Сергей Лапшин

Навь. Возмездие древних богов

I

Солнце клонилось к горизонту, утопая в верхушках черных сосен. Его последние лучи проникали сквозь хвою и плясали бликами на лицах трех всадников, заставляя их время от времени щуриться и пригибаться к потным гривам коней. Мимолетного взгляда хватило бы, чтобы отметить — путешественники смертельно устали: запылившееся дорожное платье, изможденные лица. Проницательному попутчику не составило бы труда отметить и некую обреченность, которой буквально веяло от всадников. Закрытые дорожными платками лица, казалось, должны были способствовать скрытности. Но, судя по затравленному взгляду женщины и угрюмой сосредоточенности мужчин, они уже поняли тщетность своей затеи.

Внимательный путник наверняка бы сообразил: с этой троицей что-то не так. Хорошо, что боги пока хранили путешественников от излишне любопытных путников.

Наезженный тракт, разбитый колеями и истоптанный копытами, прямой стрелой тянулся на восток, дальше и глубже в дремучие леса радимичей, скрывающие в своем лоне гордый и непокорный народ.

Ехавший впереди всадник потянул поводья, сбавляя ход. Конь перешел с легкой рыси на шаг и вскоре остановился. Мужчина оглянулся и сдернул с лица платок. Солнечные лучи осветили сильное волевое лицо с высокими скулами.

— Мы расстанемся здесь, — голос у мужчины оказался хриплым и слабым. Скорее он и вовсе сипел, что говорило о нешуточной хвори либо о недавнем ранении.

Женщина осмотрелась. Густой еловый лес, где, казалось, и пешему не пройти. Напротив — подлесок, разросшийся среди старых поваленных бурей и временем деревьев. Непроходимые заросли. Вздохнув, женщина отвела взгляд от елей и посмотрела на мужчину. Возражать ему она не собиралась. Лишь с готовностью ждала решения.

— Я чувствую их. Уже близко. Наш путь здесь закончится. Ваш начнется, — преодолевая точившую его слабость, мужчина обратился к третьему путнику. Молодой, еще совсем безусый юнец молча внимал воину.

— Ершон, ты стал мужчиной. По своей воле пошел путем, начертанным Богом. Уже не свернуть.

Юноша хотел было ответить, но тут же прикусил язык, устыдившись своей несдержанности.

— Будь достоин и впредь. Путь воина свят и честен.

Сжав зубы, тот упрямо кивнул, и мужчина понял, что слова его нашли отклик в юном сердце.

Женщина слабо охнула, и Ершон, мигом спрыгнув с коня, оказался рядом с ней. Придержал, помогая спуститься, и бережно взял дорогую ношу на руки. Взглянул в бледное лицо с закушенной губой и тревожно оглянулся на мужчину.

Тот мотнул головой, отказываясь от дальнейшего участия:

— Ты мужчина, Ершон. Уходите в лес, чтобы я мог увести погоню.

Мальчишка понятливо кивнул. Решительно снял с седел сумки и перекинул через плечо.

— Еще не все, Лют. Ты оставил не все, — голос женщины остановил уже готового сорваться в галоп всадника.

Мужчина медленно опустил плеть, взглянул вниз на истоптанную землю. У него, беглеца, которого травили целым отрядом, больше ничего не было. Богатство брошено на отчем дворе, разграбленном и сожженном. Женщина, которую он полюбил, отвечает одним лишь презрением.

— У меня есть честь и ненависть, княгиня. Что из этих даров ты желаешь получить? — глухо просипел он, так и не обернувшись.

Однако и та оказалась не робкого десятка:

— Меч моего мужа, Лют. Я хочу, чтобы ты передал его мне.

— Ершону он не по руке, княгиня. Тебе тоже.

Побелевшая, будто снег, женщина нашлась с ответом:

— Он для моего сына, Лют. Отдай мне меч.

Помедлив, мужчина, все так же не глядя в сторону своих попутчиков, сбросил с седла прикрепленные к нему сумки. Одна из них, ударившись о землю, открыла взглядам путников меч, наполовину зарывшийся в дорожную пыль.

— Ты выбрала ненависть, княгиня, — едва слышно прошептал себе под нос мужчина и со злостью стегнул плетью своего коня. Животное вздрогнуло, обиженно мотнуло головой и тут же бросилось вскачь. Вслед за ним с места сорвались и лошади его попутчиков. Минуту спустя на дороге остались лишь подросток с женщиной и сумки, брошенные Лютом. Ершон покосился на них, не решаясь забрать оставленную кладь. Медлил.

Женщина не трогалась с места, требовательно смотрела на мальчишку. Правой рукой она поддерживала свой большой живот. Левой указала на дорогу:

— Меч!

Ершон коротко вздохнул, поднял с земли увязанный узлом мешок. Мгновение спустя мальчишка спрятал меч в глубь второй сумки, хорошенько затянув на ее горловине веревку. Перевязал кладь вместе, закинул себе за спину и негромко произнес:

— Пойдемте, госпожа.

Глухие сосновые леса. Заболоченные, покрытые замшелыми осинами низины, взгорья, отданные на волю могучим раскидистым дубам.

Будто бы сама земля скрывала небольшие городища вятичей [Славянский народ, живший в бассейне реки Оки, в пределах современной Московской области.]. Неприметная тропка могла вывести к окруженному частоколом речному мысу с сотней домов, а могла завести прямиком в болото.

Непокоренные, не отступившие от своего уклада вятичи многие столетия оставались верными лишь себе и своему Роду. Стоило посягнуть на их землю, как кровавая ярость выплескивалась из чащоб, топя в себе орды захватчиков. Так было и двести лет назад, и даже десяток. Но будет ли впредь?

Конь хрипло дышал и поводил лоснящимися боками. Лют успокаивающе погладил его по холке и огляделся.

Наезженная, вытоптанная до земли дорога. Словно бесконечная змея, тянулась она в обе стороны, не балуя разнообразием пейзажей. Все те же дремучие, заваленные валежниками леса и колючий кустарник.

Сваленные в кучу седла лежали в стороне. Все три скакуна, которых увел за собой воевода, топтались рядом, будто бы не решаясь покинуть своего хозяина. Лют не гнал их. Сейчас это не имело никакого смысла и вовсе не то занимало его мысли.

Воевода нагнулся, сорвал несколько травинок. Растер их в ладонях и поднес к лицу, вдыхая резкий свежий запах. Провел пальцами по щеке, оставляя на коже влажный след от сока. Вместо полосы крови, которая свидетельствует о готовности русича [Под русичами, или русью, в книге понимаются прежде всего воинские объединения различного национального состава на службе у киевских князей.] биться до смерти.

Не так давно сам Лют приходил в землю вятичей вслед за своим князем. Тогда он был врагом, и сумрачные леса угощали воеводу подлыми стрелами да ударами ночных топоров.

Многим проданный меч и чужой крест принесли не злато, а смерть. Завоевание, коим грезил пошедший стопами отца Владимир, оказалось иллюзией. Занятые гарнизонами города стремительно пустели, оставляя пришельцев наедине с покинутыми домами и умершими торгами. Затея провалилась и стоила жизни многим сотням русичей. Охотников из иных родов, нашедших последнее пристанище в дремучих лесах, никто и не считал.

Теперь уже сам Лют был гоним и преследуем.

Воевода расстегнул ворот рубашки. Провел пальцами ниже ключиц. На коже прямо в центре груди прощупывался уродливый рубец, напоминающий своей формой крест. Символ веры можно снять и выбросить. Сдернуть его с цепи, а то и с шелкового шнурка и отбросить прочь. Избавиться же от печати рабства и черного колдовства Люту было не суждено. Гноящийся рубец не только напоминал о прошлом, оставившем клеймо на некогда вольном витязе. Он был меткой, которая вела по его следам погоню не хуже охотничьих псов.

Вдали показались клубы пыли, поднимаемые всадниками, и воин потянул из ножен меч. Взглянул на его хищное острие, ловящее последние отблески дневного светила. Поймал взглядом свое отражение и тут же посмотрел в сторону.

В том, что сейчас к нему приближалась смерть, Лют не сомневался. Он был бы даже рад ей. Ему проще было уйти на суд предков и бога, нежели задержаться еще в жизни, выдав сведения о княжне. Никогда ранее воевода так не желал ступить в божье царство.

Сжав крепче рукоять меча, Лют отступил в сторону леса. Прошелся, приминая сапогами высокую траву, и остановился под тенью высокой ели.

— Я ждал этого. — Всадник, возглавлявший десяток, легко спрыгнул с седла. Ободряюще хлопнул по морде роняющую пену лошадь и сделал шаг навстречу воеводе. Усмехнулся, отдавая должное выбору позиции.

— Я бы дал тебе выбор. Но его нет, — мужчина развел руками, не делая попытки достать свое оружие. Двое всадников, спешившись, принялись обходить русича с флангов.

Лют коротко взглянул на одного и на второго. Затем посмотрел на командира преследователей — ляха Вуйтеша. Тот рассчитал все точно. В руках у кметей были луки. Стрелы, которые те накладывали на тетиву, венчались тупыми тяжелыми остриями. Бросься Лют на одного, другой тут же выстрелит в незащищенную спину.

Воины, шагая, сбивали дорожную пыль с сапог о сочные стебли травы. Подходили сбоку на десяток шагов, дабы не потратить ни стрелы задаром. Еще один, держа лук в готовности, замер рядом со своим командиром. Тот, более не желая тратить слова, лишь снисходительно ухмылялся. Участь воеводы была решена. По крайней мере, на взгляд преследователей.

Глубоко вздохнув, Лют резким движением повернул меч острием к себе и тут же подался на него, валясь наземь. Лезвие прошило солнечное сплетение, врезалось в легкие, распарывая их, и скользнуло по позвоночнику, вынырнув из спины воеводы. Всхрапнув, Лют свалился на бок, последним усилием схватился за рукоять оружия и дернул его в сторону.