Эти грустные слова, сказанные ровным, тихим голосом, потрясли меня.

— Ты ведь живой… — беспомощно пробормотал я и услышал:

— Смерть — не самое страшное…

Морская волна накрыла его с головой, и он исчез. Я долго вглядывался в темную воду, но больше Том не показывался.

Всю дорогу к маяку я думал, как рассказать Дукату о моей встрече с Томасом и, уже на пороге, понял, что не смогу. В лучшем случае он посмеется над суеверным джоком [Джок — презрительное именование шотландцев, принятое у англичан], в худшем — запрет меня в кладовой от греха подальше. Поэтому я налил себе еще одну кружку грога и пошел спать. Но, несмотря на выпитый ром, заснуть мне удалось лишь под утро.

Целый день я ходил вокруг поворотного механизма маяка и обдумывал слова Маршалла. Я даже прикидывал, как оглушить Дуката и подать сигнал бедствия, но, оказалось, не так просто ударить исподтишка человека, даже если он тебя сильно раздражает. Так ни на что и не решившись, я лег спать, а утром пошел в обход по берегу.

Я вглядывался в океанские воды в надежде вновь увидеть Маршалла, но на море все так же стоял штиль, солнце бликовало на поверхности и слепило. Так я дошел до бухты, откуда Том выходил рыбачить. На берегу, полностью вытащенная из воды, лежала лодка с пробитым днищем. Никакой прибой не смог бы положить ее на берег так аккуратно. Я заглянул под шлюпку, но там было пусто. Я не сомневался ни секунды, что это дело рук Маршалла. Может быть, он не дождался мольбы о помощи с маяка и решил спасти меня таким путем?

В состоянии крайней задумчивости я вернулся на маяк. Дукат с любопытством посмотрел на мое отсутствующее выражение, и я сказал:

— На берег выбросило лодку с пробитым дном.

— Маршалла?

Я молча кивнул. Дукат, на ходу натягивая бушлат, выскочил наружу, я за ним, догнал его на краю обрыва возле бухты. Он задумчиво смотрел вниз, потом спросил:

— Она так и лежала?

— Нет, конечно, — соврал я, — она уткнулась носом в камни, полузатопленная. Я вытащил ее, чтобы не унесло отливом.

— А перевернули зачем?

— Чтобы дно осмотреть.

Меня тревожил его подозрительный взгляд.

— Сапоги сухие, — ткнул мне в ноги чубуком.

— Говорю же: лодку вынесло на берег. Я ухватил ее за кольцо и вытащил. В море не заходил.

— Хм-м, ладно, — протянул он недоверчиво и сбежал по камням к лодке.

Дукат придирчиво осмотрел днище, периодически многозначительно хмыкая и постукивая трубкой по доскам, потом приложил чубук к дыре и повернулся ко мне.

— Дно пробито снизу твердым предметом диаметром около трех дюймов. Что это может быть? — он посмотрел на меня с видом, будто этот предмет трех дюймов в сечении я держу за спиной. — Ну давайте, МакАртур, вы же из этих краев.

— Не знаю, — Я действительно был в недоумении. — Может быть, нарвал?

— Нарвал? — переспросил он. — Ну что ж, возможно, возможно…

И больше не проронил ни слова. Вечером за ужином я, как бы невзначай, спросил:

— Мистер Дукат, сэр, может, стоит подать сигнал бедствия? В смене должно быть три смотрителя, да и жена Маршалла до сих пор остается в неведении.

— Поверьте, МакАртур, — ткнул в мою сторону вилкой Дукат. — Неведение — это лучшее, что мы сейчас можем подарить бедной миссис Маршалл. Весь день с того момента, как он ушел с маяка, вы находились у меня перед глазами, а я у вас. Следовательно, никто из нас к его гибели не причастен. Обычная трагическая случайность на рыбалке: его путь пересекся с путем какой-то большой морской твари. Давайте продолжим нести службу и не будем лишать миссис Маршалл жалования ее погибшего мужа. Вы согласны со мной?

Я испытующе посмотрел в его глаза, пытаясь найти хоть малейший признак неискренности, но взгляд был безмятежен, как гладь пруда в безветренный день.

— Завидую вашему самообладанию, — покачал я головой, — как подумаю, что тело бедняги Тома обгладывают рыбы…

— Ещё заплачьте, МакАртур, вы же моряк! Море, бывает, забирает своих тружеников. Каждый, кто связывает жизнь с морской стихией, должен быть к этому готов.

Я не чувствовал и капли той уверенности, что излучал Дукат. Думаю, ему было плевать на наши жизни: и мою, и молодого Маршалла.

На следующее утро я взял деревянный ящик с плотницкими инструментами, моток пеньки и водостойкую смолу. Дукат, вытирая пену с выбритого между двумя кудрявыми кустами подбородка, спросил, куда я собрался.

— Хочу починить лодку, — ответил я. — Надоели консервы.

— Да? — усмехнулся Дукат. — А сеть вы из чего делать будете? Одной лодкой рыбы не наловишь, а все рыболовные снасти на дне морском, вместе с беднягой Маршаллом.

— Удочку сделаю из шеста, — буркнул я и отправился на берег.

Полдня я возился, заделывая пробоину. Я — рыбак, и делал это не раз. Работая, я вполглаза следил за морем, и боясь, и желая увидеть там голову Томми. Когда я думал о нем, о его беременной жене, об их нежных чувствах друг к другу, подступало уныние. Потом я вспоминал слова Маршалла о том, что Бог не властен над океаном, лежащим у моих ног, и тогда мне казалось, что я стою на самом пороге ада. Вот-вот вода взорвется брызгами, из нее вылетит костлявая рука и утащит меня на дно.

Постепенно привычные движения вытеснили из головы сторонние мысли, и я так увлекся плотницкой работой, что не заметил спустившегося по склону Дуката.

— МакАртур! — гаркнул он над моим плечом так неожиданно, что я подпрыгнул.

Испуганно обернувшись, я увидел своего начальника с трубкой в зубах и двумя глиняными кружками, из которых исходил пар.

— Дружище, вы на меня смотрите так, будто черта увидели.

Если б Дукат мог читать мысли, он бы понял, что был близок к истине.

— Извините, сэр, увлекся.

Дукат протянул мне одну из кружек.

— Держите, МакАртур, вам сейчас не повредит. Мой фирменный грог, только рома поменьше. Согреет, но не опьянит — то, что нужно.

Я принял кружку из его рук и сделал большой глоток.

— Ну как? — спросил он с улыбкой, и я благодарно зажмурился.

Со дня исчезновения Маршалла Дукат начал проявлять вполне человеческие качества.

— Вы не проголодались? — спросил он, но я покачал головой:

— Нет аппетита. Хочу сегодня доделать и оставить ее сохнуть. Вечером поем.

— Ну, как знаете, МакАртур. — Он пожевал губами, переводя взгляд с меня на лодку и обратно, его торчащие баки еще больше ощетинились. — Скажите начистоту: на кой черт вы ее чините? Только не рассказывайте про внезапно проснувшуюся тягу к рыбной ловле.

— Вы все равно не поверите, сэр.

— А вы попробуйте.

Я задумался, подбирая слова, потом сказал:

— Я видел Маршалла. Поздно ночью, в день его исчезновения.

Дукат молчал, пристально смотрел мне в глаза. Я выдержал его тяжелый взгляд и пояснил:

— Я сидел на камне в бухте, где мы высадились на берег… Кажется, прошла вечность с того дня. Том вышел из моря, он был наг, но, кажется, совсем не чувствовал холода.

— И что он сказал? — Голос Дуката был так же тих и безжизненен, как голос Маршалла той памятной ночью.

— Он попросил потушить фонарь. Свет причинял ему боль.

— Чёрт вас дери, МакАртур, ближе к делу! — воскликнул Дукат.

Я вздохнул, собираясь с силами. Конечно, мне нужно было сразу рассказать ему обо всём.

— Он умолял, чтобы мы подали сигнал бедствия и бежали отсюда как можно скорее.

— И вы только сейчас решили со мной этим поделиться?

Я пожал плечами:

— А вы бы мне поверили?

Дукат попыхтел трубкой, обдумывая ответ, потом сказал:

— До Мангерсты по прямой около двадцати миль. Многовато для утлой лодки с наскоро заделанной пробоиной.

— Вы сами сказали, что море, бывает, забирает своих тружеников, — возразил я. — Ну что ж, значит, судьба такая. В любом случае, сэр, я бы предпочел, чтобы у нас была хотя бы умозрительная возможность отсюда выбраться.

Ни слова не говоря, Дукат развернулся на каблуках и пошел к подъему. Забравшись на пару ярдов выше, он обернулся и сказал:

— Про весла забыли, МакАртур. Грести руками собираетесь?

Не дожидаясь ответа, он зашагал по склону.

Удивленный тем, что эта простая мысль не пришла мне на ум, я присел на киль лодки и повесил голову. Просидев так пару минут, я подскочил к воде и заорал:

— А весла, Том? Весла?!

На следующее утро под лодкой лежали два разномастных весла. Одно было похоже на те, какими Том выгребал на место лова, а второе, выкрашенное облупившейся зеленой краской, носило следы акульих зубов. Я показал свою находку Дукату. Он долго рассматривал их, скреб ногтем отметины. Потом поднял глаза, и я понял: что-то изменилось.

В тот вечер я впервые увидел, как он чистит револьвер. Откровенно говоря, я вообще не знал, что у него есть оружие. Теперь большую часть дня он проводил наверху, возле горелки маяка. Он бродил по кругу, рассматривая море в бинокль, был неразговорчив и рассеян. Пару раз я пытался подняться к нему поговорить, но сразу натыкался на угрюмое: «Мне нужно побыть одному, МакАртур, будьте любезны…». Я проявлял любезность и спускался на этаж, чтобы до позднего вечера слушать, как трещат половицы под его башмаками.

* * *

Однажды утром я проснулся и обнаружил, что постель Дуката тщательно застелена. Я взял полотенце, мыло и вышел из спальни.