Сергей Шхиян

Самурай

Глава 1

Всю ночь шел теплый летний дождь. К утру облака разогнал холодный восточный ветер и над землей поднялся густой туман. Они ехали, не превышая скорости, с включенными противотуманными фарами. Их было трое в машине, двое живых и один мертвый. Но его можно было не считать. На случай, если в машину заглянет какой-нибудь любопытный гаишник, покойника посадили на заднее сидение, закрепили ремнем и закрыли плащом. Его голова свешивалась на груди и, на первый взгляд, он выглядел не мертвецом, а спящим человеком.

Туман все сгущался. Теперь дорогу было видно метров на сто, но когда машина спустилась в ложбину, он загустел, словно прилип к ветровому стеклу. Сидевший за рулем Головин сбросил скорость и теперь ехал совсем медленно. Дорога была разбита до предела, машину трясло на плохих амортизаторах, и труп постоянно норовил завалиться на бок. Коконов его в шутку ругал, поворачивался на переднем сидение и усаживал его прямо.

— Уважаю я нашу страну, есть в ней какая-то спокойность и ширь, — от нечего делать рассуждал он. — Мне, к примеру, никакая Африка и даром не нужна. А ты, Голова, хотел бы жить в Африке?

Коконов был большим любителем пустопорожней болтовни и широких обобщений. Не дожидаясь реакции спутника, он продолжал:

— Вот ты, Голова, городской житель, тебе настоящего русского ландшафта не понять! А вот я на все школьные каникулы ездил к бабке в деревню, потому научился ценить лоно нашей природы.

Головина подмывало уточнить, сколько таких каникул было в жизни у Кокона, трое или четверо, но он побоялся вступать в спор с болтливым напарником и промолчал. На душе у него было муторно. Задание, которое они выполняли, ему очень не нравилось.

— Лично я жмуриков не уважаю, — продолжил болтать Коконов, которому было все равно, о чем говорить. Он очередной раз повернулся назад, чтобы поправить завалившееся тело, и обижено спросил:

— Вот чего он все время валится? Сидел бы как нормальный пацан! — добавил он, сам засмеялся своей шутке и тут же поменял тему разговора. — Ты как думаешь, есть тот свет или нет?

— Заткнись, Кокон, — не удержавшись, взмолился Головин и поежился, — что ты все буровишь? И без тебя тошно!

Обсуждать загробное царство при мертвом человеке ему очень не хотелось.

— Ты думаешь, он с того света нас слышит? — продолжил трепаться напарник. — Интересно, что он про нас думает?

— Откуда я знаю, — рассердился Головин, — что ты все болтаешь! И без тебя голова пухнет!

— Чего ты. Голова, сегодня такой нервный? Большое дело, дохляка закопать. Интересно, кто он такой?

Головину тоже было интересно, кого они везут в машине. Любопытство вызвало уже то, что их шеф Ленька Карась, поручил им увезти тело от Москвы не меньше чем за пятьдесят километров и зарыть в безлюдном месте. Головину было непонятно, зачем нужно рисковать, везти убитого так далеко, когда трупп можно было без проблем утопить в реке или зарыть на любой городской свалке. Возить покойников всегда опасно, мало ли как выпадут карты, любая дорожная проверка может кончиться большими неприятностями. Понятно, что от большинства гаишников можно откупиться, но за провоз трупа мало не возьмут, а платить Головин не любил.

Впрочем, бандиты не преминули подстраховаться, водрузили на багажник потрепанной «Волги» облезлый буфет, чтобы выглядеть обычным дачником, свозящим старую мебель на свои шесть соток. Это самый лучшим способ маскировки. Гаишники такие машины игнорируют. Ход оказался оправданным, и они пока ехали без осложнений.

— Здорово его уделали, — продолжал разглагольствовать Коконов, опять выравнивая убитого, — по виду-то мужикто здоровый, видать сильно брыкался.

— Кокон, ты меня достал! — не выдержав, закричал на напарника водитель. — Что ты все время болтаешь, лучше музыку слушай!

Головин включил на полную громкость магнитофон, пытаясь заглушить говорливого товарища. Того ни окрик ни музыка не смутили, и он по привычке продолжал что-то оживленно рассказывать, пытаясь жестикуляцией привлечь к себе внимание. Головин упорно смотрел на дорогу и никак на него не реагировал. Наконец ему приглянулось подходящее место, болотистая низина заросшая густым кустарником, куда ни местным жителям, ни грибникам забредать не было никакого резона.

— Здесь, — сказал Головин и съехал на обочину.

Коконов опустил стекло и высунул голову наружу. Ему в отличие от напарника место не понравилось, он выключил магнитофон и недовольно сказал:

— Ты чё, как мы его здесь будем тащить? Я же весь уделаюсь!

— Карась велел закопать в таком месте, чтобы никакая падла на него не наткнулась, — популярно объяснил Головин.

— Он много чего велит! Говорил я тебе, сбросим этого козла в реку и все дела. А теперь мудохайся, таскай его по кушерям! Давай еще поездим, мне тут не нравится.

— Здесь лучше всего. Вылезай, — твердо сказал Головин и заглушил двигатель.

Коконов, недовольно ворча, послушался. Они вышли из салона, открыли заднюю дверцу и вытащили тело. Мертвец был крупным мускулистым мужчиной и таскать его было тяжело. Парни сначала уложили труп на асфальт, потом взяли так, чтобы удобнее было нести и, понукая друг друга, поволокли вглубь леса.

— Тяжелый холера! — пожаловался Коконов, опуская убитого на траву. — Голова, а почему покойники всегда такие тяжелые?

— Почем я знаю, я тебе что доктор? И кончай гнать, ты меня уже достал! Вали за лопатой.

— Это грубо и не по-европейски, — произнес Коконов свою извечную, всем надоевшую присказку.

С сожалением, оглядев свою городскую одежду, он отправился назад к машине. Головин, оставшись один, отошел на несколько шагов и осмотрелся. Место для тайных похорон он выбрал удачное. Между кустарником и плотно стоящими молодыми деревцами подлеска росла высокая трава. Место было сырое, значит, легко будет копать. Он подумал, что вряд ли найдется чудак, который пролезет сюда сквозь колючий заслон кустарника. Даже вездесущим грибникам здесь делать было абсолютно нечего.

Головин закурил сигарету. Не успел он сделать несколько затяжек, как появился Кокон с маленькой складной саперной лопаткой.

— Это что? — зло спросил Головин, с отвращением глядя на коллегу.

— Чего, «это что»? — не понял тот.

— Что это за лопата?!

— Лопата, как лопата, какая тебе еще нужна? — ответил тот, уже сам, начиная понимать, что с инструментом он немного промахнулся.

— Я тебе сказал, возьми две нормальные штыковые лопаты, а ты что взял? — свирепея от тупости товарища, резко, спросил он.

— Что было, то и взял, у меня, что хозяйственный магазин?! — закричал Коконов, распаляя себя чувством собственной вины.

— Как ты этим уродством могилу выроешь?

— Подумаешь, делов! Это ты белоручка! Что-что, а землю я копать умею! Я бабке всегда огород копал.

— Твое дело, копай, только быстро! — обреченно сказал Головин, в сердцах плюнул в сторону и присел на старый, полусгнивший ствол дерева.

Свою ошибку Коконов окончательно осознал после первых пяти минут работы. Тупая, из тонкой жести лопатка никак не подходила для масштабной работы могилокопательства, тем более что Кокон был ленив, и руки ему от природы достались корявые. Он почти двадцать минут потратил только на то, чтобы подрубить и убрать дерн. Дальше пошли переплетенные корни кустарника, и работа практически остановилась. Однако Коконов ошибок своих признавать не умел и, на чистом глазу, предложил товарищу:

— Слышь, Голова, чего мы будем зря уродоваться, давай этого, — он кивнул на тело, — прикроем травкой и фиг с ним. Кому он нужен, пусть его птички и ежики кушают!

— Копай, тормоз, иначе я тебя Карасю заложу, будешь с ним сам разбираться! — свирепо бросил Головин.

Коконов обиделся и несколько минут ожесточенно работал, потом бросил лопатку на землю и полез в карман за сигаретами.

— Нет, ты, Голова, не прав! Ты балдеешь, а я один пашу как прокаженный. Давай копать вместе, а то мы так и до обеда не управимся.

Как и многие люди, Коконов свою вину охотно распределял на окружающих и был искренне обижен на ленивого товарища. Голованов выругался, встал на колени, начал ожесточённо рубить корни. Однако и в четыре руки работа продвигалась слишком медленно. Впрочем, она вскоре окончательно застопорилась. Кокон, копая в свою очередь яму, умудрился поломать лопатку.

— Ну, вот, так я и знал, — огорчился он, рассматривая треснувшую жестянку. — Говорил же тебе… — сказал он, отбрасывая в сторону сломанный инструмент. — А ты все куда-то спешишь…

Головин только скрипнул зубами и решил:

— Ладно, давай закапывать, как есть.

Спорить было не о чем, Головин взял тело за плечи. Коконов за ноги и они уложили труп в едва наметившуюся могилу.

— Ну, вот, все путем! — довольный результатами тяжких трудов воскликнул Коконов.

Кое-как заложили тело дерном, они вернулись к дороге и сели в машину.

— Эх, нужно было его обшмонать, — запоздало вспомнил Головин, — вдруг в карманах осталось что-нибудь ценное.

— Его и без нас, поди, сто раз шмонали. Поехали скорей, смотри, как я уделался, — пожаловался Коконов, очищая ладонями грязные колени.

— Нужно позвонить Карасю, — не обращая внимания на страдающего товарища, сказал Головин.

— Тебе надо ты и звони, — огрызнулся Коконов, со скорбным видом рассматривая испорченные брюки.

Однако сразу доложить о проделанной работе им не удалось, телефон оказался вне зоны сети, и вызов прошел только тогда, когда они подъехали к какому-то поселку. Головин коротко сообщил, что поставленная задача выполнена и никаких внештатных ситуаций не возникло.

— Хорошо спрятали, без халтуры? — спросил Карась.

— Обижаешь, все путем, — соврал он. — Все как ты велел.

— Вы сейчас где?

— Здесь рядом какой-то поселок, вроде, Осташков.

— Хорошо, гони на Минское шоссе, найди какой-нибудь тихий проселок, сверните на него и перезвони, — велел Карась.

— Зачем?

— Я за вами подъеду, сам, что ли не понимаешь!

Головин ничего не понял, но раздражать вспыльчивого Карася вопросами не рискнул.

— Карась велел ждать его на какой-нибудь тихой дороге, — сказал он товарищу.

— На фига? — равнодушно спросил тот.

— Не знаю, не нравится мне все это.

— Может проверить хочет, как мы жмурика зарыли? — встревожился Коконов.

— Скорее всего, от этой тачки хочет избавиться. Крутит он что-то, — подсознательно испытывая чувство тревоги, сказал Головин.

— Ладно тебе, дело сделали и ладно. Ты лучше посмотри, как я фирменные штаны уделал, интересно, в химчистке траву отчистят?

Головина штаны товарища не интересовали, и он не ответил. Туман уже рассеялся, и он прибавил скорость. День был будничный, и машин на Минском шоссе было мало. Он приметил подходящий проселок и свернул. Метров через триста после лесополосы началось поле, и они остановились.

— Карась, мы на месте, — доложил Головин.

— Место тихое? — спросил тот.

— Да, здесь какое-то поле.

— Люди, селения в окрестности есть?

— Нет. Ты же сказал…

— Хорошо ждите, скоро буду. Где вы свернули?

Головин назвал километр Минского шоссе и указатель поворота.

— Найду, — пообещал Карась и отключился.

— Что он гонит? — спросил Коконов, поворачиваясь к товарищу.

— Велел ждать.

— Я бы пивка выпил, у тебя с собой ничего нет?

— Нет.

— Уважая я пиво, — начал новую тему Коконов.

Головин, чтобы его не слушать, вылез из салона и подошел к краю пшеничного поля. Колосья уже начали желтеть. Он равнодушно посмотрел на народное богатство. Никакой генетической ностальгии вызревший хлеб у него не вызвал.

На душе было отчего-то муторно. Никогда раньше таких мер безопасности шеф не предпринимал. Тревожило и то, что труп они зарыли халтурно: близко от дороги и мелко, так что его вполне смогут обнаружить по запаху. Чем для них может кончиться, если у Карася возникнут проблемы, он представлял вполне реально.

Головин вернулся к машине и сел на свое место. Коконов пил из горлышка водку.

— Будешь? — спросил он напарника.

— Давай, — согласился тот.

Они ждали Карасева, по очереди прикладываясь к бутылке. Время тянулось медленно. Коконов от нечего делать принялся рассказывать о своей бабке. Было, похоже, что бабку он любил.

— Куда Карась запропастился? — риторически спросил Головин, когда ему надоело слушать косноязычного товарища. — Что нам здесь до вечера сидеть!

— Может, в пробку попал, — резонно предположил тот и радостно воскликнул. — Вон он, едет!

Действительно со стороны главной дороги показалась знакомая серебристая «Ауди». Карасев подъехал, остановил машину почти дверца в дверцу и сделал знак, чтобы они оставались в салоне. Он вылез сам, подошел к открытому окну со стороны Головина.

— Карась, что за дела? — недовольно спросил Коконов.

— У вас все нормально? — не ответив, спросил начальник.

— Ну, — междометием подтвердил Головин. — Ты зачем нас сюда загнал?

— Так надо, — сказал Карасев и, просунув в окно ствол пистолета с глушителем, прострелил товарищам головы. Те умерли, не успев ничего понять.

Сделав дело, Карасев подобрал с асфальта стреляные гильзы и положил их себе в карман. После этого, не глядя на погибших, обошел машину, открыл пробку бензобака, всунул в горловину, заранее приготовленную тряпку и поджег ее зажигалкой. Ему было немного жалко Головина, к которому он неплохо относился. Коконова Карасев не любил.

Глава 2

Он проснулся на койке с железной спинкой окрашенной белой масляной краской. Взгляд с трудом сфокусировался на жестяных украшениях кровати, почти скрытых под многослойной краской. Еще ничего не понимая, он поднял глаза и увидел давно не беленный шелушащийся, в сети трещин потолок. Голова была тяжелой, и казалось, внутри нее что-то болезненно тикает. Он попытался повернуться, чтобы осмотреться и застонал от боли.

— Очнулся? — то ли спросил, то ли констатировал незнакомый старческий дребезжащий голос.

Говорящего человека он не видел. Повернуться и посмотреть не рискнул, инстинктивно оберегая себя от боли.

— Где я? — собравшись с духом, спросил он едва слышным шепотом.

— В больнице, в травматологии, — откликнулся старик.

— Что со мной? — обдумав вопрос, прошептал он, чувствуя, как, наваливается слабость, и теряется нить разговора. Говорить и особенно думать было мучительно трудно.

— У вас черепно-мозговая травма, хорошо, что вы, наконец, очнулись, — ответил невидимый доброхот.

Что в этом хорошего, он не понял и опять едва не потерял сознание. В провале черного сна, ему было спокойно и, главное, совсем не больно. Он лежал, затаившись, пытаясь вспомнить, что с ним произошло.

— Как вы себя чувствуете? — участливо произнес тем же дребезжащим голосом невидимый человек.

— Спасибо, хорошо, — после долгой паузы, собравшись с силами, машинально ответил он. — Только очень болит голова.

— Скоро будет обход, у нас здесь очень хороший доктор. Он вам непременно поможет, — участливо сказал старик.

Докторами он не интересовался и что за обход не понял, просто закрыл глаза и попытался погрузиться в тишину. Однако спрятаться в беспамятство ему не удалось, помимо желания он слышал и понимал окружающие звуки. Судя по всему, в комнате, кроме них со стариком было еще несколько человек. Он услышал, как вскрикнул и забормотал что-то нечленораздельное ещё кто-то, с другой от него стороны. Заскрипела сетка кровати, и новый голос кому-то сказал: «Пойду, покурю». Тут же громко, так что отдалось в голове, о пол застучали шаги. Какое-то время было тихо, потом хлопнула дверь, и множество ног начали болезненно громко топать по гулкому полу.

— Доктор, он очнулся, и даже разговаривал, — сказал сосед.

— Вот и отлично, — отозвался новый голос, видимо, доктора. — Пришел в себя, значит выживет.

После этого разом заговорило сразу несколько человек, слушать всех одновременно было трудно, и он попросил:

— Тише, очень больно.

Голоса не утихли, но из них выделился один, доктора:

— Ничего, голубчик, скоро будет легче, — пообещал он.

Что было дальше, он не запомнил, мысли разлетелись, и в мире наступил относительный покой. К болезненной реальности, его вернула женщина. Она наклонилась над ним. Он смутно различил белый халат и полное, округлое лицо.

— Крючков, — повелительно произнесла она, — помоги повернуть жмурика.

Он не понял, кого она имеет в виду, но почувствовал, как его поворачивают на бок, и догадался, что «жмурик» — это он. Отстранение подумал, что жмуриками, в просторечье обычно называют покойников.

— Тяжелый, холера, — проворчал добродушный баритон.

— Придержи его, я укол сделаю, — почему-то раздраженно приказала женщина.

С него откинули одеяло и грубо стянули штаны, потом он почувствовал, что ягодицу трут чем-то холодным.

— Не вертись, — велела женщина, хотя он и не думал вертеться, и воткнула в него иглу. — Ну вот, делов-то, — договорила она. — Крючков, ложь его на место.

Его опять повернули на спину и накрыли одеялом. Он опять увидел все тот же потрескавшийся потолок.

— Как вы себя чувствуете? — поинтересовался дребезжащий голос. — Лучше?

— Да, — кратко ответил он.

Действительно, ему стало значительно легче.

— Вот и славно.

— Давно я здесь? — спросил он, пытаясь повернуть голову и, наконец, рассмотреть невидимого собеседника.

Из этого, впрочем, ничего не получилось. Шея не работала, и голова казалась слишком тяжелой.

— Уже с неделю, — ответил то. — Вы были без сознания.

— Что со мной?

— Я же говорил, у вас черепно-мозговая травма. Видимо вас очень сильно ударили по голове.

— Вы кто? — обдумав неприятное известие, спросил он.

— Тоже инвалид, мы здесь все пострадавшие.

— Я хочу пить.

— Крючков, — позвал сосед, — дай молодому человеку воды. Возьми мой стакан.

— Я вам, что, слуга двух господ? — откликнулся веселый баритон, но затопал по полу и шаги подошли к его кровати.

Он увидел наклонившегося Крючкова. У того оказалось заросшее рыжей щетиной лицо и веселые, глупые глаза.

— Пей, упокойник, — шутливо сказал он, поднимая ему голову и поднося к губам граненый стакан с водой.

— Мы где? — спросил он, как только оторвался от стакана.

— Тебе же, чудак-человек, было говорено, в больнице.

— В Склифе?

— В чем? — не понял Крючков.

— Какая это больница?

— Наша, Осташковская.

Он попытался понять, что значит «Осташковская», не смог и уточнил. — Может, Останкинская?

— Не, — сказал Крючков, — Останкино в Москве, а у нас Осташково.

— А это где?

— Как это где, в Осташкове, — удивленно, ответил тот.

— А Осташкове где?

— Это наш поселок и больница поселковая, — вмешался в разговор сосед с дребезжащим голосом.

— А как я сюда попал? — все-таки повернув он голову, чтобы, наконец, увидеть доброхотного человека, спросил он.

Сосед оказался очень пожилым человеком с бледным, интеллигентным лицом. На его голове красовалась толстая марлевая повязка, намотанная вроде индийского тюрбана.

— Я слышал, вас подобрали где-то возле шоссе, в тяжелом состоянии. Доктор буквально вытянул вас с того света. Вы что, совсем ничего не помните?

— Нет.

— Ничего страшного, придете в себя, вспомните. А пока давайте знакомиться, меня как и Пушкина зовут, Александром Сергеевичем.