— Теперь не перепутаю.

Семижды семь раз восходил Он на ложе с ней, и семижды семь раз оставалось её лоно бесплодным, пока…

Старик макнул бакланье перо в чернильницу, но там оказалось пусто.

— Тьфу ты, пропасть, — пробурчал он. Создание письменности прошло успешно, но чернила очень быстро заканчивались. Старик открыл ржавый бак в углу пещеры. На дне его в панике заметался по дну осьминог, меняя цвет от фиолетового до багрово-красного.

— Скажи спасибо, что живым оставил, ловелас головобрюхий, — ворчал старик, вылавливая существо, подозрительно похожее на его первенца. Он надоил полную чернильницу и бросил осьминога обратно. Облегчённо вздохнув, бедняга забился в дальний угол. Он уже не раз пожалел, что забрался на кучу камней на дне. Кто ж знал, что она окажется женой Создателя всего, ещё и такой фертильной.

— Ну что, как она, доктор? — спросил старик угрюмо нависающую над женой скалу и сразу ответил сам себе гнусавым голосом: — Ну что ж, голубчик, ах, простите, Ваше Всемогущество, беременность проходит нормально, отклонений нет, ваша уважаемая супруга вот-вот разрешится от бремени.

Много раз пытался старик создать людей по своему образу и подобию, но из исходных материалов были одни камни, и ни двигаться, ни разговаривать они не хотели.

— Семижды семь, — вспомнил он, на чём остановился. — Будем надеяться, что пятидесятый раз будет счастливым… Поздравляю вас с новорожденным, Ваше Всемогущество! У вас мальчик! — старик вывел себя из раздумий противным голосом доктора. — Где? — Удивился он. — Так вот же, — и сам развел руками, обхватывая пустоту.

Счастливая мать бессмысленно таращила на него обрамлённые пышными ресницами глаза.

— Нарекаю тебя Воздухом! — торжественно сказал старик и поплёлся в пещеру готовиться к пятьдесят первому соитию со своей каменно-твёрдой женой. Ну когда-то же должно получиться?

Вслед за Воздухом лоно жены Его исторгло Воду, Огонь и Железо…

Старик поморщился и бросил перо в чернильницу.

— Как-то это чересчур физиологично, не находишь? — спросил он сидящего на столе осьминога и погладил его макушку. Осьминог изменил цвет на нежно-зелёный, кончики его щупалец свернулись от удовольствия.

— Проголодался, малыш? — Старик сунул ему в щупальца жирную селёдку и под довольное чавканье исправил "вслед" на "вослед".

В пятницу на пороге его пещеры появился сын. День этот пятницей ещё не был, но до того счастливую весть принёс отпрыск, что старик сразу нарёк этот день пятницей — лучшим днём недели. Пока сын переминался несуществующими ногами у входа, Старик быстро назвал остальные дни и вычеркнул семь пунктов из списка.

— Бать, тут это… — промямлил Воздух и вытер рукавом сопли смущения. — Девочка у меня родилась.

— Девочка? — недоверчиво переспросил старик.

— Ну это такая, как объяснить… Мягкая, как ты, но без бороды и красивая.

— Но-но, поговори у меня! — грозно сдвинул брови отец.

Он только накануне повыдёргивал из бороды все седые волоски. Оставшаяся прореженная поросль отливала спелым конским каштаном. Старик был доволен своим обновленным обликом, и Ося выразил свое одобрение янтарно-фиалковыми переливами. Чтобы не забыть, старик дописал в конце длинного рулона:

256701 Янтарь

256702 Фиалка

— Бать, ты это, приходи в гости, с внучкой понянчишься.

* * *

Новоиспечённого дедушку долго упрашивать не пришлось. В радостном нетерпении вошёл он в пещеру сына и протянул ему пакет с Осей.

— Поставь в воду.

Ося упал на пол и обиженно замигал ядовито- лиловым.

— Бать, ну было б чем, — укоризненно напомнил Воздух.

— Детки у меня, блин, — проворчал старик. — Руки из… Тьфу ты, ничего из ниоткуда! Ну, веди. Где она?

Посреди спальной пещеры лежала большая каменная плита.

— А ничего, фигуристая, удобная — подумал старик о невестке, подкручивая усы. Вспомнил, как впиваются в тело камни его Рауни и испытал приступ лёгкой зависти: "Какую красотку сын себе домой приволок"

Посреди невестки лежало маленькое чудо. Старик не мог поверить своим глазам: две пухлые ручки, две мягкие ножки с умилительно-розовыми пяточками. Ровно по две, прям, как у него. Он наклонился к девочке:

— Ути-пути, кто у нас тут такой хорошенький? Дедушкина принцесса?

Голос старика, привыкший к сотрясению всего пустого ещё мира, стал тоненьким и сладеньким, как блестящие нити сахарной ваты. Малышка протянула ручку и ухватила деда за палец, а его список того, что надо создать, пополнился словами "сахар" и "вата"

— Как назвали девчушку-то? — спросил старик невестку.

— Илька-зараза, сладу с ней нет, — желчно промолчала невестка.

— Илька… — прошептал старик. — Красивое имя.

* * *

Илька выглянула из своей пещерки и на цыпочках, на цыпочках, не дыша, вдоль стеночки пошла к выходу.

— Стоять! — гаркнул Воздух ей в ухо. Илька топнула.

— Ну па-ап!

— Что "ну па-ап"? — передразнил её Воздух. Далеко собралась?

— Гулять.

— Очень интересно, — сказал отец с интересом. — И где же?

— На улице!

— Нет ещё никакой улицы! Ничего ещё нет! Дедушка твой, да святится имя Его, так увлекся составлением списка того, что надо создать, что не успевает ничего создавать.

— Ну вот в "ничего" гулять и пойду!

— Никуда ты не пойдешь!

— Почему?

— Потому что я так сказал!

— Ну па-ап!

— Не папкай!

— Ну ок, аргументируй.

— Мать болеет. Лежит, не встаёт уже… — Воздух посмотрел на непридуманные ещё часы. — Всю жизнь.

Илька закатила глаза.

— Пап, мама — каменная плита. Она не может встать по определению, хоть больная, хоть здоровая. Ещё аргументы есть?

— А ну-ка, посмотри на меня!

— Если б я ещё знала, где ты, — пробурчала Илька, но повернулась в сторону, откуда доносился отцовский голос.

— Туоническая сила! — выругался Воздух. — Ты что с губами сделала?

— Нравится?

— По-моему слишком вызывающе.

— Когда-нибудь все девушки будут такое делать. — Илька надула и так сильно распухшие губы. — Смотри.

Она взяла каменную чашку и приложила под нос. — Теперь вдыхаешь и терпишь, пока можешь. На, попробуй.

С ехидной улыбкой Илька протянула отцу первый в истории косметический инструмент.

— Над родным отцом издеваешься? Знаешь, доченька моя дорогая, учиться надо, а не на гульки шляться.

— Давай учиться, — согласно кивнула она. — Чему?

— Да Похъёла чему… Блин, нечему. — Воздух вздохнул.

— Дедушка ещё не придумал, — сказали они хором.

— Па-ап…

— Что "па-ап"? Я уже сколько-то времени "па-ап". Как дедушка придумает что-то кроме дней недели, скажу сколько.

— Пап, а ты знаешь, какой сегодня день?

— Хреновый!

— Ну па-ап!

— Пятница.

— Мой день рождения!

— У тебя каждую неделю день рождения. Ни месяцев, ни лет ещё нет.

— Ну в честь дня рождения, ну пожалуйста, ну на немножечко, ну вот совсем-совсем на чуточку, ну вот на полстолечко… — заканючила Илька.

— Смотри мне! — Погрозил Воздух чем-то невидимым. — В подоле принесешь — из дома выгоню.

— От кого? Нету ж никого.

— Не знаю от кого вы, дурёхи, залетаете.

— Какие дурёхи, пап? Я одна на всем белом свете… в тёмной пустоте. Хоть бы свет уже придумал!

— Не придирайся! Я репетирую на будущее. В кого ты язва такая? Родители — приличные… эгхм… воздух и камень. Не, дедов характер, однозначно!

Старик сдвинул осьминога с рулона.

— 3864018: чебурек, — бубнил он себе под нос. — 3864019: чахохбили. 3864020: чизкейк.

Осьминог осторожно коснулся бумаги, Старик не отреагировал. Осьминог протянул второе щупальце. Старик, задрав подбородок, ковырялся пером в зубах. Осьминог растянулся поперёк листа и запульсировал приятным золотистым цветом.

— Ну Ося, — взмолился старик. — Не видишь? Я работаю. Ну давай мантию почешу, и ты пойдёшь на место. Договорились?

Осьминог раскинул щупальца и блаженно порозовел.

— Я тут посчитал, Ось: последние двадцать пунктов у меня про еду. Может, сотворить уже что-то помимо рыбы? Надоела. Создам-ка я… Хм-м-м… — Старик вытащил рулон из-под прибалдевшего осьминога и начал его разматывать. — Вот! Триста двадцать семь тысяч сто шестнадцать. Утка. Утки несут яйца, и их можно жарить. В смысле яйца. И утку тоже.

И создал Создатель утку в пятницу, к дню рождения внучки, и побежал её поздравлять.

* * *

Старик наклонился над Илькой. Бороду закинул за плечо, чтоб не мешала. Иля сидела с закрытыми глазами, грудь мерно поднималась и опускалась в такт дыханию. Старик пощёлкал пальцами, но внучка даже не пошевелилась.

— Давно она так? — спросил он.

— Не знаю, мерять не в чем, — пожал чем-то невидимым Воздух. — Бать, может пора уже от тайм-менеджмента к реальным делам перейти, а? Ну ни черта же нет. Чёрта, кстати тоже нет.

— Не гунди, — оборвал его отец. — Всё будет. Сначала надо взять под контроль свою жизнь, потом заниматься всякой ерундой. Я работаю. — Он повернулся, пошарил глазами по сторонам. Воздух вежливо кашлянул. — Ра-бо-та-ю! — раздельно сказал он туда, где должно было быть лицо сына. — Вон, смотри, первая ласточка, даже лучше: утка. Ласточки животные бесполезные, их потом. — Он протянул сыну пакет, оттуда что-то возмущённо крякало.