диковинку, так что пришлось чуть ли не силой пичкать и объяснять, что тут к чему.

— Скажите, Вера, Кононов с заставой часто контактировал?

— Четыре раза в год, — ответила она, жуя шоколад и прислушиваясь к собственным ощущениям.

— Именно четыре? Не три или пять?

— Конечно. Все строго по графику. Да иначе тут и не проехать. Три раза летом и один зимой, в феврале, когда лед установится. Весной половодье, осенью дожди. Не проехать.

Я скармливал ей самую вкусную часть моего продовольственного запаса и думал, как же она устроится там, за территорией. Конечно, я костьми лягу, чтобы ее не отправили в лагерь, как бы благородно он не назывался. Она мой свидетель. Больше того, я всем и каждому стану в полный рост грозить генеральным прокурором и тыкать в нос собственными чрезвычайными полномочиями. Которые, надо признать, мало чего стоят, пока у меня нет связи. Я проверил — точно нет. Но я все же попытаюсь. То есть постараюсь. И сильно постараюсь. Костьми, повторяю, лягу, но вывезу. Мне такой свидетель нужен в Москве, а не в провинциальной психушке.

— Снимайте вашу куртку, — сказал я.

— Зачем? — Она отпрянула от капота, на котором я накрыл наш походный стол.

— И сапоги тоже. Будем переодеваться. Ведь на заставе вас не знают?

— Нет, кажется.

— Будете моим сотрудником. Сотрудником прокуратуры. Ясно?

От моего напарника не так много осталось, но кое-какие вещи в багажном отсеке имелись. Штатная разгрузка… Главное — форменный мундир со знаками отличия и наградными планками. Размер… Черт бы с ним, с размером! Ее дело сидеть в машине и не высовываться. Если что…

— Переодевайтесь! Только побыстрее.

— Отвернитесь. Зачем все это?

Я отвернулся. Хотя зачем? Она ж не до гола раздеваться собралась.

— Слушайте. Ко мне обращайтесь по фамилии. На все вопросы, если они будут, — к майору. Ко мне то есть. Мы из прокуратуры.

— А как ваша фамилия?

— Попов я. Держитесь уверенно и небрежно. Я старший. Все вопросы только ко мне. Ну? Закончили там?

— Нет еще. Тут пуговицы…

Я обернулся. Китель она застегнула наискось. Из-под него видна форменная серая рубашка со вздыбленным воротником. Шнурки на ботинках распущены и напоминают повисших червяков. Тот еще видок.

С той стороны, откуда мы приехали, послышался частый стук. Не сильно-то мы оторвались. Странно. Я рассчитывал на большее. Очень странно.

— В машину! Быстро!

— А вещи…

— Быстро, быстро!

Ее пожитки в багажник. На них — кулем — тряпка, которую я обыкновенно использую вместо скатерти. Вместе с объедками и посудой. Нет у меня времени на наведение порядка. Три секунды на то, чтобы захлопнуть дверцу багажного отсека и пассажирскую, за которой Вера Вячеславовна не слишком ловко копалась с непривычной одеждой, пытаясь привести ее хоть в какой-то порядок или его подобие. Я прислушался. Дробный звук копыт нарастал. Нет, это нереально. Как они смогли нас нагнать? Ну да сами виноваты.

Чтобы наладить пару растяжек с моими гранатами, у меня ушло еще с минуту. Я даже не стремился их сильно маскировать. Да и не было на это времени. Заметят, нет — все одно задержатся. Плюс пустая емкость метрах в тридцати дальше. И тогда рванул. Дорога пока позволяла, двигатель, кажется, тоже. Слева мелькнула изрядно заросшая посадочная площадка, на краю которой отчетливо было видно большое выгоревшее пятно, из него паутиной клубилась рыжая от ржавчины проволока. Колесный корд. Кто-то здесь жег шины. И не самые маленькие.