3

Никогда не мечтал о Гамлете. И вовсе не потому, что этот Гамлет мне не по плечу; между нами, актёрами, сыграть Гамлета может каждый. Если что и мешает, так только одно — зрительские стереотипы, навязанные кинематографом. Толкотня в Эльсиноре меня мало трогает. По необходимости, или скромнее скажу: по стечению обстоятельств, — я бы, конечно, от Гамлета не отказался, было бы предложение, но положа руку на сердце мне нравится в этой истории только роль Фортинбраса. Вот это моё. Явиться в конце, торжественно объявить о том, что все мертвы, возвестить о будущем и, подведя черту, сорвать аплодисменты. За всех! За весь спектакль! Блеск. Просто блеск! Люблю. Восхищаюсь. И дело вовсе не во мне, не в моём желании славы или моём желании поживиться за счёт чужого успеха — это в природе самой роли. Фортинбрас — это последнее слово. Это Тот, кто забирает Всё.

Клара Келлер попала в точку, пригласив меня в «Стулья» на роль глухонемого оратора. Определённо, это моя роль. Глухонемой оратор — тот же Фортинбрас, но безъязыкий: приходит в конце и всё объясняет — мыча. Он, как Фортинбрас, — последнее слово, но только мычанием. И есть великая справедливость в том, что, пока старик со старухой, выпрыгнувшие в окно после полуторачасового господства на сцене, ещё не явились на поклон из метафизического пространства, безъязыкий оратор первым встречает аплодисменты публики подобно Фортинбрасу, приказавшему убрать трупы.

На всей эльсинорской суете изначально лежит тень Фортинбраса. Холодная тень Фортинбраса, предупреждающая о роковой развязке! Но кто из них тогда думал о Фортинбрасе — о том, что придёт Фортинбрас и кончится этим?! Фортинбрас — великая роль. «Войскам открыть пальбу!»

Я шёл по улице, совершенно счастливый, и слушал в себе Фортинбраса.

«А я, скорбя, своё приемлю счастье; На это царство мне даны права, И заявить их мне велит мой жребий».

Перевод Лозинского.

У Пастернака не так — у него мягче, глуше, деликатнее: «В недобрый час мне выпадает счастье…»

Нет здесь дерзкого вызова, как у Фортинбраса Лозинского — «А я, скорбя, своё приемлю счастье!» — вот тут на грани наглости. Вот это по-моему!

Ну не верю, не верю я в глубокую Фортинбрасову скорбь.

А в счастье — да!

Неподдельное счастье на фоне протокольной скорби!

Обладатель новых земель, Фортинбрас, палец о палец не ударивший, чтобы добиться победы: «Возьмите прочь тела!»

Конец истории — той! — и трупов не надо. Прочь их, прочь их отсюда!

Всё в прошлом!

И замечательно, что «Гамлет» завершился салютом. Призыв к пальбе — как вызов аплодисментов.

4

Было так. Я открыл дверь и увидел его выходящим из кухни.

— Милости просим! Будьте как дома! — Шутку сию он сопроводил раскатистым хохотом.

Есть у него манера переигрывать. Любит он демонстрировать перепады настроения. Способен внезапно расхохотаться, когда, казалось бы, ничего не предвещает веселья. Или наоборот, резко оборвать убедительный смех и совершить что-нибудь патетическое, как сейчас, когда он полез ко мне обниматься, похлопывая меня по спине. Можно подумать, мы с ним не виделись два часа назад. Он словно провозглашал всем своим пафосным видом: «Мы молодцы! Мы сделали это!»

Принимая от меня цветок, молвила: «Оригинально!» — и подставила для поцелуя губы.

— Шампанское пьёте, — догадался я по вкусу Ринкиных губ, даже ещё не войдя в комнату.

— А ты будешь играть первого любовника?

— Это он так сказал?

— Кто знает, кто знает?! — воскликнул Кирилл. — Неисповедимы замыслы автора!.. Господи, — возвёл к потолку очи, — подари вдохновение Марьяне Огарь! — И мне: — Твоё явление состоялось!

Если кого состоялось явление, так это его собственное. Окна у нас выходят на запад; в лучах заходящего солнца он был похож на пришельца из потустороннего мира. Античный герой в неродной одежде.

Рина поставила горшочек с цветком рядом с недопитой бутылкой шампанского. Фужеров было три на столе (хозяина не забыли); я достал рюмки. Проходя с тарелками мимо меня, поцеловала на ходу в щёку.

Гость произнёс:

— Чтобы умереть в этой серии, ты должен себя проявить, заинтересовать зрителя, а иначе, Кит, жертва тобою бессмысленна. Жди хорошую роль. Возможно, тебя застукает муж Бережковой прямо в момент прелюбодеяния! Тебе будет что поиграть. Увидишь!

— Муж Бережковой… в момент прелюбодеяния? — переспросила Рина. — Так там что, Бережкова?

— Только у неё нет мужа, — сказал я. — Кого ты слушаешь? Никто никого не застукает.

— Я бойфренд её, — представился Кира. — Вам мало?

Бред какой-то. Язык без костей. Он и здесь преувеличивал — по-моему, просто приятель, вместе учились, но я промолчал.

— Да ладно, — Рина сказала, — в «Мухе-Цокотухе» она неплохо держалась. У неё низкий голос, красивый. Нам ли не знать Бережкову?.. Но почему, почему тебя надо сразу убить? Это же сериал!

Кира заговорил афоризмами:

— Все жить хотят, не у всех получается.

Себя он в этом предприятии видел фигурой незаменяемой. В масштабах сериала — бессмертной.

Он дал нам с Риной это почувствовать, когда наконец определились втроём за столом и, допив шампанское, приступили к молдавскому.

Тут наш гость и заговорил. Заговорил, заговорил и разговорился.

Прежде всего он поведал нам, как высоко его ценит продюсер, и не только за то, что роль у него ключевая — вторая по значимости в перспективе развития, — но за то ещё, на что никто у них не способен, — дать единственно верный совет в критический момент предприятия. Но, конечно, не только в критические моменты отличался Кирилл («такое, поймите правильно, не часто бывает»), но и просто по ходу обычной рутины Кирилл проявлял себя незаменимо; это он меня сегодня рекомендовал Буткевичу.

— Спасибо, Кирилл, — сказала Рина серьёзно. — Этот, — сказала она про меня, — уже лапки сложил. Уже веру в себя потерял. Ладно, пускай его сразу прикончат, всё равно хорошо, что востребован, без царя в голове… очень своевременно вы его… Спасибо, Кира. За тебя, дорогой!

«Этот» — ладно, «без царя в голове» — пусть, а про веру в себя мне не очень понравилось. Возразил, чокаясь:

— Я и слов таких не знаю — «вера в себя». Какая вера ещё? Где я в себя что потерял?

— Не ворчи. — Рина сказала. — Радуйся шансу.

На втором курсе мы изображали животных. Кирилл был павлином. В образе павлина он был гениален. Беда в том, что он так и не вышел из роли. Вернее, он из неё, конечно, выходил, но ненадолго, она его опять догоняла — он всё чаще и чаще её исполнял. А потом образ этой замечательной птицы и вовсе его себе подчинил. Дай только волю, и он распустит свой хвост.

Вот и сейчас. Видите ли, он что-то знает такое… такое… чего не знают в съёмочной группе другие актёры — и даже сам режиссёр. Видите ли, Кирилл посвящён в некоторые тайны этого производства. Он бы нам рассказал, но не имеет права. Тут не просто кино. Тут дела покрупнее.

Демонстрация собственной важности — его конёк. Надо никогда не забывать об этом, слушая Кирилла. Но с другой стороны, съёмки, чего не отменишь, действительно странные. Где это видано, чтобы сюжет изобретали прямо на ходу? Почему не написали сценарий заблаговременно? Почему спешка такая? Как можно снимать, не зная, что будет дальше? Что за таинственная сценаристка, вокруг которой все скачут на задних лапках? В чём секрет отношений?

Кирилл отвечал, снисходительно улыбаясь:

— Где нет секрета, так это здесь. Просто год потеряли на всякие бла-бла-бла-обсуждения, а когда клюнул жареный петух, тогда закрутились.

Весь фокус в том, что это частный проект.

Кстати, молдавский коньяк назывался «Белый аист». (Надо было сразу сказать.) В то время он весьма ценился. Ну так вот.

По словам Кирилла, сценарий был готов уже в январе. А началось ещё прошлой весной, когда Буткевич вышел на крупные деньги, или, точнее, крупные деньги нашли Буткевича. Выделялись они под сериал о современности, сиречь о жизни: зрители должны узнавать себя на экране — себя и свои проблемы. Герои обязаны полюбиться народу. Больше любви, радости, слёз. Таков был заказ. До сих пор Буткевич ничего подобного не продюсировал, он вообще-то по опыту работы — телередактор новостного канала (о себе, если что, говорит «креативный редактор»), но об этом распространяться не надо, тут важно единственное: ему и только ему доверяет инвестор. Буткевич окружил себя помощниками и консультантами, кто-то из них порекомендовал ему сразу трёх столичных драмоделов, работающих бригадой и умеющих надувать щёки. Они придумали героев, наметили сюжетные линии, внушили Буткевичу, что это хорошо, и стали, не торопясь, работать над сценарием. О размерах аванса Кирилл не осведомлён, но, судя по темпам работы, им ещё платили повременную. Буткевич, набирая команду, рассказывал всем, что у него уже готов гениальный сценарий. Возможно, он сам в это верил. Ему уже музыку сочинял композитор, а он всё ещё не мог определиться с режиссёром — оно и понятно, дело тонкое, возьмёшь самовольного корифея, а он и подомнёт под себя. В последний момент остановился на Юре Дуднике, уже год сидевшем без работы; про него говорили, что он съел собаку на постановках телеспектаклей. Актёров чувствует исключительно тонко. Буткевич с ним договорился где-то за неделю до съёмок, когда уже арендовал аппаратуру и согласовал с актёрами график. Юра Дудник ознакомился с хвалёным сценарием, и у него встали волосы дыбом: хуже этого он никогда не читал — диалоги чудовищны, характеров нет, снимать нечего. Буткевич перепугался не на шутку. Не знал, что делать. Где взять сочинителей? Консультанты тык-мык, а сказать нечего: ни бе ни ме в ху из ху в современной литературе. Хорошо, Кирилл о проблеме узнал, он только один и смог посоветовать. Есть такая Марьяна Огарь. Молодая, талантливая, пьесу её хотят поставить в Саратовской драме, диалоги пишет блестящие. Буткевич тут же к ней на такси помчался, бросился в ноги и пообещал гонорар неслыханный для наших краев, и представьте себе, она переписала за ночь первую серию, вернее, написала новую первую — но на тех же актёров. Чуткое ухо. Острый глаз. Королева диалога. Мастер сюжета. И мы должны ей все помогать — подбрасывать идеи, делиться впечатлениями. Жизнь удивительна, а мы в одной лодке.