Сергей Романюк
Москва. Утраты. Уничтоженная архитектура столицы
Введение
Многие лишь недавно стали понимать, чего лишилась Москва за последние семьдесят лет [Книга была написана в начале 1990-х гг. (Здесь и далее примеч. ред.)].
Когда-то она была городом уникальным, единственным в своем роде, вызывавшим неподдельное, искреннее удивление и восхищение как русских, так и иностранцев.
Вот впечатления о Москве дореволюционной русского художника и норвежского писателя: «Москва до такой степени художественна, красива, что я готов далеко, за тридевять земель, ехать, чтобы увидеть подобный город» (И.Е. Репин). «Я никогда не представлял себе, что на земле может существовать подобный город… Перед этой массой золота в соединении с ярким голубым цветом бледнеет все, о чем я когда-либо мечтал» (К. Гамсун).
Теперь же усилиями «строителей коммунизма» Москва, потеряв сотни великолепных построек, придававших ей уникальный облик, превратилась в нечто почти безликое.
Коммунистические культуртрегеры не пожалели памятников мирового значения, бывших гордостью русской культуры, они не пожалели и целых районов, уничтоженных полностью: известны участь храма Христа Спасителя, Сухаревой башни, Зарядья, арбатских переулков…
Но многие ли знают, какому форменному разгрому подвергся Кремль? Казалось бы, Кремль — сердце России, средоточие русской истории, кто бы мог посягнуть на него?
Но нет, нашлись. Нашлись коммунистические Иваны, не помнящие родства. Наши руководители сразу же после того, как сбежали из Петрограда, в котором не чувствовали себя в безопасности, спрятались в Москве за высокими кремлевскими стенами. Так они, не подотчетные никому, устраивали себе гнездышко по своему вкусу: круша кремлевские постройки, древние монастыри и церкви, они строили вместо них конторы, залы заседаний, столовые, уборные. Именно они, кремлевские властители, отгородившись от собственного народа, охраняемые вооруженными до зубов чекистами, отдавали приказы сносить с лица земли чудеса русской архитектуры. Именно они, властители страны, распорядились сначала закрыть, а потом снести уважаемые всеми кремлевские святыни — монастыри и церкви. Все эти бандитские действия совершались тихо, без шума, и документы о кремлевских сносах были надежно похоронены в недоступных никому архивах.
Нет документов не только о разрушениях в Кремле — для исследователей были закрыты архивы высших партийных органов, в которых находятся приказы вандалов о разрушении десятков тысяч зданий по всей стране, — ведь только в одной Москве насчитываются сотни разрушенных памятников.
Буквально по крохам, из различных архивных источников, косвенно подтверждавших подобные факты, собирались сведения для этой книги о разрушенных московских памятниках истории и архитектуры.
Из опубликованной литературы использовались изданные до революции книги, посвященные истории отдельных церквей, а также труды историка московских церквей М.И. Александровского. Я очень благодарен его ученику, незабвенному Валентину Сергеевичу Попову, щедро делившемуся со мной своими обширными знаниями.
Описание разрушенных памятников в этой книге ведется по отдельным историческим районам города — Кремлю и Китай-городу, Белому городу (внутри Бульварного полукольца), Замоскворечью, Земляному городу (внутри Садового кольца) и далее в пределах современной городской границы, а в каждой главе описание идет по ходу часовой стрелки — слева направо.
О многих из снесенных зданий не рассказано в этом описании, в нем перечислены лишь самые значительные наши потери.
Итак, печальный синодик предлагается читателю…
Глава I
Кремль
Собор Спаса Преображения на Бору
Во дворе Большого Кремлевского дворца еще сравнительно недавно можно было увидеть старинную небольшую церковь, почти вросшую в землю. Это был собор во имя Спаса Преображения, называвшийся «что на Бору».
По летописному известию, в 1330 г. князь Иван Калита «заложил церковь камену на Москве, близ своего двора…». Само название собора — «что на Бору» — говорило, казалось, о древности его. Как объясняют все путеводители, тогда вокруг него шумел дремучий, вековой бор. Однако эта, наиболее распространенная, версия вызывает определенные сомнения. Как выяснили археологи, проводившие изыскания на Кремлевском холме, уже в XI в. на его вершине был поселок с торжищем, и говорить, что через две сотни лет, во времена Ивана Калиты, вокруг Спасского собора еще был дикий лес, по меньшей мере наивно. С гораздо большей вероятностью можно предположить, что собор был построен на месте древнего торга — ведь слово «бор» означает еще «налог», «денежную повинность» (отсюда и такие слова, как «сбор», «поборы», «собирать» и т. д.), и место, где собирали этот налог, так и называлось «Бор», и тогда церковь стояла именно «на Бору», то есть там, где находилась торговая застава, у слияния двух рек, Москвы и Неглинной, — двух торных дорог древности.
В той старой церкви, по сообщению летописца, в 1319 г. было временно положено тело тверского князя Михаила Ярославича, убитого в Золотой Орде.
Убийство это было прямым следствием жестокого соперничества Московского и Тверского княжеств, между Юрием Даниловичем Московским и Михаилом Ярославичем Тверским. Оба они заискивали перед золотоордынским ханом, оба брались выколачивать с русских мужиков побольше дани — то побеждал в своих происках Юрий, то Михаил. Как рассказывает в своей «Истории России с древнейших времен» С.М. Соловьев: «Юрий недаром жил в Орде, он не только оправдался в обвинениях Михайловых, но умел сблизиться с семейством хана и женился на сестре его, Кончаке, которую при крещении назвали Агафиею».
Собор Спаса Преображения на Бору. 1880-е гг.
Михаила Ярославича вызвали в Орду, и он, предчувствуя недоброе, все-таки собрался ехать, несмотря на уговоры сыновей. «Не поеду, — отвечал им князь, — так вотчина моя вся будет опустошена и множество христиан избито; после когда-нибудь надобно же умирать, так лучше теперь положу душу мою за многие души».
Князя Михаила убили в ставке хана Узбека далеко от Русской земли — на Северном Кавказе, и оттуда тело его привез Юрий Данилович Московский и положил в кремлевском Спасском соборе, а оттуда уже потом отпустил тело в Тверь.
Тихий и упорный собиратель московских земель князь Иван Данилович, недаром получивший прозвание Калита, что означало «кошелек», «мешок», выстроил на месте деревянного каменный храм. Был он третьим (по И.Е. Забелину — четвертым) в Москве — это невиданное еще строительство в далеком и окраинном городе северо-восточной Руси должно было свидетельствовать о богатстве московского князя. После строительства каменного собора князь Иван «сотвори ту монастырь, и собра в он черноризцы, и возлюби его паче инех монастырей, и часто приходи в он молитвы ради».
Монахов он перевел издалека, из-за Москвы-реки, из Данилова монастыря, основанного его отцом. Кремлевский Спасский монастырь стал его любимым детищем, он «многу милостыню даяше мнихом ту сущим, ясти же, и пити, и одежа, и оброки и всяко требование нескудно подаваше им, и заборонь велику творяше им, не обидимым быти никим же». Саму же церковь он «украси иконами, и книгами, и сосуды и всякими узорочьем».
Перед кончиной князь Иван ушел в монастырь, основанный им, и принял монашество. Сын его — князь Симеон Гордый — по примеру отца также принял постриг в этом монастыре.
Монастырский собор был одним из самых уважаемых — там погребали великих княгинь. Первое погребение состоялось в 1332 г., когда скончалась жена князя Ивана Калиты Елена Ивановна. В 1345 г. была похоронена великая княгиня Анастасия, жена Симеона Гордого, незадолго перед тем затеявшая роспись собора: «А мастера старшины и начялницы бысть России родом, а Гречистии ученицы: Гоитан, и Семен, и Иван, и прочие их ученицы и дружина». В Спасском соборе нашли свое упокоение великая княгиня Александра, мать Дмитрия Донского, в 1364 г., и князь Иван Дмитриевич, брат великого князя Василия, в 1393 г., и великая княгиня Мария, третья жена Симеона Гордого, в 1399 г. (через семьдесят с лишком лет при перестройках в соборе нашли ее нетленное тело).
Как и все московские храмы, Спасский собор много раз горел и подвергался надругательствам татар. Особенно губительным был разгром, учиненный Тохтамышем в 1382 г., когда тот обманом взял Москву. Невозможно удержаться, чтобы не привести здесь печалование летописца: «И бяше тогда видети в граде плачь, и рыдание, и вопль мног, и слезы, и крик неутешаемый, и стонание многое, и печаль горкаа, и скорбь неутешимаа, беда нестерпимаа, нужа ужаснаа, и горесть смертнаа, страх, и ужас, и трепет…»
Вся Москва лежала в дымящихся развалинах: «Церкви святыя запалены быша и падошася, а каменыя стоаша выгоревши внутри и сгоревша вне…»
Дмитрий Донской возобновил Спасский храм и завещал ежегодное пожертвование в пользу монастыря немалой по тому времени суммой — 15 рублей. Многие князья жаловали монастырь деревнями, землей и иными угодьями. Иван III же, заботясь о престиже своей власти, начал большую перестройку в Кремле и повелел вывести из Кремля Спасский монастырь далеко за Яузу, на высокий и крутой берег Москвы-реки, где и был основан новый Спасский монастырь, а в Кремле осталась древняя церковь Спаса, ставшая дворцовой, великокняжеской.
