Любопытно отметить, что Алексеевский храм, вероятно, был единственным в России, в который не разрешалось входить женщинам, — прежде в Чудовом монастыре было много монашествующих, все они во время богослужений заполняли церковь, и во избежание соблазна вход женскому полу был строго воспрещен. Это запрещение по традиции оставалось в силе и до последних дней существования монастыря.
Особенно хорош был иконостас Алексеевской церкви — сделанный из бронзы в 1839 г. по рисунку М.Д. Быковского, царские двери работы знаменитой ювелирной фирмы Сазикова сияли серебром. Собор этот был еще и своеобразным воинским памятником: по указанию Николая I на его стенах были развешаны трофеи Русско-персидской войны 1826–1828 гг.
В Алексеевскую церковь вело высокое псевдоготическое крыльцо, пристроенное в 1780 г. к двухэтажному монастырскому корпусу по проекту М.Ф. Казакова.
Под аркой между этими двумя храмами с 1686 г. в серебряной раке покоились мощи св. Алексия, рядом лежал посох его, а за стеклом на стене находилось одеяние.
Под монастырским храмом Святого Алексия в 1906 г. устроили церковь-усыпальницу великого князя Сергея Александровича, убитого террористами в Кремле, освященную во имя преподобного Сергия Радонежского. Ее украшал замечательной работы резной белокаменный иконостас, иконы для которого написал художник К.П. Степанов. Из такого же белого мрамора изваяли надгробие, стоявшее в центре подземного храма. Это был и небольшой музей древностей, в котором находились ценные вещи из коллекции, собиравшейся великим князем: иконы XVI и XVII вв., нательный крест XIV в. в серебряном ковчеге, а также личные вещи его. В храме находились носилки, на которых переносились останки Сергея Александровича, и гренадерская шинель, укрывавшая их. Автором проекта храма-усыпальницы был архитектор В.П. Загорский, а внутренняя отделка производилась по мысли и рисункам П.В. Жуковского.
В Чудовом монастыре была и четвертая церковь — во имя святого Андрея Первозванного, построенная для монастырской братии, упраздненная в 1814 г., она была в 1881 г. устроена вновь как домовая митрополичья.
Монастырь издавна был весьма почитаем — в церкви Чуда Михаила Архангела крестили многих младенцев из царского дома: детей Ивана Грозного, в 1554 г. — царевича Федора. В 1629 г. патриарх Филарет крестил своего внука — будущего царя Алексея Михайловича, а в 1672 г. здесь был крещен и царевич Петр — будущий преобразователь России, император Петр Великий. В 1818 г. в этой церкви состоялось крещение царя-освободителя Александра II.
Чудов монастырь памятен событиями, имевшими большое значение для истории русской церкви.
Так, сюда был заключен митрополит Исидор, присланный в Москву из Константинополя в 1437 г. и давший согласие на унию — присоединение восточного православия к западному католицизму. Когда митрополит во время церковной службы помянул папу римского, великий князь Василий II возмутился, громогласно назвал его латинским прелестником и велел запереть его в Чудовом монастыре. В.О. Ключевский писал: «Если бы великий князь Василий Васильевич не обличал злокозненного врага, сатанина сына грека Исидора, олатынил бы он русскую церковь, исказил бы древнее благочестие, насажденное у нас святым князем Владимиром».
Исидору удалось бежать из монастыря, но великий князь приказал не преследовать его. «Исидор нощию исшед тайно, — рассказывает летописец, — и со учениками своими, с Чернцом Григорием и Афанасием, и побежал с Москвы ко Твери, а изо Твери к Литве, да и к Риму». В Риме он и умер в 1462 г.
Чудов монастырь оказался связанным с, может быть, наиболее драматичными событиями в русской истории, когда само существование Руси как самостоятельного, суверенного образования было под угрозой.
Это было Смутное время: время разорения, нестроения и шатания всей Русской земли, после которого она вышла обновленной, строящейся, укрепляющейся, пока через триста лет ее не настиг очередной удар, после которого, надо надеяться, она снова выйдет возрожденной.
Чудов монастырь оказался связанным с судьбой главных действующих лиц драмы Смутного времени: Лжедмитрием I, Василием Шуйским и патриархом Гермогеном, и если для первого Чудов монастырь был только одним из этапов в самом начале его головокружительной карьеры, то для двух других он стал мрачным свидетелем их либо политической, либо физической смерти.
Было высказано много предположений о происхождении Лжедмитрия. По наиболее вероятным из них, он был сыном галицкого дворянина Богдана Отрепьева, стрелецкого сотника, погибшего в московской Немецкой слободе, вероятно, в пьяной драке. Его сын Юрий попал в молодости к боярам Романовым, и, когда царь Борис Годунов обрушил свой гнев и преследования на них, Юрию Отрепьеву пришлось спасать свою жизнь в монастыре — он постригся в монахи под именем Григория и, пользуясь протекцией, попал в кремлевский Чудов монастырь. Его заступники просили архимандрита, «чтоб его велел взять в монастырь и велел бы ему жити в келье у деда у своего у Замятни».
Знаменитая сцена Пушкина, в которой Пимен произносит:
Еще одно, последнее сказанье —
И летопись окончена моя,
происходит в келье Чудова монастыря, в которой Григорий, проснувшись, рассказывает Пимену о смутившем его покой сне:
Мне снилося, что лестница крутая
Меня вела на башню; с высоты
Мне виделась Москва, что муравейник;
Внизу народ на площади кипел
И на меня указывал со смехом,
И стыдно мне и страшно становилось —
И, падая стремглав, я пробуждался…
Григорий, обуреваемый честолюбивыми помыслами, бежит из Чудова монастыря, попадает в Польшу и оттуда, поддерживаемый поляками, приходит во главе войска в Москву. Он овладевает троном, венчавшись на царство 21 июля 1605 г. в Успенском соборе Кремля.
Долго на московском троне сидеть Григорию Отрепьеву не пришлось. Через десять месяцев в столице вспыхнуло восстание. «17 мая в четвертом часу дня, прекраснейшего из весенних, — рассказывает Н.М. Карамзин, — восходящее солнце осветило ужасную тревогу столицы: ударил в колокол сперва у св. Илии [Здание этой церкви сохранилось на ул. Ильинке, д. № 4.] близ двора гостинного и в одно время загремел набат в целой Москве, и жители устремились из домов на Красную площадь, с копьями, мечами, самопалами».
Лжедмитрий, спасаясь от толпы, выскочил в окно и разбился. Его принесли во дворец и уже там убили. Тело его было выволочено на Красную площадь и положено на Лобное место, где, как передает современник, «положили ему на брюхо гнусную маску (найденную в комнатах у Марины), дудку в рот, волынку под мышку, и медную деньгу в руку, как бы в награду за игру его».
Руководителем боярского заговора, свергнувшего Лжедмитрия I, был Василий Иванович Шуйский, «пожилой, 54-летний боярин небольшого роста, невзрачный, подслеповатый, человек неглупый, но более хитрый, чем умный, донельзя изолгавшийся и изынтриганившийся, прошедший огонь и воду, видавший и плаху и не попробовавший ее только по милости самозванца, против которого он исподтишка действовал, большой охотник до наушников и сильно побаивавшийся колдунов».
Его «выкрикнули» царем на Красной площади, и он оставался им четыре бурных года, с 1606 по 1610 г., в государстве, пораженном голодом, сотрясаемом восстаниями, осажденном интервентами.
В середине 1610 г. положение царя Василия стало критическим — его войска потерпели сокрушительное поражение в сражении с польскими войсками под деревней Клушино. С запада к Москве приближался гетман Станислав Жолкевский, с юга — Лжедмитрий II, а в самой Москве раздавались призывы расправиться с правительством. Глава заговорщиков Захар Ляпунов 17 июля 1610 г. собрал у Арбатских ворот дворян и детей боярских и объявил им о необходимости свести Шуйского с престола. После сходки на Красной площади толпа во главе с Ляпуновым отправилась в Кремль, захватила царя Василия и отвела в его городской дом, а вскоре туда, как рассказывает Н.М. Карамзин, «явились Захария Ляпунов, Князь Петр Засекин, несколько сановников с Чудовскими иконами и Священниками, и велели Шуйскому готовиться к пострижению, еще гнушаясь новым цареубийством, и считая келию надежным преддверием гроба. „Нет! — сказал Василий с твердостью. — Никогда не буду Монахом“. И на угрозы ответствовал видом презрения; но смотря на многих известных Москвитян, с умилением говорил им: „Вы некогда любили меня… и за что возненавидели? за казнь ли Отрепьева и клевретов его? Я хотел добра вам и России; наказывал единственно злодеев — и кого не миловал?“ Вопль Ляпунова и других неистовых заглушил речь трогательную. Читали молитвы пострижения, совершали обряд священный, и не слыхали уже ни единого слова от Василия: он безмолвствовал, и вместо его произносил страшные обеты монашества Князь Туренин. Постригли и несчастную царицу, Марию, также безмолвную в обетах, но красноречивую в изъявлениях любви к супругу: она рвалась к нему, стенала, называла его своим Государем милым, Царем великим народа недостойного, ея супругом законным и в рясе Инока. Их разлучили силою: отвели Василия в монастырь Чудовский, Марию — в Ивановский».
