Встретились мы совершенно случайно, хотя Бобриков и пытался потом рассказывать: «было у меня предчувствие» и «чего-то вдруг потянуло пройти через рощицу…» На самом деле он делал обычный обход железки — от стрелки, ведущей к заброшенному руднику в предгорьях Саарнского хребта, и до шестнадцатого пограничного секрета. Места эти были спокойные, зато близко к одной из слабых точек, не проходило и года, чтобы здесь кто-нибудь случайно ни выскакивал.

Бобриков увидел следы моих босых ног на глинистом берегу маленького родника (я там пил, дойдя до рощи) и, как он потом рассказывал, сперва решил, что в Центрум попал дикарь. Либо каким-то чудом вынесло из Африки-Азии-Латинской Америки, либо (что в Клондале случалось еще реже) из какого-то примитивного мира. Впрочем, когда Бобриков нашел меня, я уже успел соорудить себе нечто вроде набедренной повязки и обуви. Да, в Центрум я попал голым, но в руках-то у меня было большое банное полотенце. Двумя кусками я обмотал ноги, остатки пустил на символическую набедренную повязку. Когда пограничник меня увидел, я как раз был занят изготовлением дубины — острым камнем обтесывал сучья на здоровенной ветке. И выглядел таким спокойным, что, пока не долбанул камнем по руке и не высказал мирозданию все, что по этому поводу думаю, Бобриков продолжал размышлять, дикарь я или нет.

— Бог в помощь! — окликнули меня со спины. Я подскочил, перехватил дубину поудобнее… и растерянно уставился на старика.

Бобрикову (имя, конечно, я узнал много позже) тогда было под семьдесят. Сейчас — уже «за». Выглядел он, впрочем, вполне бодро — крепкий, пусть и немолодой дядька, не седой и не лысеющий (потом я узнал, что шевелюра — предмет его особой гордости), в старом брезентовом плаще, с ружьишком за спиной… Старичок-егерь. Или старичок-охотник. В любом случае я готов был его расцеловать — мир вокруг меня, только что казавшийся безлюдной бесконечной степью, внезапно ожил.

Но Бобриков мой порыв уловил и легким движением сбросил с плеча двустволку. Я замер. Старичок-егерь оказался маньяком-убийцей?

— Руки покажи, земляк, — вполне миролюбиво сказал старик. — Дубину народной войны брось, не нужна она тебе. А руки покажи.

Я бросил недоделанную дубину и поднял руки.

— Правое запястье, — уточнил старик.

— Смотри, разве я мешаю? — разозлился я.

Бобриков, стоя метрах в пяти от меня, пристально изучал мою руку. Потом кивнул и забросил ружье на спину.

— Не серчай, земляк. Места здесь такие… осторожность нужна. Первый раз в Центруме?

— А что это такое? — переспросил я.

— Ну, мир такой, — усмехаясь, ответил старик. — Ты ж вроде молодой, фантастику должен читать…

— Никому я ничего не должен, — пробормотал я, опуская руки. — Может, я неграмотный… Дед, ты хочешь сказать, что это параллельный мир?

— Нет, не параллельный. Центральный, — разъяснил старик. — Параллельные миры — они параллельно один другому, верно? А центральный — он как сердцевина у ромашки. Остальные миры — лепесточками вокруг. Дошло?

— Не верю, — упрямо сказал я.

— А когда в портал сигал — куда ожидал попасть? — усмехнулся дед.

— Какой портал? — заорал я. — Я мылся. В душе. Потом вылез, вытираться стал… и оказался здесь.

Бобриков нахмурился.

— Так не бывает, мил-человек. Портал должен быть. Ты его открыл — случайно. И шагнул в него.

Я снова попытался вспомнить, что же произошло за мгновение до того, как я перенесся из ванной комнаты.

— Я вытирался, — упрямо повторил я. — Потом… потом назад шагнул…

— А, — усмехнулся Бобриков. — Понятно. Зеркальный портал, он же тыловые ворота… ну если совсем уж по-народному — заднепроходное отверстие. Редкая штука, смешная… но случается.

— Слушай, дед, у меня голова кругом идет, — взмолился я. — Ты или стреляй, или объясни по-человечески!

Вместо ответа Бобриков скинул рюкзак, порылся там, достал чистые, но явно ношеные семейные трусы и протянул мне.

— Держи, лишенец. Стираное, не волнуйся.

Мне было не до брезгливости. Я натянул дедовские трусы (чуть маловаты, но, к счастью, Бобриков был крепкий старик), потом принял из его рук металлическую флягу. Глотнул. Как я и подозревал, это оказалась не вода. Совсем не вода!

— Что за… — просипел я, возвращая фляжку.

— Напиток местный. Зря кривишься, не хуже вискаря. Сейчас костерчик разведем, побеседуем…

На костер пошла недоделанная дубина и набранный в роще валежник. Уже потом я узнал, что рощи и леса в Клондале редки, можно сказать — наперечет, и прятаться в зарослях — не лучшая идея. А тогда сидел, разинув рот, и слушал неторопливый рассказ Бобрикова.

— Я — пограничник. Что это такое — объяснять можно долго, а можно и вообще не объяснять, и так все понятно. Мы охраняем проходы между разными мирами. Ловим контрабандистов и случайных нарушителей, вроде тебя.

— И таких много?

— Изрядно. Или ты думаешь, что открыть портал — уникальная способность?

Я пожал плечами.

— Портал, или врата — как тебе больше нравится, штука нехитрая. Их может открыть любой. Это, очевидно, некое неотъемлемое свойство всякого разумного существа. А ведут порталы только в Центрум… — он, видимо, подметил выражение моего лица и смилостивился: — Ну и обратно. Так что миров-то много, но попасть из любого ты можешь только в один. Центральный. Мы его так и зовем — Центрум.

— Но почему про это не знают все? — поразился я. — Если уж любой может открыть портал…

— Ну… есть детали, — признал старик. — У многих людей порталы существуют доли секунды. Или настолько малы, что человек в них пройти не может. Или же условия их возникновения столь вычурны, что никогда в жизни человеческой не случаются. Вот тебе, к примеру, надо раздеться догола, начать вытираться полотенцем… — старик задумался, — нет, полотенце тут ни при чем. Скорее, тебе надо делать движения руками, словно вытираешься. И наверняка что-то еще. Вот этим, мил-человек, ты и будешь ближайшие дни заниматься — вспоминать, что делал, когда открыл проход в Центрум, и пытаться это повторить. Потому что иначе… — он пожал плечами.

— Я останусь тут навсегда? — тихо спросил я.

— Да нет, не останешься, если не захочешь, — поморщился Бобриков. — Отведу я тебя домой. В смысле — на Землю. У меня портал три секунды держится, успеем вдвоем проскочить. Но остаток жизни ты будешь вспоминать про иной мир, где побывал, тосковать, пить горькую и раскаиваться, что решил вернуться. Спорим?

Спорить я не стал.

— Ну или оставайся здесь, — продолжал Бобриков. — Работу найдем. Хоть у нас, в пограничниках, хоть у местных. Тут нормальное отношение к землянам.

— Тут что, своя жизнь есть? — почему-то поразился я. — Люди?

— Люди, — кивнул старик. — Вполне приятные для общения.

— И по-русски говорят, конечно, — съязвил я.

— Никоим образом.

Фантастики я читал не слишком много. Но кое-что вспомнилось.

— Тогда, наверное, я чудесным образом изучил их язык, пройдя через ворота?

— Через врата, они же порталы, — поправил старик. — Нет, не угадал. Язык у них свой, корни на слух немного похожи на латинские, но в принципе — ничего общего с земными языками.

— Тогда мне тут ничего не светит, — сказал я. — Туп я к языкам, даже английский толком не выучил.

— Это ты раньше был туп, — ответил старик. — Первые проходы через врата действуют на человека как мощный стимулятор. Двое-трое суток ты можешь впитывать знания как губка. Если постараешься — через три дня спокойно заговоришь на клондальском. Кстати, когда вернешься на Землю — рекомендую подучить английский… и вообще все, что тебе хотелось выучить, но никак не давалось. Только с умом распорядись этими днями. При каждом новом прохождении эффект слабеет и к пятому-шестому разу сойдет на нет. Так что сам выбирай, что тебе больше в жизни пригодится — кун-фу или умение складывать оригами. Ты кто по профессии-то будешь?

Я помедлил секунду. Бывали ситуации, чаще при общении с женским полом, когда моя профессия «звучала» хорошо. Но тут явно был иной случай…

— Я музыкант.

— Музыкант? — старик посмотрел на меня с состраданием. — Этого добра тут и своего хватает. Будь ты военный, инженер, врач — мог бы хорошо обустроиться в Центруме. А что за музыкант-то? На скрипке играешь или на фоно?

«Фоно» меня покоробило. Было в этом свойском наименовании инструмента что-то насмешливое.

— Такое ощущение, будто других инструментов никто не знает, — буркнул я. Но Бобриков ждал, и я ответил: — Могу и на фортепьяно, дело нехитрое… Барабанщик я.

— Ударник? — уточнил старик.

— Мы себя ударниками не называем, — объяснил я. — Барабанщик.

Старик покачал головой.

— Нет, не годится. Вы у себя в ансамблях как хотите называйтесь, а тут тебя будут ударником звать. Звучит красивее. В рок-группе стучишь?

— Дятел стучит, — я начал злиться.

— Извини, — кивнул старик. — В рок-группе играешь?

— Ну… по-всякому, — уклонился я от ответа. — Вообще-то я литаврист, по образованию. Но могу и на цимбалах, и на барабанах… В группе, конечно, больше на драмзе…

Но мой собеседник уже не слушал. Он ржал, тихонько, по-стариковски, всплескивая руками и подхихикивая, когда воздуха не хватало для полноценного гогота.