Сергей Щепетов

На краю империи. Камчатский излом

...

За помощь в работе автор выражает глубокую признательность В. Ю. Нешатаевой, Л. Б. Головневой, А. М. Буровскому, А. А. Оскольскому.

Пролог

Сквозь шум воды на перекате пробился ноющий звук. Люди подняли лица к небу и стали выискивать глазами темную черточку. Сначала они подумали, что это «четверка» и идет она мимо. Однако звук нарастал, приближался. Скоро всем стало ясно, что это Ми-8, который идет сюда. Люди оставили свою работу и ждали.

Над лагерем вертолет заложил круг, начал быстро снижаться. Больше на него никто не смотрел — все было ясно. Мужики, обтерев руки, закуривали и брели с берега к бугровской палатке. Вертолет пошел на второй круг — пилоты высматривали место для посадки. Теперь им с воздуха, наверное, был хорошо виден «запор» на реке: ряды кольев, вбитых в дно наискосок по течению. Между кольями укреплены обрывки старых сетей, проволока, прутья, а в одном месте даже несколько метров сетки-рабицы, украденной когда-то со стройки в райцентре. С правого берега изгородь и с левого изгородь… А между ними — на самой струе — просвет. Только там рыба и может пройти.

Сама рыба людям была не нужна — ее почти белое обезжиренное мясо ценности не представляло. Людям нужна была только икра. Самцов и поротых самок сбрасывали в ямы, вырытые в прибрежной гальке. Ямы получались мелкие, все время приходилось копать новые. Они, наверное, тоже хорошо были видны с воздуха.

Откинув выцветший брезент входа, бугор выбрался из палатки. Был он жилистым, ширококостным и, наверное, высоким, если б не сутулился до горбатости. Всклокоченные грязные волосы, залысины, щетина, почти уже превратившаяся в бороду, изжеванная папироса в зубах… Был он бос, в грязных штанах и телогрейке на голое тело. В левой руке держал двустволку, а в правой — початую на треть бутылку водки.

Бугор некоторое время смотрел, как винтокрылая машина пристраивается сесть на галечной косе, потом выплюнул папиросу и улыбнулся людям:

— Вот и все, ребятки. Третий срок не возьму.

Димка с пронзительной ясностью понял, что сейчас — вот прямо сейчас! — произойдет что-то страшное, что-то непоправимое… Он понял это и кинулся к отцу:

— Па, вдарь ему по махалкам! Жаканом вдарь!

— Тогда всем хана, — ответил бугор и, сделав пару шагов, уселся на бревно лицом к реке. — Значит, так, господа рабочие частного предприятия «Жигановск-рыба»… В общем, валите все на меня. Я вам лицензию показывал, на работу нанимал, я вам авансы платил, ясно? А вы — ни сном ни духом. Ясно?

— Куда уж яснее… — вздохнул один из «рабочих». — Печати-то сам рисовал?

— Угу, — кивнул бугор. — И подписи лично подделал.

— Иван, — подал голос другой работяга, — ты чо, Иван?! Ты ж в любую задницу без мыла пролезешь! Мало на лапу дал что ли?

— Много дал, — заверил «предприниматель». — Просто с чертом договариваться нельзя — обманет по-любому.

Вертолет сел и выключил двигатель. Вылезать приезжие не торопились — ждали, когда остановится винт.

— Думаешь, сам Сосюков пожаловал?

— А ты вертушку не узнаешь? — усмехнулся бугор. — Ладно, меня слушайте! Серега, Петро, Саня — за вами должок.

— Помним…

— Когда Димка мой школу докончит, пристройте его в город. Чтоб здесь его не было, ясно? Куда хотите отправьте! Иначе я вам, бля, по ночам являться буду, я вас с того света достану!

— Сделаем, Иван, не ссы!

— Леха, чего после ментов останется, на всех поделишь. И чтоб Димка мой в городе сытым был! До двадцати годов! Усек?

— Ну.

— Баранки гну! А теперь отвалите все! Дайте выпить спокойно… Ну!! — Иван встал, поднял ружье и навел стволы на редкую толпу. — Вали отсюда!!!

Народ подался в разные стороны. Иван опять уселся на бревно, крупно глотнул водки, закурил папиросу и, щурясь от дыма, стал смотреть, как из бортовой двери вертолета один за другим вылезают люди — в форме и в штатском.

Димка никуда не побежал — остался стоять там, где был. Мальчишка понял, что отца сейчас не станет — навсегда. Ему было ужасно горько и обидно, ему до слез хотелось, чтобы отец что-нибудь ему сказал, ну хоть что-нибудь!

— Па, а черта же не бывает…

Иван перевел взгляд на сына, как-то скупо, болезненно улыбнулся:

— Еще как бывает…

— Малахов! — крикнул пузатый милиционер и взмахнул пистолетом. — Брось ружье!! Руки подними!!

Иван залпом допил водку, отбросил бутылку и сказал сыну:

— Принеси-ка мне вторую по-быстрому. В палатке она, справа.

Димка кинулся выполнять поручение. А Иван смачно плюнул в сторону гостей, упер приклад ружья в землю, засунул стволы в рот и большим пальцем ноги нажал крючок.

Димка никогда не был особенно близок с отцом. Однако с ним был связан самый счастливый и светлый эпизод в его жизни. Это было после первого класса. Они целое лето прожили вдвоем в настоящем лесу! Они плыли туда два дня на лодке, подняв мотор, перетаскивали ее через перекаты. Огромные деревья, поляны, шалаш из веток, костер, на котором закипает котелок… Они ловили удочкой рыбу в озерах, собирали ягоды и грибы, стреляли зайцев и птиц — не про запас, не на продажу, а чтобы есть — было так вкусно! Позже Димка узнал, что весной в поселке случилась массовая драка с приезжими и отец, как зачинщик, решил отсидеться вдали. Мальчишка наслаждался жизнью, а Иван Малахов, наверное, прощался со свободой. Однако в тот раз обошлось…

Там, в лесу, Димке не было скучно с вечно молчащим отцом. У него завелся закадычный друг-приятель, который был всегда рядом. Собственно говоря, Димка придумал его раньше, но в то лето Митька как бы обрел плоть и кровь, начал жить собственной жизнью. Он был совсем диким и неграмотным парнем — из тех, кто жил здесь, когда на Камчатке только-только появились русские…

Потом всю осень и всю зиму Димка готовился снова ехать с отцом в лес: точил крючки, выстругивал поплавки из пробок, делал сушилку для грибов, даже пытался смастерить соковыжималку для красной смородины. Ему и в голову не приходило, что продолжения может не быть. Однако весной в поселке все чаще стали звучать слова «работа» или «будет работа». Мужики собирались кучками и что-то перетирали между собой. Когда неопределенность стала невыносимой, Димка набрался-таки смелости и прямо спросил отца:

— Так мы что… не поедем?

— Нет! — отрезал Иван.

Почему-то этот невинный, казалось бы, вопрос ребенка просто взбесил отца. Он выскочил из дома, хлопнув дверью и сбив по дороге ведро в сенях. Вечером дружки принесли его домой пьяным до невменяемости.

Когда дорога чуть просохла, в поселок приехала машина-вахтовка. Мужики с мешками и сумками залезли в кунг и уехали — до поздней осени. Осенью отец привез много вкусной городской еды, красивую шубу для мамы, а Димке подарил настоящий компьютер. Правда, он быстро сломался, потому что электричество в поселке часто «моргало».

И вот теперь Иван Малахов лежал, завернутый в брезент, в задней части салона вертолета, а Димка плющил нос о стекло иллюминатора. Сначала у него, конечно, возникло желание поплакать, но его вытеснило осознание того, что отец совершил какой-то правильный, геройский поступок. Кажется, это признали даже его враги — менты и главный рыбник Сосюков! А еще где-то в глубине Димкиной души шевелилось предчувствие чего-то хорошего, чего-то безмятежно-радостного, какой-то сказочно-прекрасной жизни, которая ждет его впереди, — надо только восьмой класс окончить!

А земля сверху оказалась совсем и не красивой. Вдали были горы, а вдоль реки и на склонах сплошные кривоватые блеклые прямоугольники и квадраты, по которым в разных направлениях проходили черные или грязно-желтые полосы.

— Нравится? — спросил сидевший рядом Сосюков.

Димка не хотел с ним разговаривать, но не мог удержаться от вопроса:

— А почему квадраты?

— Где?

— Да вон — внизу.

— А, это… Вырубки.

— Везде что ли?! — изумился Димка. — Но там же лес!

— Да разве это лес? — мрачно усмехнулся рыбник. — Дрянь всякая, как у вас возле поселка. Ты настоящего леса уже не застал, парень. Настоящий-то лес весь свели — от моря до моря. Где двадцать лет назад рубили, где десять, где пять… На старых вырубках уж по новой наросло — кусты да болота. Вот это лесом ты и называешь.

— Неправда! Мы с отцом ездили — я в первом классе учился!..

— В Черную падь что ли? — усмехнулся инспектор. — Так и ее вырубили. Нашелся один удалец: договор заключил, технику подогнал, бригаду ваших жигановских лесорубов нанял. Пока мы с Москвой переписывались, они весь заказник снесли — до последнего дерева. И в Китай продали.

— А… — Димка повернулся и уставился на брезентовый сверток.

Сосюков понял его движение по-своему:

— Ну да, твой отец тогда бригадиром у лесорубов был.

— Врешь! Ты все врешь, гад!!!

— Нет, — качнул головой инспектор, — не вру. Ты мне еще кровную месть объяви за отца.

— Вырасту и убью тебя! — страстно пообещал Димка.

— Я и так долго не проживу, — усмехнулся Сосюков. — У меня знаешь сколько кровников?

— Так и надо тебе! Так и надо! Ты людям жить не даешь!

— Угу, я первый враг всем, и нет мне пощады, — как-то очень мрачно согласился инспектор. — За каким чертом Иван тебя на Гачу взял?!

— Я сам напросился! А ты… Ненавижу! Я обязательно тебя убью!

— Ну-ну… — вздохнул Сосюков. — Ученые сказали, что в этом году последний подвал на Гаче. Если нерка опять не пройдет на нерест, ее больше в реке не будет — конец популяции. Мы с огромным трудом добились запрета ловли на устье — у рыбаков было все проплачено! Так Нелюгин за нашей спиной дал добро Шинагину на отлов в верховьях реки. А ваши и рады стараться…

— У наших работы нет!

— А!.. — устало махнул рукой инспектор. — Одним суп жидок, другим жемчуг мелок. Всем деньги нужны — и прямо сейчас. А что детям вашим достанется, никого не колышет. Зверя истребили, лес вырубили, теперь последнюю рыбу долавливают. И что? Кому-то жить от этого лучше стало? Может, кому и стало, но не вам и не здесь. Те, кто в перестройку тут безобразил, давно на Кипре и в Англии проживают. Давай замочи Сосюкова, чтоб областным воеводам жить было спокойнее!

— Ты герой, да? А мы все плохие, да?!

— Нет, я просто смертник, — без улыбки сказал инспектор, — камикадзе, если хочешь. Слышал про таких?

— Читал…

— Наверное, изменить уже ничего нельзя, но я отдам жизнь за эту землю. Она — моя, я люблю ее.

Часть первая

ПРЕЖНИЙ ЛАД

...

Примечание автора

Отец и сын Малаховы, Андрей Шубин, Михайло Смирный в исторических документах не упоминаются. Некоторые персонажи существовали в реальности, но настоящие имена их неизвестны. Цитаты из документов (выделены курсивом) приводятся по работам Е. Г. Кушнарева, А. С. Зуева, Г. А. Леонтьевой

В XVIII веке камчадалами русские называли ительменов, в настоящее время термин используется для обозначения группы населения, происходящей от смешанных браков.

Глава 1

ГОДЫ 1726–1727, ЗИМА, ВЕСНА И ЛЕТО

Ранней весной 1699 года Владимир Атласов покинул камчатскую землю. Он собирался вскоре вернуться — уже полновластным хозяином открытого им пушного Эльдорадо. На Камчатке тогда совсем не водились белки, зато на соболей и роскошных лис не надо было даже охотиться. Их можно было просто бить возле жилья в любом количестве. Впрочем, и этим утруждаться необязательно, поскольку на полуострове хватало местного населения. Камчадалы были наивно-доверчивы и неорганизованны, их детская воинственность не шла ни в какое сравнение с агрессивностью якутов, чукчей и даже коряков. Соболя и лисы раньше им только мешали — портили съестные припасы. Заставить аборигенов добывать пушнину для русских оказалось совсем не трудно. Кроме того, на Камчатке в изобилии имелась прекрасная еда — нерестовая рыба. Ее легко ловить, а еще проще отбирать у тех же ительменов. В общем, для служилого — «приискателя новых землиц» — Камчатка просто рай земной.

Владимир Атласов оставил в зимовьях на полуострове лишь тех, кому мог доверять. В число таковых казак Иван Малахов не входил, а потому отправился вместе с предводителем обратно в Анадырский острог. О своих невенчанных камчадальских женах с детьми Иван не беспокоился — у них тут полно родни, они не пропадут.

Скорого возвращения не получилось — Владимир Атласов вернулся на «свою» землю только через восемь лет. За это время он успел «вознестись до небес», пасть и вознестись снова. Пребывание под следствием с применением дыбы не улучшило характера великого землепроходца. Тем не менее Иван Малахов опять оказался в его команде. Правда, Атласов при первой же возможности постарался от него отделаться — отправил с малым отрядом на север полуострова собирать ясак и добывать оленей у коряков. Вот там и произошла эта встреча…

* * *

Две оленьи упряжки, в каждой по одному оленю, остановились возле избы. Дверь из грубо отесанных плах пару раз дернулась и приоткрылась. Высунулась голова, на которой внятно различались только глаза и нос. Все остальное скрывали всклокоченные серые волосы — то ли седые, то ли просто светлые и давно не мытые.

— Во, бля, принесла ж нелегкая, — сказала голова и скрылась.

Некоторое время спустя она показалась снова — уже вместе со своим хозяином, одетым в парку, меховые штаны и торбаза. Человек был довольно высок ростом, но сильно сутулился. Груза на нартах почти не было, на первой приехал только каюр, а на второй — каюр и пассажир, вероятно ребенок. Такой расклад человеку совсем не понравился. Он нахмурился, подошел к первому погонщику, топтавшемуся на снегу, и стал вглядываться в его лицо сверху вниз:

— Чипатка что ль?

— Сы-ды-раствуй, Ыван, — сказал гость и поклонился, прижав к груди руки. — Сы-ды-раствуй!

— Ну, здравствую, — буркнул Иван. — Чего пустой приперся? Где ясак, где олени? Все сроки прошли!

— Ыван, быда большой! Совсем быда!

— Пошел на хрен! Почему оленей не пригнал? Жрать уж нечего, вон, зубы шатаются, а он «быда» да «быда»! — Иван показал здоровенный костистый кулак. — Ща я те устрою быду!

— Бей не надо! Бей не надо! — засуетился гость. — Чипат ничего нет! Совсем нет! Чукчи приходи. Много чукчи приходи! Всех олень брать! Олень брать, баба брать, дети брать. Чипат ничего нет! Олень запрягать, быстро бежать. Живой быть. Другой люди все чукча бить мертвый!

— Чо там, Иван? — Из избы выбрался коренастый, широкий мужик. Он пытался изнутри попасть руками в рукава парки. — Чо бормочет-то?

— Чукчи, говорит, на их улус набежали. Оленей всех отогнали, а людишек побили.

— Опять?! С-суки…

— Ыван, Ыван, у русский царь сильный люди! — взмолился гость. — Русский коряка помогать, от чукча охранять надо!

— Чего-о?!

— Ты говорить так! Твой началник говорить так! Коряка русский царь ясак давать, русский царь коряка от чукча спасать!

— Ну, и где твой ясак? — усмехнулся Иван. — Подарки где?

— Щас нет, тот зима давать, еще зима давать — всегда давать! — убежденно заявил туземец. — Этот зима чукчи ходи, коряка бей. Русский бежать за чукча быстро надо, наш олень назад брать!

— Слышь, Савелий, — обернулся Иван к десятнику, — желает, чтобы мы тех чукчей догнали и оленей ихних отбили. В морду дать?

— Погодь, он в своем праве, — недовольно буркнул десятник. — Уговор такой, кажись, был. Ты ему по морде, а он к приказчику жалиться побежит — бешеной собаке двести верст не крюк, сам знаешь.

— Слышь ты, коряка, — обратился казак к гостю. — Давно ль те чукчи до вас были? Много их?

— Два рука день! Два рука день! Сильно много!

— И-и, мила-ай! — с явным облегчением протянул десятник. — Где ж теперь те чукчи?! Что-то долго ты к нам ехал! Чо раныпе-то думал?

— Один рука день свой олень тундра искал. Находить нет — всех чукча гнать. Только мертвый находить. Потом рука день сюда ехать…

— Вот! — поучительным тоном заявил десятник. — Сам виноват! Надо было сразу к нам ехать. Как мы теперь их догоним?! Пока до улуса твоего доберемся, они уж, считай, две седьмицы в пути будут. Уже до Чукотского носу дойдут!

— Олень стадо большой, — пролепетал гость, — ходи тихо совсем…

— Сказано тебе, сам виноват!! — рявкнул Иван. — Проваливай отсюда! След год мехов вдвойне привезешь, сука!

— Пойду в избу, пожалуй, — поежился десятник, — чтой-то мне знобко. Гони их на хрен, Иван.

— Ыван, Ыван, — совсем скукожился пострадавший, — гони надо нет…

— Ну, что еще?!

— Ыван, Чипат еда совсем нет. Чипат люди совсем голодный сидеть.

— Ага, не всю родню, значит, чукчи побили! — оскалил желтые зубы казак.

— Люди мало-мало есть, еда совсем нет. Скоро старый ремень варить, сухой кости камень бить. Помирать совсем люди.

— И чо?

— Дай еда, Ыван… Мало-мало дай! Лед река ломать рыба ловить скоро нет. Дай еда, Ыван, помирать люди!

— Бля, да где ж я те возьму?! — всерьез начал злиться служилый. — Самим бы до рыбы дожить! У тебя два оленя осталось — вот и жри их!

— Чипат ничего нет совсем, — не отставал туземец. — Долг дай!

— Какой на хрен долг?! Ты ж сто лет теперь не отдашь! Уйди с глаз долой — не зли меня!

— Злить русский нет… Совсем нет… — Казалось, пожилой коряк сейчас расплачется как ребенок. — Ыван, возьми мой жена, сын мой возьми, мало-мало еда дай. Молодой жена, красивый жена!

— Жена? — слабо заинтересовался служилый. — Ну, покаж свою жену… Эта что ль? Да она молодой была, когда я сам титьку сосал! Погодь-ка… — Он скинул с головы женщины меховой капюшон. — Марька?!

— Это я, Ванья, — тихо ответила женщина.

— Ни хрена ж себе! Ты с какого перепугу средь коряк оказалась?

— В доме голодно было. Меня в жены отдали… за три оленя.

— Ну-ну… А это — ребятенок твой?

— Твой, Ванья, — с надеждой сказала ительменка. — Митрий зовут — забыл разве?

— Да брось ты! — отмахнулся казак. — Мало ль ты с тех пор нарожала! Хотя, кажись, годами подходит… А ну подь суды, малой!

Мальчишка подошел и встал, затравленно глядя на чужака из-под собачьего меха, которым был оторочен капюшон его парки. Лицо его было в грязных разводах, из носа свисала сопля.

— Здоров, пожалуй, для моего-та, — рассмеялся Иван. — Да и ликом темен — как есть коряка иль камчадал! Ты, баба, сказки-то мне не рассказывай! Ладно уж, дам я вам юколы вязку…

— Ты хорошо смотри, Ванья! — взмолилась женщина и стянула капюшон с головы мальчишки. — Хорошо смотри!

— Ишь ты! — удивился служилый. — Да он у тя, кажись, белобрысый! Эт хто ж тя таким обрюхатил, а?

— Ты…

— Ага! — кивнул служилый. — Окромя меня на Камчатке и русских не имеется, да? Сказал же, дам малость юколы, отстань только!

Иван повернулся, собираясь идти к избе, но задержался, присел на корточки перед мальчишкой:

— У-у ты какой! — И шутливо ткнул его кулаком в живот.

Тот молча согнулся, отступил на шаг, злобно глянул на казака и вдруг… И вдруг с коротким воплем кинулся на обидчика, норовя попасть кулачками по лицу.

Он тут же полетел спиной на снег, а Иван поднялся на ноги и удивленно покачал головой:

— Экий звереныш у тя рас…

Он и договорить не успел, как мальчишка снова был на ногах. И снова кинулся в атаку!

Иван едва успел прикрыть пах от его кулаков, а потом схватил мальчишку за загривок, чуть приподнял, встряхнул и сунул головой в снег рядом с нартой: