Проверяя «закладку» я дошел до стены, на которой висел электрический распределитель или пульт, не знаю, как его правильно назвать, к которому вели провода от странного металлизированного коврика. Понять для каких целей он тут висит, я сразу не смог.

На его панель были обычные измерительные приборы, вольтметр и амперметр, кроме них, внизу, находилось несколько тумблеров, опушенные в положение «выключено». Никаких надписей возле них не оказалось.

У меня в легких опять заканчивался воздух, я повернулся, чтобы вернуться наверх, и сам не могу понять для чего, скорее всего, машинально, поднял ручку рубильника силового автомата…

Внутри ящика что-то резко щелкнуло, ожили приборы, а под потолком вспыхнули яркие лампочки. И тотчас где-то, мне показалось близко за стеной, сыто загудела мощная машина. Уже задыхаясь, я бросился наверх. И в самом подполье, и во всем доме стало светло как днем. Откуда появилось электричество, мне сразу стало понятно, я включил спрятанный генератор. Было непонятно другое, откуда он взялся в подвале!

Отдышавшись, я вернулся в подполье и сразу почувствовал в нем движение воздуха. Видимо, вместе с электричеством включилась вентиляция. Я щелкнул зажигалкой. Она без проблем зажглась, разве что язычок нервно трепетал от сильного воздушного потока. Я рискнул и вдохнул воздух. Он ничем не отличался от того, который был наверху в доме.

При нормальном электрическом освещении и подполье, и сам подвал выглядели совершенно буднично. Я осмотрелся, отдышался и вернул свою нервную систему в нормальное «замедленное» состояние. Органы чувств человека не приспособлены к запредельным скоростям и когда я вынуждаю себя взвинчиваться, все окружающее воспринимается не совсем адекватно. Теперь же можно было продолжить исследование без лишнего адреналина в крови и ненужной спешки.

…Сооружение был капитальное, с впечатляющим размером, порядка шестидесяти квадратных метров. У подвала были мощные бетонные стены и потолок, как уже говорил, генератор и принудительная вентиляция. Но самым удивительно был другое, я не мог представить, каким образом его сумели тайно построить и так затарить в деревне, где ничего не возможно скрыть, и люди все видят и знают друг о друге!

Оставив досужие домыслы на потом, я продолжил осматривать «стратегические» запасы. На следующем стеллаже оказались «промышленные товары». Там навалом лежали штуки дешевого сатина и плохого ситца, коробки с брезентовыми рабочими рукавицами, телогрейки и спецодежда. Кроме того, как несложно догадаться, здесь же хранилась кирзовые сапоги, валенки, даже резиновые калоши…

Я подумал, что тут было все, чем мог разжиться и что сумел украсть старик Козлов. По всем признакам, тайное подземелье было хранилищем его богатств.

Обнаружив интригующие двери и отыскав у покойной старухи ключ, любознательные милиционеры роковым образом ошиблись и погибли совершенно зря. Ни кладов, ни сокровищ, тут не оказалось. Все что рачительные хозяева собирали и копили десятилетьями, теперь не стоило ровным счетом ни гроша. Еда была просрочено, ткани, обувь и рабочая одежда годилась разве что для большого костра.

Мне быстро надоело осматривать товары развитого социализма и потянуло на свежий воздух. Я совсем, было, собрался уйти, но в последний момент заинтересовался объемным ящиком на следующем стеллаже. Не столько из любопытства, сколько ради чистоты эксперимента, я снял с него крышку. Там под слоем соломы оказались иконы! Я вынул верхнюю, потемневшую от времени доску с темным, неясным ликом какого-то святого. Не нужно было быть специалистом в иконописи, что бы понять — икона очень старая. Доску почернило, отполировало и облагородило время. Осмотрев раритет со всех сторон, я отложил его в сторону и вынул следующий. Эта оказалась в богатом серебряном окладе и выглядела чуть свежее, на ней еще можно было различить лик Богородицы.

Видимо, запасливые Козловы тащили в свои закрома не только брезентовые рукавицы, но и все что подвернется под руку. Прикинув, сколько икон может поместиться в этом здоровенном ящике, я даже присвистнул от восхищения. По нашим временам тут хранилось целое состояние. Похоже, партийный активист Емельян Акимович Козлов во время борьбы с религией грабил церкви или, напротив, спасал от поругания национальное достояние!

Мне стало любопытно, чем еще сумел поживиться предприимчивый строитель нового мира и я перешел к следующему, последнему стеллажу. Там в двух дощатых ящиках хранилось окаменевшее от времени хозяйственное мыло. Еще на стеллаже лежали несколько рулонов, завернутые в пожелтевшую от времени полиэтиленовую пленку. Они меня не заинтересовали, в отличие от здоровенного конторского сейфа с облупленной краской под «мореный дуб». Такие монстры когда-то украшали кабинеты председателей колхозов и чиновников среднего звена. В замочной скважине даже торчал ключ, словно предлагая всем желающим полюбопытствовать его содержимым.

Он, оказался снабжен ловушкой для идиотов. К ручке была привязана бечевка, соединенная с кольцом гранаты времен отечественной войны. Видимо, предполагалось, что как только грабитель повернет ручку, то бечевка намотается на стержень, выдернет кольцо и граната взорвется!

С гранатами я имел дело, когда служил в армии и знал, как с ним обращаться. Безо всяких предосторожностей, отвязал от кольца бечевку, и положил гранату в карман. Теперь можно было попытаться открыть сейф, но я вовремя вспомнил об отравляющем газе и на всякий случай осмотрел его со всех сторон. И оказалось не напрасно. К задней стороне был присоединен одножильный электрический провод. Я увидел, что он подключен к электрической фазе. В подвале с сырым бетонным полом, взявшись за стальную ручку, грабитель должен был замкнуть собой цепь и получить смертельный удар тока!

Отдавая должное предусмотрительности Козловых, я отсоединил проводник от сейфа и только после этого отпер замок и повернул ручку. Толстенная дверца со скрипом открылась…

Что я предполагал увидеть? Затрудняюсь ответить. Однако в сейфе лежало именно то, что обычно в них хранят — деньги. На первый взгляд их было очень много. Все три полки заполнили пачки купюр. Я наугад вытащил с верхней полки толстую пачку, и оказалось, что это не старые советские деньги, скопленные покойным Козловым, а новая европейская валюта. Пачка оказались из купюр номиналом в сто евро…

Глава 4

Есть люди, бескорыстно любящие деньги, для которых они самоцель. Они наслаждаются их упоительным хрустом и копят, копят, боясь потратить даже копейку. Но такие встречаются не часто. Для большинства из нас деньги средство для лучшей, комфортной жизни. Я же принадлежу к уродливому меньшинству, которое к ним равнодушно. Так сложилась жизнь, что деньги никогда ничего в моей судьбе не определяли. Когда я был маленьким, у нас в семье их просто не было. Те гроши, что мать получала в колхозе на трудодни, у нее там же отбирали за налоги и на государственные займы. Даже праздничный рубль, которым родители одаривали большинство детей на Первомай и день Великого Октября, рубль, на который в Сельпо можно было купить сто граммов карамелек-подушечек с замечательно сладким повидлом внутри, был для меня недоступен. То же было и в ремесленном училище, куда я попал после окончания семилетки. Мы учащиеся жили на всем готовом и денег в глаза не видели. После ремеслухи в моей жизни попеременно были рабочее общежитие, армия, голодные студенческие годы, нищенское существование советского аспиранта…

Люди привыкают ко всему. Отсутствие денег я принимал, как данность и не связывал с их наличием ни радости жизни, ни ее успехи. Так же сложилось и после того, когда кандидатом наук и молодым мужем я начал работать в научно-исследовательском институте. В нашей семье жена ввела четкое разделение обязанностей: муж деньги зарабатывает, жена занимается покупками. В этом был определенное удобство, мне можно было не ходить по магазинам…

И теперь, когда стоило только протянуть руку и завладеть всем этим богатством, я испытал не радость, а тревогу…

Не стану лукавить, вид такого внушительного количества «живых» денег произвел сильное впечатление. Как бы я далеко ни стоял от сферы потребления, представить, сколько удовольствий можно получить за подобную кучу рисованной бумаги, был в состоянии. Будь эти деньги моими, я бы мог создать и оснастить свою лабораторию самыми лучшими приборами, пригласить первоклассных помощников! От такой замечательной перспективы у меня потеплело в груди и чаще забилось сердце. Стоило только протянуть руку…

Но я руку не протянул, потому что вовремя вспомнил, что люди, положившие их сюда, явно не законопослушные граждане, утаившие от жены скромную заначку. И те, кто умеет добывать деньги в таких количествах, обычно умеют их хранить. И теперь, если я даже к ним не притронусь, автоматически становлюсь нежелательным, представляющим опасность свидетелем. И меня будут пытаться устранить любыми путями, не останавливаясь ни перед чем. А чувствовать за спиной скрытую угрозу самое комфортное положение.

Скажу честно, в ту минуту никакого страха за себя я не испытал. С моими теперешними возможностями для простых бандитов я почти неуязвим. Другое дело профессиональные убийцы. Но в любом случае не хотелось тратить время на всякие уголовные глупости. К тому же подобные противостояния зачастую заканчивается жертвами, а по моему твердому разумению, никакие деньги не стоят человеческой жизни, даже самой никчемной. А свою жизнь я никчемной не считаю.

Итак, повертев в реке пачку евро, я положил ее на место, взамен вытащил упаковку с рублями и отсчитал десять тысячных купюр на похороны Ксении Емельяновны. После чего запер сейф, спрятал под дальний стеллаж ключ и, прихватив как сувенир раритетную ручную гранату, пошел к выходу «заметая следы» своего пребывания в подвале. Я выключил электрический генератор, закрыл обе входные двери и даже замаскировал вход старыми досками, которые нашел тут же в подполье.

Предпринял я эти меры, не только ради собственной безопасности, но и для того, чтобы местные власти, если сумею сюда добраться, не растащили по своим особнякам собрание старинных икон.

Далее нужно было позаботиться о сохранности тайны подвала, а для этого инсценировать картину внезапной смерти милиционеров. Им было все равно, а следствию еще предстояло определить причину гибели своих сотрудников. Я решил не заморачиваться и оформить все просто, без затей. Прикрыл печную заслонку, создавая видимость того, что они угорели. Затем к остаткам трапезы почтальона добавил пустой стакан. Получилось, как мне казалось, правдоподобная ситуация: ребята немного выпили, задремали, хозяйка раньше времени закрыла заслонку, и вся компания отравилась угарным газом.

Понятно, что настоящее, вдумчивое следствие легко сможет определить, что все это липа, но откуда ему тут было взяться?

На этом мои черные дела завершились, и я вернулся к себе. О собаке вспомнил только когда вошел в дом. Пудель был не в претензии, похоже, бедолага так намучился за время скитаний, что спал как убитый и лишь когда я заглянул к нему за печь, приподнял голову и вяло махнул хвостом. Я не стал ему мешать и тоже лег спать.

Ночь прошла спокойно, мы оба выспались и утром, прихватив с собой пса, я отправился кормить осиротевшую живность. Собака повеселела и выглядела не такой удручающе замученной как вчера.

В усадьбе Козловой я первым делом накормил коз и кур, и для порядка заглянул в дом. В комнаты к покойникам я не заходил, не то, что чего-то боялся, просто не видел в том нужды. Но сделать мне это все-таки пришлось. Когда я уже собрался уходить, в зале запиликал электронный зуммер. В мертвом доме звук получился жутковатым, но я сразу понял, что у кого-то из покойных милиционеров звонит телефон.

Оказалось, что телефон лежит во внутреннем кармане куртки капитана, но пока я его вытаскивал, вызов прервался. То, что вдруг нашлась связь, упрощало мне жизнь, теперь о несчастном случае можно было сообщить, не совершая многокилометровую пешую прогулку до районного центра.

Я посмотрел пропущенные вызовы. Капитану несколько раз звонила какая-то Рая, скорее всего, жена. Брать на себя миссию вестника печали мне не хотелось, потому я полистал записную книжку и остановился на телефоне «дежурка», полагая, что имеется в виду дежурный по отделению милиции, в котором служил капитан.

Трубку поднял дежурный и, ничего не слушая, сразу же набросился на покойного капитана. Попробую перевести на пристойный русский язык его критические замечания:

— Где же ты, дорогой товарищ, пропадаешь вторые сутки! Твоя очень умная и заботливая супруга уже окончательно изнурила меня своими сексуальными домогательствами. Наше безнравственное, легкодоступное начальство, собирается вступить с тобой в противоестественные половые отношения и обещает вывернуть тебе наизнанку все внутренние органы …

Я с трудом дождался, когда у темпераментного дежурного в легких кончится воздух, и пока он запасался новым, успел вклиниться в монолог:

— Простите, это милиция? — вежливо, спросил я.

— Чего? — после долгой паузы, сказал он.

— Это милиция? — повторил я.

— Рыжов, ты чего выделываешься? — неуверенно спросил он, видимо уже сомневаясь, с капитаном ли говорит. — Твой телефон определился!

— Это не Рыжов, просто, я звоню с его трубки! — объяснил я.

— Так бы сразу и сказал, а то попусту мозги компостируешь! — опять начал набирать обороты дежурный. — Дай трубку тому придурку, его начальство обыскалось, и Райка волну гонит!

— Он не может подойти, он угорел!

— Что, значит, угорел, он всегда угорелый! — взвился дежурный. — Водки нужно меньше жрать!

— Говорю же, капитан подойти не может! Он угорел до смерти!

— Не фига себе! — восхитился дежурный. — Так нажрался, что…

— Не нажрался, а умер! — не выдержал я собственных намеков и околичностей.

— То есть, в каком это смысле, умер?

— В прямом. Лежит на полу мертвый и холодный!

— Где лежит? — растерялся дежурный.

— У нас в деревне, в Перловке.

— В какой еще Перловке? — машинально переспросил он. — Чего ему там понадобилось? А сержант?

— Оба угорели, вместе с хозяйкой, — терпеливо объяснил я.

— Ты это серьезно? — совсем по-другому, чем раньше, человеческим голосом спросил он.

— Да, они вчера в деревню приехали. У них машина в грязи застряла, вот они и пошли ночевать к старухе Козловой, — до схематизма упростил я ситуацию. — Я сейчас к ней зашел, а они все трое мертвые…

Дежурный только крякнул и тихо выругался. Я терпеливо ждал, пока он переварит трагическую весть.

— А они точно мертвые? — наконец спросил он. — Может, все-таки, пьяные?

— Нет, не дышат, нет пульса и холодные, — твердо сказал я. — Я пытался сделать искусственное дыхание, но все попусту.

— Ладно, ты подожди на телефоне, я доложу начальству, — скорбно вздохнув, попросил он.

— Не могу, у трубки заряд кончается, а у нас тут электричества нет. Лучше сами перезвоните, — сказал я и отключился.

Я вышел на крыльцо и окликнул собаку.

— Ну вот, пес, скоро у нас будет много гостей. Может быть, что-то выяснится о твоих старых хозяевах.

Сообщение его не заинтересовало. Впрочем, в этот момент зазвонил телефон, и я отвлекся от собаки на разговор с дежурным. Тот передал распоряжение полковника ничего в доме не трогать, охранять место происшествия и ждать, когда приедет следственная группа.

Неведомый полковник бы мне не указ, но в страну возвращались суровые времена твердого порядка. Благодаря усилиям демократично выбранной легитимно власти, выстраивалась жесткая вертикаль власти, своим острым концом упирающаяся в темечко рядовым гражданам, и спорить с представителем силового ведомства я не решился. За последние годы у нас сформировались новые политические и экономические элиты, намеренные всеми силами и средствами защищать от новых грабителей то, что успели награбить сами, а потому, к радости и удовольствию нас простых россиян, отечественные чиновники получали все больше власти и полномочий.

Понятно, что я не встал бессменным часовым перед домом покойной Козловой, просто прикрыл входную дверь, и отправился к себе. Вольная жизнь на лоне отечественной природы требует довольно много усилий, иногда мне кажется, что главное в ней не радость созерцания пасторальных ландшафтов, а суровая борьба за существование.

Короче говоря, я занялся своими делами, затопил печку, начал готовит обед, и едва не прозевал приезда милиции. Появились она неожиданно быстро. Видно, когда дело касается своих сотрудников, у нее существуют другие, улучшенные нормативы работы. Главным оказался майор, судя по голосу, тот самый дежурный, с которым я разговаривал по телефону. Две машины, на которых приехали милиционеры, УАЗик и труповозка, как давеча машина капитана, забуксовали все в той же непролазной грязи, но теперь народа было больше, и их без труда вытолкали на твердое место.

— Это ты мне звонил? — спросил майор, когда я подошел к месту переправы.

Я согласно, кивнул.

— Надо же какое несчастье, — грустно сказал он, — лучшие уходят первыми!

— Да, это уж как водится, — из вежливости согласился я.

— Это наш дознаватель, — продолжил майор и указал на незначительного молодого человека в штатской одежде, рассеяно оглядывающего осенние просторы родной земли.

Тот отвлекся от созерцания природы, равнодушно посмотрел на меня и перевел взгляд на собаку. Я невольно проследил за ним и удивился. Мой королевский пудель преобразился. Он стоял, понуро опустив голову, и теперь походил не на породистую собаку, а на обычную, лохматую деревенскую дворнягу.

— Собака не кусается? — не пожелав представиться, с опаской спросил дознаватель.

— Нет, — ответил я, хотя ничего о характере пса не знал. — Своих не трогает.

— А она разбирается кто свои, кто чужие? — продолжил допрос дознаватель.

— А как же, свои — хорошие, чужие — плохие.

— Показывай, где они, — посчитав ритуал знакомства состоявшимся, перебил наш разговор майор.

— Вот тот большой дом под железной крышей, — указал я. — Вы поезжайте, а мы с собакой дойдем пешком.

Когда мы с пуделем подошли к дому Козловой, майор с дознавателем уже были внутри, а рядовые сотрудники стояли кучкой и курили.

— Леху жалко, — сетовал румяный парень, с простым, наивным лицом, — после армии даже погулять не успел. Капитан Рыжов хоть в годах, ему, поди, за тридцать. А Леха и жизни, считай, не видел.

Разговор, как водится при таких печальных обстоятельствах, шел о вечном, о жизни и смерти. Я стоял в стороне, слушал досужие разговоры и наблюдал, как пудель ходит кругами вокруг милиционеров. Вел он себя бесцеремонно, подходил к каждому вплотную, тщательно обнюхивал и переходил к следующему. Милиционеры этого словно, не замечали. Мне стало интересно, и я спросил:

— Ребята, вам собака не мешает?

— Да нет, все путем, не бери в голову, — мельком посмотрев на меня, ответил краснощекий младший сержант и отвернулся к товарищам.

Теперь уже я удивился, не поняв, что он имеет в виду, но больше ничего спрашивать не стал, там более, на крыльце появился майор и попросил подойти. Я вошел во двор, он спустился с крыльца, и разговаривали мы, можно сказать, на одном уровне.