— Ну это ты не меня спрашивай. Этого я не знаю.
— Хорошо, — сказал Черенков. — Согласно инструкции мне полагается оружие…
— Ишь чего захотел!
— Согласно инструкции…
— Нет, брат, подожди… «согласно инструкции»! Мало ли что согласно инструкции? Да у меня, знаешь, какая инструкция?! Твоя инструкция перед моей инструкцией, сам понимаешь… а не инструкция! И потом в твоей инструкции… ты уж меня за нос не води с инструкциями!.. что сказано? Сказано, как пользоваться в твоей инструкции оружием… А что согласно инструкции тебе полагается оружие, этого в твоей инструкции нет. Согласно моей инструкции тебе ничего не полагается. Ничего, понял? Да ты, брат, философ, наверное?
— Почему философ?
— Потому что философ.
— Где же я философ?
— Отвечай: ты философ?
— Нет, не философ, — отвечал Дмитрий Константинович, ощущая лёгкое головокружение.
13
— То-то и вижу, что не философ, — успокоился проверяющий. — У меня тут каждый третий философ. Ох, трудно с философами. Я сам философ. Я смотрю на жизнь философически. Я всех насквозь вижу. Меня не обманешь. Зачем обманываете? Кого обмануть хотите? Быстрее себя обманете. Обманщики!
Дмитрий Константинович не стал перечить. Он ждал, что, наговорившись вдоволь, проверяющий встанет и уйдёт по делам неотложной службы. Но, судя по всему, идти проверяющему было некуда.
— Ты, смотрю, сочинение сочиняешь?
— Сочиняю.
— О чём сочинение?
— О деле.
— Знаю, что о деле. Вы тут у меня все деловые. Читай.
— Это почему же я, интересно, читать должен? Это что ещё за новости?
— Такие новости, что я проверяющий.
И без того холодный взгляд его сделался совершенно ледяным, лютым, к возражениям нетерпимым: желваки заходили по скулам, брови грозно сошлись на переносице, кисти рук сами собой в кулаки сжались.
— Хорошо, — сдался Дмитрий Константинович. — Если так хочется, то пожалуйста… мне скрывать нечего… Я тут статью пишу… о культуре, кстати говоря, инструктирования. Я тут пишу, — он приготовился читать, — ну да, это про терминологию… «Следует различать, — пишу, — такие понятия, как „рекомендуемость“ и „рекомендационность“. Как уже следует из грамматических значений этих понятий, рекомендуемость — есть способность предмета, явления или общественного мероприятия быть рекомендованным к чему-либо, тогда как рекомендационность — есть свойство предмета, явления или общественного мероприятия…»
— Достаточно, — сказал проверяющий, — я всё понял.
14
Проверяющий закрыл глаза. Он уронил голову на грудь, плечи его опустились. Выражение суровости на лице проверяющего сменилось безразличием, он спал, вероятно. Черенков сам не мог сказать о себе с уверенностью, спит он или не спит. «Сплю я или не сплю?» — спрашивал себя Дмитрий Константинович и не слышал ответа: мысли его, обнаружив медлительность, вяло прилеплялись к другим, ещё более неповоротливым и медлительным мыслям о немыслимых пустяках — кружочках и квадратиках, палочках и галочках, загогулинках и заковырочках, — он медленно переставал понимать свои медлительные мысли, переставал их слышать, он закрыл глаза и покачнулся на стуле. Как только он покачнулся, очнулся проверяющий.
— Ты куда, Фадеев?
— Я не Фадеев… Я… я Фролов!
— Врёшь, небось? Небось, не Фролов? Сознайся.
— Зачем же мне врать? — обиделся Черенков. — Я не вру. Фролов я.
— То-то и вижу, Фролов. Ты на меня, Фролов, не сердись. Работа. Мы с тобой умрём скоро.
— Как умрём? Отчего?
— От скуки.
— От муки?
— От скуки, говорю. Ты на часы посмотри. Сколько ещё до рассвета? Это ж с ума сойти!.. И заняться, главное, нечем.
Дмитрий Константинович мог возразить, ему было чем заняться, но возразить не успел, проверяющий сказал негромко:
— Ужас. Терпеть не могу безделья. Места себе не нахожу, просто беда какая-то… Хоть давай, что ли, в игру какую сыграем, всё дело. Ты какие игры знаешь? Я тебе слово загадаю, хочешь?
Он написал на полях черенковской статьи две буквы:
«М» и «А», между ними поставил три чёрточки.
— Отгадывай.
Дмитрий Константинович вспомнил:
— У нас это «виселицей» называлось.
Он уже много лет не играл в «виселицу».
— И у нас называлось, — оживился проверяющий. — Должен тебе заметить, я проверил сегодня человек десять. Никто не сумел выкрутиться.
— Наверное, слово редкое.
— Обыкновенное слово. Говори букву.
— Я.
— Эх ты, — проверяющий нарисовал столбик.
— Ю.
Проверяющий нарисовал другой.
— Э.
На столбик легла перекладинка.
— Мягкий знак.
Подпорка.
— Ы.
— Ну, брат, у тебя просто мозги набекрень. Так не годится. Ты проиграешь.
Черенков пожал плечами… Лопатки и плечи колола дранка, он лежал на крыше сарая, а свет на веранде уже погасили. «Дима, ты где?» Сквозь ветви рябины проступал Млечный Путь. Ветви шевелятся.
— Ты брось. Ты не спи. Так мы не договаривались. — Проверяющий ткнул в плечо кулаком. — Я задаю наводящий вопрос: кем ты хотел стать в детстве?
15
— Астрономом, — услышал Дмитрий Константинович. — В детстве я хотел стать астрономом. Все мечтали стать космонавтами, потому что запустили космонавта, один я — астрономом!..
Я был влюблён в звёздное небо, особенно в августе, особенно в конце лета, когда падают яблоки в саду, а мы избываем последние ночи дачного существования. Я путался в таблице умножения, но умел уже отличать Гончих Псов от Волос Вероники. Я находил едва заметный Алькор в созвездии Большой Медведицы. Я видел Персея, и спасённую им Андромеду, и гигантского Кита, плывущего вдоль кромки леса. Бабушка говорила: лик человека отражён на Луне, — Каин убил Авеля. В бинокль отца — полевой, двенадцатикратный — я рассматривал Озеро Снов, Океан Бурь и Залив Радуг. Позже с часами в руках я наблюдал покрытие звёзд лунным диском и ждал с замиранием сердца секунды, когда вспыхнет очередная звезда, отпускаемая на свободу. Я знал, что такое восторг. На восторге моём лежал отсвет отчаяния: я боялся. Я боялся думать о том, о чём лучше не думать, и я думал о звёздах. Яблоки бьются оземь. Ветер шумит листвой. Мы все превращаемся в излучение. Если средняя плотность вещества во Вселенной действительно меньше критической, мы все превратимся в излучение. Через сорок миллиардов лет мы все будем ничто. Мы — это Земля, Солнце, звёзды, всё мироздание, включая атомы меня самого, так и не ставшего астрономом. Великая пустота! Один электрон на миллиарды кубических лет световых. Так жить нельзя. Надо что-то придумать. Кто я? Зачем? Во что я верю? За кого себя выдаю? Как я стал таким… я, я, который…
— Это романтизм, — пробормотал проверяющий. — Ты не можешь отгадать слово.
16
Телефонный звонок заставил очнуться.
— Здравствуй, Фролов, — сказала она.
— Здравствуйте, — сказал Черенков, возвращаясь на землю.
— Ты что, не один?
— Нет, почему же.
— Это ты или не ты?
— Кажется, я…
— У тебя изменился голос. Ты спишь?
— Кажется, нет. Я не знаю…
— Ты ничего не знаешь.
— Чего не знаю?
— Ты не знаешь, ты это или не ты, спишь ты или не спишь, любишь или не любишь…
— Кого не люблю?
— Никого ты не любишь. Ты меня не любишь. Ты меня бросил, ты…
— Я не я… Я, я…
— Ты, ты! Ты бросил меня, да?
— Нет… то есть да… То есть тут есть одно обстоятельство… — Он покосился на проверяющего: проверяющий укоризненно качал головой, ему не терпелось доиграть в «виселицу».
— Скажи: тебе плохо? Ты устал? Ты устал, да?
— Да, — сказал Черенков.
— Я приеду. Я возьму такси и приеду.
— Нет, нет, я не знаю… Ко мне нельзя.
— Так ты не один?
— У меня проверяющий.
Долгая, долгая пауза.
— Счастливо провериться. — Она повесила трубку.
17
— Извини, друг, но пора завязывать. Я сейчас нарисую верёвку.
— Не хочу, — сказал Черенков.
— Это нечестно, — сказал проверяющий, — называй букву.
— Твёрдый знак.
— Тупой! Тупой! — проверяющий застучал кулаком по столу. — Сколько можно подсказывать?! Ты туп! Ты темнота! Ты не человек, а туловище! Твоё тело тождественно трафарету! Тоже тут… Ты тугодум, тук-тук, — он постучал себя по лбу.
Дмитрий Константинович внял подсказке.
— «Тэ»? — спросил он удивлённо.
— Слава богу, отгадал четвёртую. Не делай меня человекоубийцей. Чур, чур! Чхи, — чихнул проверяющий.
— Чую, чую! — закричал Черенков. — Буква «Че»!
— Чудесно!
Стук в дверь.
— Чудесно.
Чайник эмалированный, занавеска ситцевая, плитка нагревательная, аппарат телефонный, стол, стул, диван, тишина, сон, бессонница, пауза…
18
— Это она.
— Это они.
— Это она. Как глупо, боже… Как бестолково!
— Я тебе говорю, это они. Называй последнюю. Только прошу, помни про свою астрономию.
— Буква «А». Вы задумали слово «МАЧТА».
— Вот тебе «мачта». Ты проиграл. Я задумал другое.
На пороге стоял бородатый. В руке он держал верёвку.
19
— Идём.
— Куда?
— Открывать ворота.
20
— Извини, пожалуйста. У меня к тебе просьба. Ты бы не мог отрезать кролику волосатую ногу?
Это моя жена появилась из кухни. (Мы приобрели мясо кролика, у кролика контрольная нога, а у моей жены аллергия на шерсть.)
