Он помылся и зашел в дом. Мать с Татьяной что-то готовили на кухне и разговаривали между собой вполголоса.
— …а не вернется, что ж, Данил уже взрослый, считай, определенный. Сеньку как-нибудь подымем, — успокаивала Татьяну мать.
— Хватит собирать что попало, — оборвал ее Дмитрий. — Вернусь живой и невредимый. Можно подумать, я ищу смерть. Не меньше вашего хочу жить.
Матери стало неловко.
— Так мы на всякий случай, — ответила она. — Отец тоже собирался жить до ста лет.
— Подскажите лучше, в чем с собой воду взять? Не могу придумать.
— Без понятия, сынок. Термос тю-тю, крышка сплавилась. В гараже чайник есть старый. Отец его на речку брал, — предложила мать.
— С чайником? Х-м, как Сухов. Пожалуй, подойдет. И вскипятить можно будет. Но в рюкзак я поставлю банку трехлитровую. Накрою горлышко чем-нибудь, лишь бы не плескалось.
— Как ты понесешь на себе такую тяжесть? — поинтересовалась мать.
— Какую тяжесть? — усмехнулся Дмитрий.
— Еды на столько дней, воды, сменные вещи, патроны, автомат.
— Обойдусь без сменных вещей как-нибудь. Еды брать много не буду, воду добуду по дороге, где найду. Патронов возьму штук сто, вдруг заяц попадется или утка. Хотя утка вряд ли, улетели уже все.
— Давай я тебе с собой семечек нажарю, — предложила Татьяна. — Будет по дороге чем заняться.
Они недавно ходили на поле с подсолнечником, надергали целую тачку шляпок. Нашелушили, получилось больше ведра.
— Давай, — согласился Дмитрий. — Если что, по шелухе меня найдете.
— Тьфу, типун тебе на язык, — не сдержалась мать.
— А кто меня пять минут назад хоронил? — Дмитрий рассмеялся. — Есть перекусить чего-нибудь?
— Манная каша. — Татьяна открыла кастрюлю. — Сегодня с псковскими девчатами махнулась картошкой на молоко.
— Буду. Последний раз я ел манную кашу на этой кухне лет двадцать назад, — признался Дмитрий.
Супруга положила ему в глубокую тарелку. Он накинулся на нее с удовольствием, как будто чувствовал, что не скоро еще поест домашней еды. Запил еду кофейным напитком из жареной перловки. Он сам ее обжаривал и дробил. Получилось сносно, особенно с учетом обстоятельств, когда натуральный кофе было не достать. Планировал и с собой взять немного такого напитка.
— Па, па! — В дом забежал Арсений. Как всегда растрепанный. — Па, мне сказали, что ты уходишь.
— Вот деревня, ни одной тайны не скрыть. Да, сынок, я иду в город за Петренко. Хочу привести их в нашу деревню.
— Класс. Я уже соскучился по Ксюхе и Катьке. А ты на Мартке поедешь? — Кажется, этот вопрос его волновал больше всего.
— Нет, пешком. Если хочешь, можешь завтра утром довезти меня до перекрестка с трассой.
— Хочу. Ладно, отвезу, — по-взрослому ответил сын.
— Тогда я вами, — решила Татьяна.
— Хорошо. Арсений, вечером надо съездить на склад «морозильник» и забрать посылку, собранную для меня, — попросил Дмитрий.
— Заберу. А можно со мной Василиса поедет?
— Разумеется. — Отец потрепал сына по отросшей шевелюре.
Оставшуюся часть дня Дмитрий собирал вещи. Нашел чайник, про который говорила мать. Оттер с него нагар. Нашел топорик, внутри ручки которого находилась пила. Подточил топор, проверил пилу и убрал в свои вещи. Мать нашла ему стальную миску, алюминиевую кружку и старый закопченный чайник из нержавейки. Еду собирался есть не требующую разогрева, но на всякий случай предполагал, если захочется горячего, вскипятить воду в чайнике. Сунул несколько пачек сигарет, посчитав, что эта валюта будет очень цениться в городе. Взял отцовскую кроличью шапку, отлично пережившую эпидемию. Проверил в который раз карабин. Снарядил в магазин двадцать патронов, чтобы не перенапрягать пружину, еще сто патронов убрал в рюкзак. Взял две гранаты. Осмотрел еще раз отцовские снасти, но больше не нашел ничего пригодного для его целей.
Вернулся Арсений с тяжелым мешком. Он еле нес его.
— Чего они мне положили? — Дмитрий раскрыл мешок и сразу получил в нос сильный запах копчения.
Председатель не поскупился дать несколько килограммов копченого сала и вяленой говядины. Такую ношу Дмитрий не собирался нести. Ополовинил ее, оставив лишнее дома. Татьяна пыталась отказаться, но Дмитрий был полон оптимизма.
— Я не смогу идти с таким тяжелым рюкзаком. Мне придется отдыхать каждый километр.
— Но ведь он будет становиться легче с каждым днем, — пыталась убедить его Татьяна.
— В день я буду съедать максимум двести грамм сала, чтобы не убить свою печень. Пять дней — килограмм. Я собираюсь добраться за неделю. Помимо него я буду грызть жареные семечки. Не хватало еще аппендицита по дороге. Представь, если мне придется бежать? С тяжелым рюкзаком не побегаешь, его только бросать и лишиться тогда вообще всей еды, патронов и так далее.
Вместо ответа Татьяна тяжко вздохнула. Ее совсем не радовало необъяснимое желание мужа делать добрые дела ценой своей жизни. До вчерашнего дня она не знала этой черты в нем. В ее глазах грядущее предприятие мужа выглядело как поступок очень нерасчетливого человека, не умеющего правильно расставлять приоритеты. Обстоятельства сильно изменили Дмитрия до такой степени, что требовалось привыкать к нему заново.
Вечером, после ужина, явился Владимир Петрович.
— Чего же ты меня в известность не поставил, что собираешься идти в город? — укоризненно поинтересовался он.
— Чем меньше людей знает, тем меньше у меня сомнений. Что, пришел отговаривать?
— С чего бы? Нет. Дело полезное. Представляю, как им там голодно и холодно, а мы тут живем припеваючи. Если люди хорошие, то я только за. Вот, принес тебе нужную вещь. — Он поставил на стол большую гильзу от патрона к КПВТ, оставшуюся после первой стычки с мародерами.
Вместо пули в нее было вставлено колесико от зажигалки и кремний под ней. Искры воспламеняли тряпичный фитилек. Дмитрий взял ее в руки, крутанул колесико. Фитиль зажегся с первого раза.
— Серьезная вещица, спасибо. А то я собирался брать спички, но с такой погодой их надо постоянно куда-то прятать, чтобы не намокли.
— Светка продавщица выбросила все зажигалки, когда эпидемия попала в ее ларек, а я подобрал, знал, что пригодятся. Правда, колесико и кремний — это почти все, что от них осталось. Но это еще не все. — Владимир вынул металлический конус размером с чайную чашку, с отверстиями и зеркальной поверхностью внутри. — Это насадка, превращающая зажигалку в фонарик. Правда, есть один минус, очень быстро коптится. Но на пару минут хватит, — надел ее на зажигалку, зажег и развернул на сто восемьдесят градусов.
Владимир направил пучок желтого света на стену в дальний угол комнаты. В сравнении с горящей свечой свет зажигалки казался ярче в два раза.
— Здорово. Ночью в лесу незаменимая вещь. Спасибо тебе, Владимир Петрович. — Дмитрий пожал ему руку. — Тут надо бы спросить, что привезти тебе из города в подарок, но…
— Не надо ничего. Возвращайся сам живой и здоровый и людей приводи, — смутился Петрович.
— Кстати, про новых людей. Как там у тебя мои найденыши?
— Нормально. Малахольные малость, как эти, веганы-пацифисты, но я уверен, что перевоспитаются. Оксана сегодня вымыла мои конюшни. Максим рубил дрова. Неуклюже, чуть себя не убил, но старался. В шоке, что у меня дома электричество есть, еды сколько хочешь, хозяйство в сарае и никто не ворует.
— Жизнь их помотала, — согласился Дмитрий.
Владимира Петровича угостили манной кашей. Он не стал отказываться. Поел и стал собираться.
— Посидел бы еще, но надо приглядывать за пацифистами, как бы чего не учудили. У них на лице написано, что со смекалкой туго. Высокообразованные приматы. Целая пропасть между умением пользоваться вещами и пониманием принципов их работы. Даже не знаю, на какую работу Иваныч сможет пристроить их. Скотником если только, навоз сгребать да корм раздавать.
— Освоятся, раскроются, дай им время проявить себя, — посоветовал Дмитрий, не особо веря в свои слова.
— Не везет с толковыми парнями. Как говорил мой шеф узбек, судьба такой. Ладно, Дим, желаю скорее вернуться с полностью выполненными целями миссии. Вам, девчата, молиться и ждать. Все будет хорошо. Не для того мы жизнями рисковали, чтобы умирать раньше времени. — Владимир пожал Дмитрию руку, затем приобнял. — Удачи.
— Спасибо, Владимир Петрович. Теперь я уверен, что все пройдет как по маслу.
— Дай бог.
Татьяна проводила гостя до калитки. Ночь стояла звездная. Температура опустилась ниже ноля. Она вернулась домой, успев насквозь промерзнуть.
— Не знаю, как ты собираешься ночевать в палатке. Там уже мороз. Проморозишь почки на холодной земле.
— Я буду еловые ветки подкладывать или ставить палатку на место, где горел костер. Не переживай, дорогая, со мной все будет в порядке. Если так переживаешь за меня, пошли вместе.
— Вот придумал, — подала голос мать. — Оставьте детей круглыми сиротами.
— А я бы пошла, — призналась Татьяна. — Мне так спокойнее было бы.
— Зато мне нет. Ты ни бегать, ни стрелять не умеешь. И ножик воткнуть в человека не сможешь.
— Дима, тут ребенок, — напомнила мать, кивнув в сторону Арсения.
Мальчишка слушал отца с явным интересом, открыв рот.